Пиче-Кыс

Женщина явно не хотела отдавать бутылку. Она прижимала ее к себе и, пятясь к низкому заборчику, прятала голову от размашистых, но неточных, ударов мужчины. Тот пьяно злобился и старался стукнуть побольнее. Людей на улице у магазина было много, но проходившие мимо делали вид, что это их не касается, лишь мельком бросали взгляд и отворачивались.

Опершись на ступицу «66-го», я соскочил на землю и направился в магазин. Поднимаясь на крыльцо, почему-то снова посмотрел на воюющую из-за портвейна парочку. Женщина, отстраняясь от очередного удара, повернулась в мою сторону, что-то очень знакомое мелькнуло в ее лице, мои ноги сами остановились, и вдруг, из раскрывшейся памяти водопадом хлынули давно забытые образы, слова, звуки и запахи.

Схватив мужика за плечо, я развернул его к себе. Зарычав что-то нечленораздельное, он попытался замахнуться. Мужик был не сильно крепкий и, к тому же сильно пьян. После первого же удара сразу пошел винтом и проломил штакетник. Там он встал на четвереньки и стал нашаривать камень. После нескольких попаданий сапогом в голову, он упал на бок и закрыл ее руками, заскулил и что-то забормотал по-тувински извиняющимся голосом. Пнув его еще разок от души в спину, я повернулся и подошел к женщине.

– Здравствуй, Пиче-Кыс!– переводя дыхание и чувствуя разбитые костяшки на правой руке, спросил я. Остановившийся посмотреть народ начал расходиться.
– Здравствуйте, Дмитрий Борисович! – лицо ее было абсолютно бесстрастным, а взгляд сильно затуманен алкоголем.

– Ты давно вернулась?
– Зимой еще, – стояла она, как и раньше, очень прямо, прижимая к себе бутылку. Вблизи было отчетливо видно, что годы и, видимо, образ жизни не пощадили ее необычную красоту. И не было обычной улыбки на лице.

– Это – твой муж?
– Нет, муж дома. Пьяный.
– Залезай в кабину. Куда тебя отвезти?
– Я дойду. Тут недалеко.

– Пичи, у тебя кто-нибудь все равно отберет портвейн. Пошли, – я взял ее за руку и повел к машине. Она не сопротивлялась. Подсадив в кабину, я залез следом. Она объяснила, куда ей надо, туда мы и подъехали.
– Пока, Пиче-Кыс! У тебя все будет хорошо!
– Спасибо, Дмитрий Борисович. И Вам хорошо жить, – все же смогла улыбнуться она.
…
Первый секретарь райкома комсомола, молодой парень-тувинец в темном костюме со значком на лацкане и галстуке, был серьезен. Выслушав внимательно мою просьбу, он немного подумал и сказал, что, конечно, в такой ситуации надо обязательно помогать друг другу и совершенно правильно, что я обратился именно сюда. С трудоустройством молодежи в районе большие проблемы, и он сегодня же постарается найти людей. Если я подойду завтра к 9 утра, то будет нормально. На этом мы и договорились.

Стационар назывался эпизоотологическим. Затаившаяся в горах опаснейшая для человека болезнь хранилась почти весь год в мелких насекомых – блохах, лишь изредка переходя на грызунов, чтобы снова при питании передаться блохам. Блохи жили глубоко в норах, в гнездах грызунов. Одной из задач стационара было отслеживание сезонного изменения численности блох.

Для этого на Тувинском стационаре ежедекадно на определенных площадках раскапывали по 3-4 гнезда, осматривали 200-300 входов нор, отлавливали и очесывали 20-30 сусликов. В местных горах инфекция была связана с блохами длиннохвостого суслика, в других это могли быть блохи сурков, песчанок, пищух или других обитателей глубоких, сложно устроенных нор.

Впервые выкопанное гнездо в матерчатых мешочках доставалось и мелкими порциями – одна-две горсти – просматривалось. Вся попадающая живность, в том числе и блохи, выбиралась и подсчитывалась, а затем и определялась до вида под микроскопом. Разобранное гнездо снова завязывалось и помещалось в яму-бункер, где и хранилось до следующего разбора. Даже, если все делать быстро, на одно гнездо уходило никак не меньше часа времени.

Хранящиеся гнезда требовалось разбирать ежедекадно для того, чтобы проследить сроки начала и окончания появления личинок и молодых блох из куколок, интенсивность выплода молодых насекомых и многое другое. К маю я уже изрядно замотался каждые 2-3 дня перебирать субстраты 5-10 гнезд, помимо своих основных дел.

Любыми путями надо было срочно найти людей для регулярной переборки гнезд и технической лабораторной работы. Выбравшись очередной раз в поселок, после очередного же безуспешного обхода всех друзей-знакомых, с этой проблемой я обратился в комитет комсомола.

Утром, подходя к кабинету секретаря, через полуоткрытую дверь я увидел сидящих на стульях вдоль стены трех совсем молодых девчонок. Секретарь что-то очень строго им внушал, по отдельным узнаваемым тувинским словам можно было понять, что они недавно сильно провинились и им дается возможность не просто исправиться, но и помочь родителям материально. Что-то еще говорилось про почетное и ответственное звание комсомольца и т.д.

Девицы смотрели в пол и по очереди шмыгали носами. Увидев меня, комсомольский вожак вышел из-за стола, поздоровался и извинился в том плане, что больше никого не удалось найти, зато эти девушки хорошо говорят по-русски. Секретарь отдал мне три паспорта, но, почему-то, попросил вернуть документы именно ему, либо родителям, но ни в коем случае не отдавать хозяйкам.

Все это казалось не очень понятно, но времени на выяснение уже не оставалось. Шла середина мая. До приезда эпидотряда оставалось 2 недели, своих машин еще не было. Базовый лагерь стационара находился в 50 километрах отсюда, за хребтом Цаган-Шибету, через который, увязая в снегу, я и пришел сюда два дня назад. Тащить через перевал трех девиц мне не хотелось – большой участок тропы в долине Тумзе шел прямо под длинным склоном со множеством набитых снегом распадков. Мне удалось проскочить его утром, по холодку, днем же там можно было попасть под раздачу.

Через час «санитарка» из местной больницы направлялась на Барлык, там кто-то заболел и нуждался в госпитализации. Появилась возможность проехать больше половины пути до стационара на машине и ей, конечно, следовало воспольховаться. Выйдя из здания райкома, я кратко объяснил девчонкам ситуацию, приказав резво бежать домой, собрать рюкзачки или сумки только с самым необходимым, и быть через час возле больницы.

Времени было мало. Быстрым шагом я направился в ближний магазин, купил пакет с карамелью, плиту зеленого и коробку черного чая, кеды 41-го размера, заказанные рабочим Мишкой Садыковым и четыре упаковки сигарет «Прима». Курево, как и чай, почему-то в этот сезон тратились очень споро. Хлеба в магазине не оказалось, пришлось, поймав попутный мотоцикл «ИЖ Планета», мчаться на другой конец поселка, в пекарню.

Пожилой пекарь, с интересным именем Первомай, продал мне три еще горячие хрустящие ароматные булки. Укладывая добычу в рюкзак, я не выдержал, оторвал от одной булки корочку и, с наслаждением медленно откусывая от нее маленькие кусочки, уже не торопясь, направился к больничному городку.

Выезд задерживался – искали какие-то медикаменты. Открывая по-очереди паспорта, я стал знакомиться с уже подошедшими девицами. Высокая, почти с меня ростом, прямая, с открытой улыбкой и правильными чертами лица с едва обозначенными азиатскими признаками, девчонка звалась Пиче-Кыс. По-тувински ее имя переводилось как «маленькая девочка».

Вторую, пониже, но также с хорошей стройной фигурой, звали Оюна. Это обозначало «веселая, беззаботная», хотя его обладательница среди всей троицы оказалась самой серьезной и рассудительной. Имя третьей, пожалуй, наиболее соответствовало ее хозяйке – Урана. Она была невысокой, крепко сбитой, с круглым лицом и переменчивым настроением. Чувствовалась какая-то необузданная стихия, пружиной сжатая в ее теле и характере. При всем этом, Урана была вполне симпатичная девчонка, со своей «изюминкой», как и первые две.

Всем им было по 17 лет. Говорили они по-русски удивительно чисто, но с каким-то сложным несибирским диалектом, почему-то заметно «акая» и вставляя слова, имеющие явное украинское или белорусское происхождение.

Наконец, выехали. Тряская дорога, палящее солнце, нагревшее санитарку, крутой перевал, завалы камней, нападавших со склонов на полотно, которые нужно было самим растаскивать; промоины, которые приходилось самим засыпать; в общем, эти три часа как-то прошли. Машина спустилась на Барлык. Проехав еще несколько километров, мы с девчонками вылезли и направились вниз уже пешком, санитарка свернула в боковой лог Пюштык-Бельдыр, где и надо было забрать больного.

Каменистые террасы Барлыка с яркой зеленью лужаек на понижениях в его верховьях пересекаются извилистым руслом самой реки, здесь еще совсем маленькой, и сухими промоинами его притоков. С обеих сторон нависают километровые скалистые стены сжимающих долину хребтов, белеющие вверху и по распадкам еще не растаявшим снежным покровом. Через несколько километров стали попадаться и куртины деревьев – в основном лиственницы, самой распространенной породы в этих тяжелых для выживания растительности краях. По краям водотоков отдельными группами стояли такие же голые, еще без листьев, кусты тальника.

У моих новых сезонных рабочих были довольно объемные, но не тяжелые сумки, которые они упорно тащили, перекидывая из одной руки в другую. Примерно раз в полчаса я объявлял перекур и мы падали на нагретую землю, пахнущую полынью и еще чем-то неуловимым, но волнующе-приятным. Дойдя до широкого устья Эльды-Хема, сделали большой привал на невысокой террасе, прямо на ковре из мелких осочек и эдельвейсов. Разведя небольшой костерок из валяющегося повсюду плавника, я сварил чай в котелке, достал горсть карамели. В принципе, девчонки держались стойко, и темп движения удавалось поддерживать вполне подходящий.

Пройдя несколько узких прижимов, мы вышли на вытянутую вдоль реки поляну Узун-Хайыха. В конце поляны стояла юрта бабушки Оюу. Ее муж, старый Картыг-оол, ушел на охоту. Бабушка угостила нас чаем и «хойтпаком» – тувинским самодельным кефиром с баурсаками – булочками из пресного теста, сваренными в жиру. Обсудив с бабушкой все последние новости Барлыка и мира, осудив начавшуюся в стране антиалкогольную компанию, мы снова двинулись в путь и еще через час достигли лагеря.

На первое время я определил девиц на житье в своей 10-местной палатке, отделив им половину и завесив простынями. Там поставили раскладушки с матрасами. В углу, из пары досок, пары жердей, нескольких ящиков из-под консервов и листа фанеры Мишка быстро соорудил неказистый, но емкий шкаф для одежды. Из толстой проволоки он изогнул и скрутил десяток плечиков.

Каждому принятому на работу в полевых противоэпидемических отрядах полагалась спецодежда и многое чего еще. В хозяйственной палатке-складе перерыв углы, проверив баулы и сундуки, удалось выдать все необходимое. Девчонкам досталось по два комплекта энцефалитных костюмов, по ситцевой пижаме с брючками, по телогрейке, по паре кирзовых сапог, по две пары носок и портянок. Также они получили по паре полотенец, мыло, зубные щетки и пасты, по пачке стирального порошка «Новость», по два комплекта постельного белья, по подушке и ватному одеялу, а также по огромному ватному же спальному мешку.

Увидев сомнение в глазах девчонок, рассматривающих пижамы и энцефалитки, явно рассчитанные на более крупных хозяек, я вручил им коробку с ножницами, разнообразными нитками, пуговицами, иголками, предложив подогнать одежду как им нравится, что и было в короткий срок сделано.

После ужина мужская часть зоогруппы была собрана на краю лагеря. Здесь всем, для большей наглядности, продемонстрирована огромная лиственница, стоящая на краю речного обрыва, точнее, указан толстый сук, на котором будет повешен любой из присутствующих, кто посмеет обидеть какую-либо из пришедших девчонок.

Затем прочитана краткая лекция, суть которой сводилась к тому, что если кто-то из них, бичей, когда-нибудь понравится какой-либо из девиц, то абсолютно ничего против такого расклада я иметь не буду, но это все – на отдаленное будущее, через месяц, не раньше. А пока они могут любить хоть вместе, хоть по-отдельности, повариху Наташку, которой это дело нравится, или заниматься самолюбованием до полного изнеможения, естественно, в свободное от работы и выполнения других поручений начальника, время.

Так эта троица попала к нам на стационар. Все, что от них требовалось, освоили быстро, работали старательно и весело. Неизменным инициатором всяческих развлечений оказалась, конечно, Пиче-Кыс. Ее мама, по рассказам, занималась когда-то самодеятельностью в местном клубе и хорошо пела. Оюна больше старалась по хозяйству, она была старшей из шести сестер в семье чабана и привыкла нести всю домашнюю работу.

Урана, вспоминая своего дедушку, известного местного шамана, рассказывала, что тот, помимо лечения людей, умеет даже изменять погоду, но надо очень сильно этого захотеть. У нее пока еще с погодой не получается, но когда-нибудь она тоже сможет. Узнав получше Урану, я в этом не сомневался.

Через несколько дней, перебирая бумаги, я снова увидел три паспорта, перевязанные вместе резинкой. Листая, наткнулся на штампы временной прописки – это было Подмосковье! Во всех трех паспортах! Девицы были немедленно призваны к ответу. И вот какую необычайную историю пришлось мне узнать.

В прошлом году они закончили предпоследний 9-й класс средней школы. Как это принято в местных краях, почти на весь май старших школьников поголовно отправляют чабанов «сакманить» – помогать чабанам при окоте коз и овец. Вернувшись в поселок, они одновременно получили какие-то неплохие по тем временам деньги и, в связи с наступлением соответствующего возраста, новенькие паспорта.

Впереди маячили летние каникулы. Сидя на бревнах за школой, подруги принялись мечтать – что бы каждой хотелось успеть за это время. Самая шустрая, заводила в их компании, Пиче-Кыс, сказала, что хочет посмотреть Москву. На подруг это произвело впечатление. Оюна, подумав, сказала, что затея трудная, сложная, ничего не получится – родители не отпустят и так далее. «А я тоже хочу в Москву!» – выдохнула Урана. Решено было не откладывать, пока стояла летная погода. Оставили дома записки, что в Кызыл с экскурсией едут, чтобы не волновались.

Начальнику аэропорта они соврали, что летят в Кызыл на неделю проведать родственников. Купили билеты и улетели из поселка. В Кызыле они побродили по городу, сходили в кино и музей. Нужно было что-то дальше делать.

Пиче-Кыс подошла к русской женщине на автовокзале – как в Москву доехать? Та объяснила, что надо на автобусе до Абакана, а там купите билеты, сядете на поезд и через 6 дней будете в Москве. Так они и сделали. В Абакане долго не решались подойти к «страшному» поезду, но Пиче-Кыс первой вошла в вагон, увлекая за собой подруг.

В столице нашей Родины они прожили около недели, ночуя поочередно на одном из трех вокзалов, а днем с жадностью знакомились с достопримечательностями, делая все более дальние выходы в разных направлениях. На четвертый день решились, и первый раз спустились в метро, освоив и этот способ передвижения. Потом деньги закончились.

Какое-то время они перебивались, прося что-нибудь из еды у пожилых женщин. Чаще отказывали, но случалось, что и помогали и едой и мелочью. Так прошло еще несколько дней. Одна из сердобольных женщин посоветовала – езжайте, мол, на электричке в Подмосковье, там фабрик много, ткацких или других, устроитесь, обживетесь. Не надо здесь по вокзалам шариться, нехорошо это, да и может плохо кончится, попадете в дурную компанию, покатитесь по наклонной.

Так они и сделали, как посоветовали. Едут, не знают – куда и зачем. Идет тетка какая-то по вагону, их увидела: «Девчонки, к нам? Пошли со мной!». Так они попали на фарфоровую фабрику, стали расписывать кисточками тарелки да кружки. Комнату в общежитии дали. Родным написали, что все в порядке, весной приедут в отпуск.

По выходным опять в Москву получалось. Освоились постепенно. За год и в театрах и в музеях во многих побывали. Совершенно потрясенный, я вдруг узнал, что эта троица Москву знает лучше меня!

Отработав положенный срок, подзаработав денег, они получили долгожданный отпуск. Накупили подарков и тем же путем отправились проведать родных. Понятное дело, что дома с ними провели, согласно местным обычаям, довольно жесткие воспитательные мероприятия. Паспорта отобрали, запретили даже думать о Москве. Так они попали к нам.

Просто поразительно – как эти совсем мелкие еще девчонки, которым только-только стукнуло по 16 лет, плохо знающие русский язык, ни разу (!!) не выезжавшие из своего самого глухого района, решились на такое? Понятно, что им фантастически повезло, все сложилось удачно, плохие люди не встретились на пути, но все же, все же…
…
И этот сезон пролетел незаметно, потянулись на юг журавли, в желтое оделись леса, все холоднее становилось по утрам. Девчонки доработали почти до конца сезона. В последнюю неделю я взял лошадь у друга, навьючил на нее сумки, и мы пошли в поселок. Паспорта я им отдал и выдал полный расчет.

По пути завезли Урану к ее дедушке-шаману, она там и осталась. На следующий год к ней посватался Шолбан – молодой, но богатый местный сарлыковод. Сейчас у Ураны семеро детей, они с мужем кочуют по Толайлыгу. Когда я бываю в тех краях, обязательно захожу к ним с небольшими подарками. Выглядит она вполне довольной жизнью. Если кто-то болеет, или со скотом неладно, или засуха, люди идут к Уране, она часто помогает.

Оюна смогла сразу после работы у нас улететь в Москву, следы ее потерялись. Пиче-Кыс зимой выдали замуж, с мужем не сложилось, она не раз пыталась вырваться, уехать, но несколько лет ничего не получалось. Детей у нее не было. Как-то, лет 10 назад, мне бабушка Оюу сказала, что Пиче-Кыс, все-таки, смогла убежать. И вот, такая встреча. Видно, что-то не так пошло у нее в чужих краях, расспрашивать я не стал…

Иногда, вспоминая 6 лет, проведенных на стационаре, я думаю, что тот сезон был, наверное, самым ярким, самым насыщенным впечатлениями. И вызвано это во многом присутствием этой удивительной компании совсем юных путешественниц, среди которых заводилой всегда была «маленькая девочка» Пиче-Кыс. Навсегда останутся в памяти вечер, костер, горы и три голоса, удивительно красибо выводившие песню "Кайда сен, эргемим, кайда сен?".
Прощай, Пиче-Кыс! Прояви, о Великий Тенгри, милость к ней! Она – хороший человек, и пусть у нее в жизни все будет тоже хорошо.

Вроде все хорошо. Но чего-то не хватает, и все! Не цепляет. Может потому, что нет чего-то душещипательного? Сам не пойму - вроде так и язык неплохой, и позитив есть с налетом грусти-воспоминаний, а нет чего-то неуловимого, что бы заставило думать об этих людях, переживать за них.
Но это чисто мое, субъективное.

Спасибо, Март, за отзыв. Перечитал, немного затянуто, и, действительно, не удалось в полной мере выразить то, что хотел. Совершенно не считаю себя литератором, только начинаю учится. Понятно, что не всегда и не все получается. Народ читает, многие пишут, что им нравится, потому и продолжаю. Как-то так...

Понимаете, как я уже написал - неплохо, но как-то...журналистки, что ли. Ну вот к примеру - почему не описать внешность девушек? Чтобы увидеть их лица? ощутить, например, запах? Нужно создать картинку, образ. Рассказать о девушке - как она себя вела - ну в трех словах, не надо много - например она рассказывает о родителях. Или о дедушке. ну дайте ее почувствовать! не надо суконно-газетных передовиц!
Вот начало неплохое, да. картинка есть. а дальше она теряется.

Выезд задерживался – искали какие-то медикаменты. Как всегда перед выездам что-то теряется, будто прячет домовой, и все бегают, возбужденно переворачивая коробки и шаря в ящиках - нормальная суета перед экспедицией.
Делать было нечего, и я решил познакомиться с "сотрудницами". Высокая, почти с меня ростом, стройная, веселая девушка с открытой улыбкой и правильными чертами лица, едва обозначенными азиатскими признаками, девчонка звалась Пиче-Кыс. По-тувински ее имя переводилось как «маленькая девочка». Он нее веяло здоровьем, доброжелательностью, было в ней что-то такое, что присуще обычно лишь жителям нетронутых, "незамутненных" цивилизацией мест, для которых приветить гостя, даже незнакомого - закон, нарушив который ты подвергнешься мести лесных духов. Добрая улыбка, детская наивность - имя "Маленькая девчонка" дается не зря.
Вторую, пониже ростом, но также с хорошей стройной фигурой, звали Оюна. Это обозначало «веселая, беззаботная», хотя обладательница имени среди всей троицы оказалась самой серьезной и рассудительной. Она нарочито строго хмурила брови, но было видно - покажи ей палец, и она расхохочется, рассыпая вокруг себя серебристый смех, как колокольчик в руке шаловливого мальчугана. Ее раскосые глаза смотрели на мир весело и с некоторой насмешкой, мол - не видели еще меня?! Увидите! Ха-ха - я лучшая в мире!
Имя третьей, пожалуй, наиболее соответствовало ее хозяйке – Урана. Она была невысокая, крепко сбитая, круглолицая, спокойная. Чувствовалась в ней какая-то необузданная стихия, мощь, заключенная в теле и характере. Сила, связанная контролем развитого мозга.
При всем при этом, Урана была вполне симпатичная девчонка, со своей «изюминкой», как и первые две - привлекательная молодая женщина. (особенно привлекательная после того, как месяц просидишь в тайге, видя лишь небритые рожи своих коллег!)
Подумалось вдруг - тот, кто на ней женится, не будет знать горя - она и детей нарожает, и мужа обиходит, настоящая хозяйка! Основательная, умная - на таких женщинах стоит белый свет! Это про таких - и коня остановит, и в горящую избу войдет! (Тьфу-тьфу, никаких пожаров, не сглазить!)

Я сходу немного обработал, не претендую, но сравните.

Спасибо, Март! Обязательно учту Ваши советы в ближайших рассказах.

Да, про запах как-то совсем упустил...

Вот ещё до кучи косячок "Мужик был не сильно крепкий и, к тому же сильно пьян". Хоть и повторение как говорится мать учения, но в данном случае лучше его избегать, например: мужик был не очень крепкий и, к тому же сильно пьян.
А в целом рассказ лично мне понравился.

Вот и продолжайте писать, чем больше будете работать, тем лучше будет получаться. Без труда... сами понимаете.

Аминь. Автор развивается только тогда, когда пишет.

Так я это и имел ввиду.

Еще раз спасибо за интерес к моим литературным пробам.
Буду стараться!

Ну, Дима, теперь держись!
Сам Март за тебя взялся, а это дорогого стОит Значит, надо писать
Пы.сы. Мне- понравилось.
Твои зарисовки чем-то напоминают любимого мною Астафьева.

Отлично! Эту историю я от тебя не слышал. Я думаю, у тебя их в запасе много. Ждем!!!

Валера, Леша - спасибо! Уже пишу дальше...

Дмитрий ! Прочитал не отрываясь с удовольствием Мне понравилось- пишите дальше.

Ну,что ж, Борисыч,замечательно вышло, по домашнему!

Очень понравилось.

И мне понравилось. Добрый, хоть и грустный рассказ. Спасибо. Пишите. У Вас хорошо получается.
С уважением.

Дим,что там у тебя, в закромах, печётся -сочиняется,что либо?

Да, Саша, потихоньку движется. До сезона еще пару рассказов хочу успеть выложить. Тут обычное дело - вроде как закончил, прочитал - ну просто замечательно получилось! На несколько дней откладываешь, снова перечтешь - да мамма мия, надо же такую хрень понаписать, да еще таким жутким языком! И еще столько ошибок не заметить! Отредактируешь на несколько раз, все отлакируешь, прочитаешь - ну, точно - шедевр! Через неделю смотришь, ан нет - опять какая-то хрень получилась. Так вот и тянется...

Интересно написано. Своеобразно немножко. Почитала с удовольствием.

Дима, ты настоящий писатель. ))

Андрей, хотя до этого и далеко, но спасибо!