Вперёд - в Прошлое!, (Загадочные истории)

[АлексГК]

Закон есть закон

(ретро-НФ детективная история: памяти Циолковского, Арцутанова, Кларка, Азимова и всех тех людей, что умели мечтать...)

(С) Рассказ был подготовлен к публикации в 2009 году с литературной редакцией журнала "Наука и жизнь", но с нят из номера в последний момент главным редактором... догадайтесь, почему?


Вложенные эскизы изображений

[АлексГК]

В зале ожидания космолифта «Арцутанов», напротив широкой стеклянной двери юго-восточного сектора прибытия сидели в креслах двое — толстый и тонкий. Их строгие костюмы заметно выделялись на фоне одеяний туристического и делового люда, поэтому только что прибывший с орбиты пассажир сразу выхватил взглядом невзрачную пару в пёстрой толпе. Он медленно спускался на ленте эскалатора с приёмного пандуса и не сводил глаз с серьезных лиц.

Прозрачная панель беззвучно уплыла в стену. Двое поднялись с кресел и шагнули навстречу одинокому пассажиру грузового рейса.

— Технический дознаватель Оливер Данилов?

Тонкий вытащил из кармана металлопластовые браслеты, но тут же понял, что такая мера будет излишней, и спрятал их обратно.

— Вы арестованы за превышение служебных полномочий. Следуйте за нами…

***

За неделю до «торжественной» встречи, в зале отправления никто не провожал Данилова в командировку. Дознаватель, подчиняясь общему течению толпы, через открытые мембраны шлюза прошел в кабину лифта, где пассажиров на свои ступени принял винтовой эскалатор и, спиралью огибая тросовую шахту, неторопливо развез по местам. Нумерованные светящимися цифрами кресла, десяток на этаж, располагались вдоль стенки внешнего сектора кабины, напротив иллюминаторов. Глухую часть периметра занимали модули санузлов, ячейки для ручной клади, пост стюардессы и автоматы с напитками и едой. Оливер, глянув в посадочный талон, поднялся до шестого уровня и прошел к своему месту, отделенному от соседних прозрачными переборками.

Деловитые бортпроводницы помогали пассажирам застегнуть привязные ремни и улыбчиво отвечали на вопросы. Оливер управился сам, не дожидаясь «доброй феи» космосервиса, глянул мельком в иллюминатор, за которым в трёх метрах от кабины серебрилась кварцевыми блестками стена пятикилометрового колодца, вырубленного в базальтовом «теле» Кении. Рассеянный свет прожекторов позволял рассмотреть справа выпуклую кромку одного из рёбер центральной крестообразной башни — основной несущей конструкции лифта. В её углом сходящихся гранях, ориентированных по сторонам света, как в направляющих полозьях и двигались кабины, словно бусины, нанизанные на сверхпрочные тросы из углеродных нанотрубок.

Отрегулировав спинку кресла, Данилов поставил на откидной столик миниатюрный дипломат-коммуникатор, откинул крышку и вызвал на экран монитора досье профессора Чарльза Бейли. С трехмерного фото на дознавателя смотрели карие глаза доктора археологии. Оливер повернул изображение в профиль, поочередно в обе стороны, вернул анфас и всмотрелся в глаза на снимке. Казалось, молодой профессор о чём-то спрашивает его, будто силится проникнуть взглядом сквозь экран, но понимает, что это бесполезно.

Данилов свернул фото и принялся читать биографические данные. Он пробегал глазами строчки, откладывал в памяти сухие цифры дат и не видел за ними человека. В общем-то, пока ему и не нужен был человек. Он лишь хотел изучить до прибытия на место всю имеющуюся информацию о напарнике другого археолога, Игоря Крестовского, погибшего три дня назад на руинах древнего марсианского города, и о проводимой ими работе. Досье Крестовского дознаватель проштудировал ещё перед отъездом.

— Вы прекрасно справились, мистер Данилов, — отвлекла его подошедшая стюардесса, подняв взгляд с нагрудного бейджика пассажира. — Как переносите невесомость?

— Нормально, благодарю, — ответил Оливер. — Когда мы отправляемся?

— Через десять минут. При движении лифта пользоваться мобильной связью будет невозможно, электромагнитное поле двигателей создает сильные помехи. Если вам что-нибудь понадобится, нажмите кнопку вызова. Желаю приятного подъёма!

Данилов кивнул машинально и вновь погрузился в чтение, «перелистав» экспедиционные отчеты до последнего номера в списке. Документ начинался с таблицы параметров марсианской научной станции: сила тяжести, температура на борту в жилых и подсобных отсеках, содержание основных компонентов и давление воздуха, данные о работе очистных и регенерационных аэро- и аква-сооружений, рабочие характеристики энергосистемы… — заполнялась она автоматически бортовым компьютером. Далее шёл список производственных механизмов, с пометками об их работоспособности и местонахождении. Данилов открыл для сравнения предыдущую страницу файла, пробежал глазами аналогичные строки. Расхождение обнаружилось в количестве робо-манипуляторов, задействованных на раскопках — за день до несчастного случая, когда на площадке руководил Бейли, значилось три единицы, а после смерти Крестовского осталось только две. Третья «перешла» в графу «Ремонт». Оливер отметил этот пока необъяснённый факт, глянул на часы и тут же нажатием клавиши связи послал вызов в Бюро технического дознания.

— Да, Оливер, — откликнулся голос в ушной микрокапсуле. — Ты уже поднимаешься?

— Стартуем через шесть минут и с этого момента мы не сможем держать связь, пока я не прибуду на орбиту. Поэтому сразу к делу: в досье отсутствуют рабочие отчёты экспедиции за трое суток после несчастного случая. Прошу срочно отправить их мне. Отбой.

— Мы не думали, что тебе понадобится… Хорошо, сейчас вышлю. Отбой.

Коллеге, что вышел на связь с Даниловым, на поиск и отправку недостающей информации понадобилась целых две минуты. Оливер продолжил скрупулёзное сравнение таблиц в отчетах, ожидая почту, но зуммер о поступившем сообщении пискнул одновременно с раздавшимся из стенных динамиков гонгом отправления, что помешало дотошному клерку сразу же ознакомиться с последними данными.

Спустя несколько мгновений лёгкая перегрузка, сопровождаемая нарастающим гулом, вдавила тела пассажиров в упругие объятья сидений. Пятикилометровую «трубу» колодца лифт преодолел за три минуты и, вырвавшись в открытое небо сквозь легкий хлопок звукового барьера, продолжил уверенно набирать скорость.

Электромагнитная тяга разгоняла кабину с ускорением в десятые доли «же», что нисколько не мешало Данилову окинуть взглядом открывшуюся великолепную панораму. Прямо перед ним, за стеклом иллюминатора, в кристальном воздухе мелькнула и канула вниз ослепительно-белая вершина Килиманджаро. Сверкающий на солнце ледяной остров скрылся из глаз в дымке тропосферы, и внимание Оливера переключилось на линию горизонта, сначала ощутимо приподнимающуюся, словно край гигантского блюдца, а затем стремительно изогнувшуюся дугой, очертившей выпуклую поверхность океана.


Вложенные эскизы изображений

[АлексГК]

Земля на глазах принимала вид глобуса, подсвеченного с запада солнечными лучами, а вверху над головами пассажиров выцветшее небо стало наливаться чернотой, густеющей с каждой секундой. Звёзд ещё не было видно. Вместо них в открывшейся космической дали из зенита на восток и запад протянулась цепочка ярких пятен — ожерелье орбитальных станций, солнечных батарей и радиотелескопов, соединенных паутиной коммуникаций. И совсем близко, рукой подать — как показалось Данилову, с орбиты в атмосферу вонзилась токая игла лифта Кларка, со строительства которой от станции «Ашока» к острову Тапробани восемьдесят лет назад и началась эра освоения ближнего космоса.

Оливер не стал дожидаться пока «включатся» звёзды. Коммуникатор напомнил ему писком зуммера о непрочитанном сообщении из Бюро, и дознаватель вернулся к работе.

Последние отчёты Бейли не содержали ничего нового, в стандартной информации изменилось только местонахождение неисправного робота. Его перевезли с рабочей площадки на базу два дня назад и подготовили к отправке на ремонт попутным грузовым челноком. Это было сделано в соответствии с инструкцией завода-изготовителя, но такая исполнительность не устраивала Данилова. Поэтому он тут же написал сообщение для учёного, предписывая ему оставить робо-манипулятор до своего прибытия, и «прицепил» к файлу красный флажок срочной пересылки при восстановлении связи. Затем ещё раз перечитал информацию о несчастном случае, внимательно рассмотрел карту-схему площадки раскопа и взялся штудировать историю вопроса и описание сделанных находок.


Вложенные эскизы изображений

[АлексГК]

Древнейшее марсианское поселение, возраст которого оценивался в четыре с половиной миллиарда лет, нашли совершенно случайно на заре освоения красной планеты. Изыскательский отряд, ведущий работы в Лабиринтах Ночи, обнаружил при разведочном бурении в отобранном из скважин керне глиняные черепки. Оказалось, что «дно» долин, расположенное на три километра ниже условной нулевой отметки, на самом деле является поверхностью гигантских барханов, спрессованных минувшими тысячелетиями в стометровый слой песчаника, скрывающий развалины домов, улицы и площади, вымощенные керамикой.

Город, как и другие постройки марсианской цивилизации, погиб вместе с обитателями в момент страшной катастрофы, постигшей Марс, когда в него врезался гигантский астероид, и радикально изменившей климат на планете. В месте падения астероида остался кратер Виктория, поражающий размерами — около трех тысяч километров в диаметре. «Выплеснувшийся» в результате космического удара грунт и похоронил под собой все следы разума на Красной планете, а смещение полюсов, разломы коры и «заработавшие» следом исполинские вулканы довершили дело.

Эпохальное открытие поставило точку в многовековом споре ученых на тему «есть ли жизнь на Марсе», но первоначальный ажиотаж через пару лет интенсивных раскопок почти сошёл на нет. Отряды археологов-добровольцев, «вооружённые» робо-манипуляторами, извлекли на свет божий четырнадцать восьмиугольных фундаментов, погребенных под грудами битого кирпича, хрустального стекла и черепицы. Но при тщательной разборке завалов, кроме осколков глиняной посуды и нескольких примитивных бронзовых инструментов, напоминающих лезвия ножей, других предметов быта, искусства или украшений марсианских жителей не нашли, как и останков разумных существ. И постепенно интересная работа превратилась в рутину, заниматься которой остались лишь двое энтузиастов. Они продолжали раскопки посменно, систематизировали находки, составляли отчёты и изо дня в день видели только друг друга, общаясь с внешним миром через посредничество коммуникаторов…

Данилов читал экспедиционные документы, просматривал видео и фотоматериалы, голограммы древностей и не заметил, как пролетело время рейса. Отвлёкся, только когда почувствовал снижение скорости кабины, к тому же дипломат совсем перестал давить на колени и норовил выскользнуть из-под рук. Двигатели погасили скорость точно в момент совмещения входных отсеков лифта и орбитальной станции «Кинте». Электромагнитные захваты намертво притянули бортики шлюзовых камер друг к другу, давление воздуха уравнялось, диафрагмы разошлись, и пилот по громкой связи поздравил всех с благополучным прибытием на орбиту, не забыв напомнить о невесомости.

Дознаватель, убедившись, что его сообщение для Бейли отправилось по назначению, первым отстегнул ремни, включил магнитные «подмётки» на ботинках и потопал к эскалатору. На десятом уровне Оливер миновал шлюз, попав из него в длинный кольцевой коридор со светящимися указателями на стенах, и, сориентировавшись, поспешил в соседний посадочный сектор. Ему нужно было подниматься дальше, на последний «этаж» лифтовой башни, отстоящий от синхронной орбиты ещё на четыре тысячи километров. Там на самом «верху», гигантским наконечником тончайшего шпиля, в открытом космосе парила стартовая площадка, откуда скоро отправлялся очередной грузовой рейс к Марсу.


Вложенные эскизы изображений

[АлексГК]

На этом участке «башни» кабины были гораздо меньше, всего на десять человек в два уровня, и располагались относительно горизонтальной плоскости станции «вверх ногами». Переместившись, словно муха, по округлой стене на «потолок», Данилов прошёл в полупустой салон и занял место рядом с тремя космонавтами – пилотами внутренних рейсов, судя по эмблемам на форменных лёгких скафандрах. Один из космолётчиков, после того как лифт набрал разгон, обратил внимание на бейджик Данилова, сверился тут же с данными наручного дисплея и кивнул приветственно:

— Вы летите с нами, техдознаватель. Капитан Штефан Кнут, к вашим услугам.

— Спасибо, капитан. Рад нашей встрече.

— Сегодня у нас нет других пассажиров, поэтому не будет и бортпроводников, и вам придётся куковать в одиночестве.

— Ничего, я найду, чем заняться, - ответил Оливер, - к тому же, перелёт будет не долгим.

— Да, около девяти часов. Чуть больше часа на каждый десяток миллионов километров - столько мы пройдём от арцутановского марса до самого Марса.

Данилов не сразу понял профессиональный каламбур капитана, улыбнулся запоздало и кивнул.

— Вы летите к археологам в связи с недавним случаем? – снова обратился к дознавателю пилот.

— Да, капитан. Дело, вроде бы, ясное, но необходимо разобраться в деталях.

Данилов не страдал комплексами Пиркса, поэтому осведомлённость пилота не вызвала у него приступа гордыни за свою миссию, но разговор они прервали, так как лифт, развивший скорость в два раза большую, чем на первом участке, начал тормозить и через пару минут мягко состыковался с причально-пусковым комплексом. Здесь ощущалась тяжесть примерно лунной величины, вызванная центробежной силой, действующей на станцию.

На выходе из кабины Данилов расстался с пилотами, попав во власть спецов из службы перевозок. Они коротко проинструктировали клиента, упаковали его в эластичный скафандр и проводили до распахнутой мембраны шлюза межпланетного транспорта.


Вложенные эскизы изображений

[АлексГК]

Весь полет Оливер сидел в одиночестве в маленьком пассажирском кубрике, лишенном иллюминаторов, закрыв глаза, и крутил в мыслях полученную информацию. Очнулся он от раздумий только в момент стыковки корабля к станции Моргана, соединенной башней лифта с куполом вулкана Павонис.

(Интересно: "В 2011 году орбитальный аппарат Mars Reconnaissance Orbiter обнаружил на поверхности Марса необычную дыру, которая была зафиксирована на снимках пыльных склонов вулкана Гора Павлина (лат. Pavonis Mons), расположенного недалеко от марсианского экватора".)

На Марсе это была пока единственная связка между синхронной орбитой и поверхностью планеты. Спуск занял не более тридцати минут,


Вложенные эскизы изображений

[АлексГК]

а внизу дознавателя уже ждал аэрочелнок, ежедневно доставляющий грузы на трассу строительства экваториальной магистрали, проходящей по краю Долины Маринера. Сменив в очередной раз средство транспорта, через полтора часа дознаватель высадился, наконец, в месте своего назначения.

Доктор Бейли ожидал гостя у внутренней диафрагмы шлюза. Одет он был в зелёный спортивный костюм с жёлтыми лампасами и обут в голубые кроссовки. Оливер не выдал удивления столь яркой экипировкой встречающего, а просто пожал его мягкую руку. Знакомое по голограмме лицо выражало минимально-необходимую степень доброжелательности, ведь прибытие техдознавателя на станцию нельзя было назвать подарком для хозяина. Его глаза настороженно взглянули из-под бровей на Данилова.

— Вы — русский? — первым делом неожиданно поинтересовался Бейли.

— Нет, — слегка опешил Оливер и невольно улыбнулся, — скорее всего, нет.

— Извините меня, пожалуйста, за некорректный вопрос, — доктор смешался и жестом пригласил дознавателя пройти внутрь станции. — Сейчас не принято интересоваться национальностью, да это, в самом деле, и не имеет значения. Просто, мой бывший напарник был русским, и ваша фамилия показалась мне…

Он резко замолчал, болезненно скривившись из-за пришедшей в голову мысли, сжал губы, но тут же заставил себя говорить снова.

— Надеюсь, вы не сочли мои слова намёком? Вы должны понять правильно — его смерть совершенно выбила меня из колеи, и те незначительные расхождения в наших…, как бы это сказать, — мировоззрениях, не должны оказать влияния на ход ваших мыслей и дальнейшие выводы.

— Можете быть абсолютно уверены, никакие соображения второго или третьего порядка не уведут в сторону от главной цели дознания — выяснения причины несчастного случая и…

— И наказания виновного! – перебил Оливера доктор, вспыхнув взглядом.

Данилову его нервозность не показалась странной. Мало ли чего надумает человек в одиночестве после смерти коллеги. Трое суток — один на один со своими мыслями — вполне достаточный срок, чтобы обвинить себя во всех грехах.

— Нет, вы ошибаетесь. Мы вместе должны определить меры для исключения подобных ситуаций в будущем. Если же в произошедшем и обнаружится чья-то косвенная вина, то в любом случае степень её определять будут юристы, при необходимости, — попытался успокоить археолога техдознаватель. — Где я могу оставить вещи?

Профессор остановился и несколько секунд тупо смотрел в стену невидящим взглядом, затем обречённо повернул голову.

— Ах да, извините! Прошу сюда, — он указал на дверь с табличкой «Кубрик №3» и повернул рукоятку. — Располагайтесь. Вам, наверное, нужно отдохнуть с дороги.

— Достаточно пяти минут. Потом, если не возражаете, я хотел бы уточнить с вами некоторые детали происшествия и обсудить план дальнейших действий.

— Подходите в рубку, я буду там.

Данилов не заставил себя ждать. Скинул скафандр, убрал его в стенной шкаф и, снова подхватив дипломат, направился в отсек управления, на ходу приноравливаясь к малой силе тяжести.

Бейли сидел перед центральным пультом, наблюдая на мониторе за перемещением громоздкого механизма по какой-то блестящей поверхности.


Вложенные эскизы изображений

[АлексГК]

Данилов остановился позади археолога, присмотрелся к изображению и узнал в нём полевой робо-манипулятор «ПРМ-356» на колёсном ходу — отличного помощника геологов и строителей. «Машинку с мозгами» не очень умную, но зато умеющую выполнять любые работы посредством комплекта сменных инструментов. Робот на экране занимался методичным обрушением песчаника с вертикальной стены.

— Что у него «под ногами»? — с интересом спросил дознаватель.

— Керамическая мостовая, покрытая глазурью, одна из местных загадок, — откликнулся доктор. — Роботы находятся на раскопе круглосуточно. Они действуют совершенно самостоятельно, конечно, в пределах заданной программы — разрушают пескоструйными пушками спрессованный грунт над руинами, отвозят песок в соседний каньон и затем обнажают сжатым воздухом культурный слой. За их действиями можно наблюдать отсюда, из рубки, переключая изображение с внешних камер, расположенных на крыше камерального блока, на видеодатчики роботов и обратно. А вот сбор образцов, их обмер, описание и съёмку выполняли непосредственно мы, ежедневно по-очереди выезжая на площадку.

Бейли продемонстрировал смену «картинок» с раскопа.

— Где ещё установлены камеры? — спросил Данилов.

— Во всех помещениях станции, кроме жилых, — начал перечислять доктор, — в камералке, на лётном поле… да, ещё на мачте связи.

— Все сигналы записываются?

— Да, расчетный объём видео составляет пятнадцать сол, обновление – через каждый час.

— Включите, пожалуйста, запись с утра тех суток.

Профессор пробежал пальцами по экрану – изображение смазалось, "перематываясь" назад с огромной скоростью, и внезапно сменилось "белым шумом".

Бейли судорожно сжал кулаки, резко встал, снова сел, не поднимая взгляда на Данилова.

— Извините... похоже, я случайно стёр всю информацию. Сохранились только последние два дня… Этому нет объяснения, но это так!

Дознаватель пожал плечами и сказал успокаивающе:

— Не казните себя, доктор... Можно как-то восстановить данные?

— Нет, — помотал головой археолог.

— Ясно. Значит, посмотреть, чем занимался в последние дни ваш коллега, не удастся. Тогда просто расскажите мне немного о нём. Что это был за человек? В первый момент нашей встречи, вы говорили что-то о различиях в ваших мировоззрениях, в чём это выражалось?

— Ну, это только моё личное мнение и впечатление, — немного смутился доктор и, помолчав, продолжил: — Понимаете, мы оба работали здесь на голом энтузиазме. Ведь новых результатов, хотя бы чуть-чуть проливающих свет на то, какими были марсиане, какова была их цивилизация — индустрия, культура, искусство, мы не могли найти. Но при этом, Крестовский вечно бормотал о какой-то пользе обществу, о высоких материях бескорыстного служения человечеству, о самопожертвовании во имя великой цели… Немного странные рассуждения для взрослого человека, вы не находите? К тому же он частенько разбрасывался по мелочам, увлекался разными идеями и всё норовил отвлечь роботов на бессистемный поиск неизвестно чего по краям раскопа, вместо того чтобы спокойно двигаться вглубь долины.

Я относился к его чудачествам с усмешкой, подшучивал над ним в разговорах, и он воспринимал мои подковырки с юмором и в свою очередь иногда называл меня адептом единоличного счастья. В какой-то степени это задевало мои чувства. Да, я говорил ему, что надеюсь всё-таки откопать что-нибудь стоящее — и это будет настоящее открытие, сенсационное, и что в мою честь назовут место раскопок. Конечно, открытие такого масштаба подразумевает и соответствующее вознаграждение… Нормальное желание любого здравомыслящего человека. Не вечно же прозябать здесь, в окружении скал и песка, питаться и дышать консервированной дрянью, общаться только с бездушными железяками и фанатичным упрямцем… Для меня всё это не более чем ступенька к настоящей жизни, он же, по-моему, только так и умел жить. «И вечный бой, покой нам только снится…» — вот строчка из его любимой песенки. Наглядно, да?

Бейли замолчал, ожидая реакции собеседника.

— Интересно… — неопределённо протянул Оливер. – Что ж, мне это говорит, прежде всего, о некоторой неуравновешенности его характера, импульсивности и, одновременно, о целеустремлённости. Которой и вам не занимать. Скорее всего, вы оба подспудно соревновались друг с другом, не так ли?

— Было дело, — подтвердил археолог. — Мы даже поспорили с год назад, кто первым найдёт артефакт, но спор тот быстро забылся. Вы вот сказали, и я только сейчас вспомнил.

— И что же, кому-то из вас повезло?

— Мы так и не поняли, пока… Гигантская, как бы вдавленная в грунт площадь между двумя зданиями, сплошное кварцевое стекло метровой толщины — вы видели только что на экране. Что это — солнечные часы, обсерватория, марсианский Стоун-Хэндж?.. Не знаю.

— Но кто выиграл пари?

— Теперь никто… — Бейли ушёл от ответа, замкнулся, будто сжался в комок.

— Благодарю вас за рассказ, — дознаватель не стал настаивать. — Думаю, с таким характером он мог просто забыть сменить баллоны перед выездом. Вот только… куда Крестовский ездил в тот день? Он говорил о своих планах?

— Хотел подняться по ущелью на северную стену, чтобы оттуда взглянуть на раскоп.

— Поднялся?

— Да. Он выходил на связь, сказал, что возвращается. И всё… — археолог замолчал, но Оливер видел, что он готовится сказать ещё что-то.

— Он не забыл сменить баллоны. Просто взял по ошибке не те, что нужно, неисправные, — проговорил, наконец, Бейли.

— Вы не отбраковали неисправные баллоны?! – удивлённо воскликнул дознаватель. – И сколько их было?

— Отбраковали, две штуки. Они стояли в том же ящике, что и остальные, в последнем ряду. Но иногда мы брали их, когда кто-нибудь забывал после смены вернуть исправные на место.

— Что же это за неисправность, если баллоном можно пользоваться?

— На клапане западает флажок на указателе «Полный». При разрядке он возвращается в положение «Пустой» только вручную, а не автоматически. Видимо, дело в пружине. Один из нас не перевёл флажки на пустых баллонах и, в итоге, Игорь взял их с собой в тот роковой день.

Теперь Данилов понял, что же всё время так мучило археолога — конечно, он винил в смерти напарника только себя. Выговорившись, он вздохнул с явным облегчением. Дознаватель, желая помочь ему забыть неприятные мысли, увёл разговор чуть в сторону:

— Вездеход вы пригнали на базу. Где он сейчас?

— Где и должен быть, в ангаре — прямо по коридору. Я оставил внутри всё, как было. Да, и разбившийся робот находится там же.

— Спасибо. Что с ним случилось?

— Крестовский взял его с собой, на всякий случай. У этих многоруких работяг мозги на уровне собаки – выполняют пару десятков команд и набор запрограммированных действий. Большего от них и не требуется, но три своих закона помнят намертво. Поэтому, когда Игорь стал задыхаться, робот «решил» срочно доставить его на базу. Вырвал кресло из салона вездехода, уложил на него человека, подхватил и… по кратчайшему пути сиганул вниз с двухсотметровой скалы. В итоге — ходовая часть в дребезги, процессор отключился, и что вообще у него осталось целым внутри, одному богу известно. Крестовский не пострадал. Один из роботов, находившийся близко к месту падения, получив сигнал тревоги, «перехватил» человека у разбившегося «напарника» и помчался к станции, но даже у него ушло на дорогу больше тридцати минут…

— Этой информации не было в отчёте, — заметил дознаватель, — но я понимаю вас. И робота тоже. А теперь…

— А теперь предлагаю поужинать, а дальнейшие разговоры и дела отложить до утра — ночь на дворе, — довольно бесцеремонно оборвал тираду Оливера доктор.

Похоже, он уже полностью взял себя в руки и спокойно смотрел на техдознавателя, не пряча укоризны в усталых глазах. Тот воспринял предложение с одобрением, кивнул.

— Извините, профессор. В своих перемещениях я совсем потерял счёт времени. Кофейку я бы, пожалуй, хлебнул, а вот есть что-то не хочется.

Они перешли в кают-компанию. Не торопясь, выпили по чашке кофе, Бейли перекусил бутербродами. Договорились на завтра о времени выезда на раскоп, после чего Данилов попросил проводить его до каюты Крестовского, у двери которой они распрощались. Но дознаватель не стал входить, а направился дальше по коридору, в технический ангар.

Там он сразу увидел робо-манипулятор, внешне напоминающий гигантскую черепаху, чей стальной панцирь опирался на восемь широких колёс с независимой подвеской. Сейчас робот покоился брюхом на бетонном полу, колёса и оси, вывернутые и покорёженные, — рядом. С боков механизма из корпуса выпирали две пары тяжелых гидравлических захватов, уложенные в транспортное положение на «крыше», а между ними, в самом центре возвышался бронированный «глаз» видеокамеры. Оливер присел, откинул крышку лючка на кормовой обшивке робота и подключил к специальному разъёму свой коммуникатор.

Объём памяти ПРМ-356 не позволяет сохранять текущую информацию за столь продолжительный срок, как это делает ЦПУ станции, но последние десять часов функционирования робота, обновляясь с пятиминутным интервалом, постоянно записываются его процессором. Пригодится ли ему эта запись, дознаватель не знал, но скачать и просмотреть её, в любом случае, было необходимо.

Затем он поднялся в кабину вездехода и внимательно осмотрел скафандр, в котором находился тогда Крестовский, ранец с кислородным баллоном и два запасных баллона, вставленные в настенную кассету. Зарядные флажки их находились в различных положениях, один светился красным, другой — зелёным цветом. Данилов нажал рычажок пальцем — блинкер легко повернулся, сменив цвет на красный — и вернул его обратно. С соседним баллоном такую операцию повторить не удалось, а вот с тем, что находился в ранце, без усилия.

Засняв выносным объективом коммуникатора «вещдоки» в кабине, дознаватель обогнул вездеход и подошёл к кислородному агрегату, возле которого стоял пластиковый контейнер с запасными баллонами. Три ячейки из десяти в нём были пусты, в том числе и две последние, у стены ангара.

Покончив с осмотром техники, Оливер вернулся в жилую часть станции, к двери в каюту Крестовского. Он вошёл в просторную комнату, переделанную из трёхместной. Включил свет, окинул взглядом спартанскую обстановку, отметив обилие аудиокниг на полках и на столе. Отодвинул в сторону несколько коробок с фамилиями Арсеньева, Хэмингуэя, Экзюпери и Лема на обложках, поставил рядом коммуникатор и присел к столу.

Файл с видеозаписью последних часов жизни Крестовского открылся нормально. Данилов запустил просмотр на большой скорости, так как робот двигался позади вездехода, постоянно держа его в поле зрения, и кроме пыли, поднимающейся из-под гусениц, и мелькания окружающего дикого, скованного морозом ландшафта, ничего видно не было. Археолог появился в объективе в самом конце записи,


Вложенные эскизы изображений

[АлексГК]

ступив из кабины на широкую скальную площадку, с которой открывался великолепный вид на долину, раскинувшуюся далеко внизу, с другой стороны просматривалась цепочка из трех вулканических конусов.

Робот, по команде Крестовского очистил площадку струей сжатого воздуха от песка и пыли, и на её поверхности чётко проступили идеально круглые углубления, словно оспины метеоритных кратеров. Археолог несколько минут расхаживал по скале, пару раз осторожно глянул за край обрыва, затем поспешил к вездеходу. Больше он не появился на экране, пока робот, повинуясь команде Бейли, наблюдавшего за происходящим из рубки, не заглянул в распахнутый люк. Дальше он уже действовал самостоятельно.

Последний кадр записи оборвался в момент удара о стылую землю.

Данилов поднялся, погасил светильник и встал у окна, врезанного в покатую стену. За толстым тройным стеклом горела звёздами ночь. Разрежённая атмосфера была почти спокойна и прозрачна, давая возможность новичку отыскать на небосклоне тусклые огоньки марсианских спутников, рядом с куполом вулкана Олимпус.


Вложенные эскизы изображений

[АлексГК]

Желтоватая капля Деймоса неподвижно висела на востоке, зато более крупный Фобос передвигался с запада с заметной скоростью, одновременно его «анфас» менялся на глазах – тоненький голубой серп расширялся с каждой минутой. Чтобы за три с небольшим часа достичь «полнолуния» и, подмигнув наблюдателю, спрятаться за близким горизонтом, едва не задев по дороге тонкую серебристую ниточку лифта над куполом Павонис. Оливер долго следил за эволюциями «шустрого» спутника, выстраивая в уме собранные факты в одну цепочку. На передний план снова выходил человеческий фактор.

Люди гибли всегда. Каждое новое дело — словно восхождение на вершину, а любая вершина собирает дань с тех, кто её штурмует. Освоение Марса не стало исключением, счёт погибшим давно перевалил за сотню человек, были и пропавшие без вести, которых, в отличие от Земли, без сомнений относили к погибшим, как только заканчивался расчётный срок кислородного запаса. И каждый раз, когда происходило чрезвычайное происшествие — это был именно несчастный случай, обусловленный стечением обстоятельств, технической неисправностью или ошибкой человека…

Вернувшись к столу, Оливер начал машинально складывать книжные диски в стопку, пробежав взглядом корешки на полках. Его слегка удивило обилие художественной и музыкальной классики в «библиотеке» археолога вместо профессиональных «манускриптов». К тому же, в каюте не было видеоаппаратуры, то есть хозяин не смотрел ни телепередач с Земли, ни фильмов в записи. Хотя, для этого ему бы хватило возможностей и собственного коммуникатора, но ведь и аудиокниги, в таком случае, совсем ни к чему было таскать с собой.

Да, Крестовский был очень разносторонней натурой с чудаческими замашками, о чём свидетельствовала и его биография – учёба в техническом и, следом, в гуманитарном университете. Участие в экспедициях по Крайнему Северу России и Америки, в строительстве научного комплекса на «берегу» лунного Моря Ясности, восхождение на марсианский Олимпус…

Он, на самом деле, никогда не давал себе покоя, а сделанные «по ходу пьесы» открытия и изобретения щедро делил с друзьями и коллегами, оказываясь чуть ли не в конце авторских списков и премиальных ведомостей. Но ведь рядом с ним всегда были настоящие люди, работавшие в удовольствие и думавшие о собственном благе в последнюю очередь, в коротких перерывах между экспедициями и другими большими делами…

Наутро Бейли с Даниловым выехали к раскопу сразу после завтрака, заправив все исправные баллоны и облачившись в скафандры. Оливер, надевая ранец, обратил внимание, что весит он гораздо больше, чем вчерашний, Крестовского, с пустой ёмкостью. Сжатая дыхательная смесь имела ощутимый вес, этого нельзя было не заметить. Вывод из новой информации напрашивался сам собой, но дознаватель пока отложил его, на потом.

Дорога от купола шла под уклон, обочины её отмечали метровые алюминиевые вешки с катафотами на макушках. Раскоп находился на сотню метров ниже и в десяти километрах от базы. Солнце выглянуло справа из-за горизонта и пронизало долину насквозь. Ясная штилевая погода, установившаяся с вечера, позволяла водителю и пассажиру видеть сквозь ветровой колпак фигуры двух роботов, трудившихся на краю отливающей чёрным глянцем площади. Они расчищали кучу песка у основания отвесной скалы, верхний край которой затягивала красноватая дымка.


Вложенные эскизы изображений

[АлексГК]

Территория раскопа вблизи оказалась настолько огромной, что Данилов теперь ни за что не назвал бы её площадкой. Ещё перед командировкой, разбирая первые материалы, он обратил внимание на масштаб карты-схемы, но сухие цифры лишь отложились в памяти, а об их истинном значении он получил представление только сейчас. Расчищенная от песчаника часть древнего городища тянулась вглубь каньона на восемь километров, в ширину — на все пять. Слева от сквозной «улицы», между двумя огромными фундаментами, раскинулась отливающая чёрным блеском полуокружность. Её оплавленная поверхность «стекала» к скальному выступу по вогнутой дуге.

Археолог с дознавателем покинули вездеход и спустились вниз. Основание вертикальной скалы оказалось сплошь изрыто идеально круглыми отверстиями, от нескольких дециметров до полутора метров в диаметре. Бейли первым подбежал к странным «норам», заглянул в одну, другую, обернулся. Лицо его, даже сквозь шлем было видно, светилось неподдельной радостью.

— Что там? — спросил Данилов.

— Похоже на трубы, тянутся в теле скалы до самого верха! — оживлённо откликнулся Бейли. — Не представляю, как они могли просверлить идеальные отверстия такой глубины, да ещё и «завернуть» их у самого основания! И, главное, для чего?!

— Со временем, наверное, вы найдёте ключ к разгадке…

Дознаватель внимательно следил за поведением археолога, в то же время о чём-то раздумывая.

— А я, видимо, уже нашёл, — вполголоса добавил он.

Оливер вспомнил о своих сомнениях и вновь прокрутил их в голове. Перепутать заправленные и пустые баллоны невозможно, они существенно различаются по весу. Следовательно, их можно только оставить, случайно или нарочно, в кабине вездехода. Крестовский мог сам сделать это и не проверить баллоны наутро, спеша поскорее выехать, что маловероятно. Ведь в предыдущую смену на раскопе находился Бейли, он и ставил машину в ангар вечером. Он же мог и сказать напарнику, что баллоны уже заправлены. Мог или сделал?..

Данилов внезапно круто развернулся и поспешил к вездеходу. Усевшись прямо на полу кабины, он открыл коммуникатор и запустил видеозапись, сделанную робо-манипулятором, «перемотав» её почти до конца. Он нисколько не сомневался в том, что увидит, но по привычке больше доверял своим глазам, чем памяти. Так и есть — флажки баллонов на экране в момент, когда робот «заглянул» в кабину, светились одинаково, одним цветом, красным! А ведь Бейли говорил, что оставил всё, как было. Данилов тут же переключился на собственную съёмку и убедился — вчера вечером на клапанах горели разные указатели — красный и зелёный.

Вот тут-то хитроумный доктор и перестарался — он просто не запомнил положения флажков, а запись с центрального пульта уже стёр, и только для подстраховки перевёл индикатор. Вполне резонно полагая, что Крестовский потерял сознание сразу после того, как подключил первый неисправный баллон. Но Игорь успел заменить и его и, конечно, сразу повернул флажок в истинное положение — «Пусто». В тот момент он уже наверняка осознал подлый замысел напарника и надеялся только на чудо — на то, что хоть один из баллонов окажется разряженным не полностью.

Сомнений у дознавателя больше не осталось – это умышленное убийство, за которое на родине археолога до сих пор полагался электрический стул. И в то же время, поверить, что он мог решиться на такое, было невозможно.

Данилов закрыл коммуникатор и вышел из кабины на площадь.

Вдоль раскопа потянул сильный ветер, гнал по улице между фундаментами тонкие пыльные струи. Они стекали к центру площади, закручивались в смерч, делая стремительный поток видимым и плотным. Пылевая воронка разрасталась на глазах, вытягивалась вверх, стараясь дотянуться к низко летящим розоватым облакам и покачиваясь из стороны в сторону. Затем одним махом «шагнула» на макушку скалы, и сразу же струи позёмки заскользили к отверстиям в базальтовой стене. Ветер набирал скорость в ложбине каньона, устремлялся в вертикальные трубы и вырывался из них на высоте, подчиняясь необоримой тяге, создаваемой гигантским смерчем.

Бейли, склоняясь к земле, побрёл навстречу воздушному потоку, кое-как переставляя ноги. А за его спиной вдруг возник и начал нарастать гулкий вибрирующий звук. Сначала он менял тональность хаотично, словно невидимый оркестр настраивал инструменты, но скоро набрал силу и стройность протяжных аккордов и мощным басом заполнил окружающее пространство. Мелодия была непривычна для людского слуха и, в то же время, обволакивала все чувства гармонией прекрасной музыки, сродни органным концертам Баха…

— Это… это настоящее открытие! — крикнул Бейли срывающимся голосом, остановившись рядом с Даниловым.

Тот лишь кивнул в ответ, развернулся и скрылся в проеме люка вездехода.

На обратном пути они молчали. Археолог вёл машину, изредка взглядывая на сидящего рядом дознавателя, но не решался заговорить. Оливер смотрел на дорогу, стиснув зубы и крепко задумавшись. Он не знал, как поступить: гибель Крестовского нельзя было оставлять безнаказанной, но это неизбежно повлечёт за собой смерть Бейли…

Внутреннее смятение захватило все мысли Данилова, хотя внешне это никак не отражалось на его лице. А Бейли терялся в догадках, улавливая неясную угрозу для себя, о которой свидетельствовало странное поведение приезжего спеца.

По возвращении на базу дознаватель, всё так же ни слова не говоря археологу, дождался, пока тот уйдёт из ангара, и подошёл к разбитому ПРМ-356. Глядя на безжизненные останки робота, Оливер пытался представить, о чём мог думать в момент прыжка этот стальной уродец. Знал ли, что его ждёт «смерть»? И сам ответил: он думал только о спасении человеческой жизни, остальное не имело значения.

Тогда, решившись окончательно, Данилов подключил коммуникатор к процессору робота и начисто стёр его память. Следом удалил копию видеофайла вместе со своей записью и с жёсткого диска коммуникатора. После чего прошёл в рубку и вызвал из купола Павонис дежурный челнок.

В ожидании транспорта техдознаватель подготовил краткий отчёт о проведённом расследовании, написал заключение и отправил документы в Бюро. А распечатанную копию с официальным разрешением на вывоз и утилизацию вышедшего из строя оборудования — робо-манипулятора и двух кислородных баллонов, скрепленную личной электронной подписью, оставил для Бейли на видном месте.


Вложенные эскизы изображений

[АлексГК]

***

Толстый и тонкий сидели в креслах скоростного поезда, мчавшегося над эстакадой монорельса с севера к экватору.

Они разговаривали и не смотрели друг на друга. Реплики звучали фальшиво и натянуто, как будто собеседники волею случая принимали участие в постыдном, грязном деле.

— Чем же можно объяснить такое вопиющее нарушение закона дознавателем, чьи мозги, кроме технических знаний напичканы ещё и статьями уголовного и процессуального кодексов? — спрашивал толстый своего напарника, глядя в окно на стелющуюся понизу саванну.

— Ты забыл ещё один свод, «зашитый» в память любого робота. А здесь-то, как мне думается, и допущена главная ошибка создателей Данилова — вопрос в приоритете законов роботов над человеческими законами.

— Ты хочешь сказать?..

— Именно. Сделав вывод на основе полученных фактов, Оливер понял, что его заключение может грозить археологу электрическим стулом, и первый закон робототехники не оставил ему выбора… Однако его память сама теперь будет «вещдоком», стереть её он не может из-за программного запрета. А вот ребята из техобеспечения прокуратуры церемониться, наверняка, не станут, — изымут всё до последнего бита. И думаю, его мозги затем ожидает полная «переделка».

Толстого передёрнуло от этих слов.

— Ведь Оливер почти настоящий человек, — тихо проговорил он, — личность...

— Тем не менее, это всего лишь робот, — пожал плечами тонкий, стараясь говорить с безразличием.

— Ладно, с поведением Данилова всё ясно, — кивнул толстый, вынужденно принимая объяснения, и воскликнул, театрально вскинув руки: — Но как Бейли смог решиться на убийство?! Вот ещё что не укладывается у меня в голове!

— Тут остаётся только предполагать, — сдержанно пояснил его коллега. — Представь: неуютная, если не сказать — враждебная, планета; мрачная, стылая атмосфера и окружающий пейзаж не лучше; замкнутое пространство купола с одной стороны и дикая безграничность природы с другой; одиночество, от которого не спасает даже напарник, так как характер его несносен; неутолённая жажда совершить великое открытие и беспросветная череда рутинных обязанностей. И вдруг, после долгих месяцев безнадежности, – странная находка, обещающая «обернуться» настоящим артефактом, но сделанная другим человеком.

— Так ведь они работали вместе, вместе бы и разделили все лавры.

— Бейли хотелось быть первым и единственным. Правда, он не учёл одно обстоятельство.

— Какое?

— Географическим объектам и историческим памятникам дают имена людей только после их смерти. Так что, музыкальное сооружение марсиан в Лабиринтах Ночи, при любом исходе судебного разбирательства, получит имя, например — «Фата-Органа Крестовского», даже если Бейли будет числиться в справочниках первооткрывателем.

Тонкий глянул на часы и поднялся, толстый поспешил за ним к выходу из вагона.

***

Кабина лифта приближалась к Земле. Отсюда, с экватора, из поднебесной высоты, жёлто-бурые саванны Танзании не были видны сквозь дымку атмосферы, и величественная гора вырастала из голубоватой пелены одиноким, сверкающим на солнце ледяным островом.

На память Оливеру пришли слова из книги: «...там, впереди, он увидел заслоняющую всё перед глазами, заслоняющую весь мир, громадную, уходящую ввысь, немыслимо белую под солнцем, квадратную вершину Килиманджаро. И тогда он понял, что это и есть то место, куда он держит путь».

Наверное, сердце его должно было вздрогнуть в этот момент, в предчувствии того, что случится скоро с ним самим. Если бы у него было сердце.

Но, по крайней мере, он думал, что законы тут совершенно ни при чём, и он испытал то же, что и настоящий человек, археолог Игорь Крестовский, — удовлетворение от хорошо сделанной работы и чувство прощения.

И Оливер улыбнулся встречающей его Земле.

(С) Опубликован в 2010 году в журнале "Сибирские Истоки" (ЯНАО)



Вложенные эскизы изображений

[АлексГК]

Эксперт

(мистическая история)


Вложенные эскизы изображений

[АлексГК]

Доктор Чешир умолк на минуту, с вожделенной улыбкой разглядывая содержимое огромного блюда, поданного официантом, и хищно примериваясь, как бы поудобнее отхватить ножом кусок сочной, исходящей ароматным паром буженины. Краткий перерыв в разговоре, а вернее в монологе профессора, позволил мне привести в порядок мысли и взять, наконец, инициативу в свои руки. Я торопливо отставил бокал с вином, выхватил из внутреннего кармана блокнот, навострил самописку и открыл рот…

— Я привёл цитату с единственной целью — показать вам, как в средние века боролись с малейшим проявлением у человеческих особей сверхъестественных способностей, — объект интервью, ловко орудуя вилкой, продолжил словоизвержение, даже не заметив моей попытки. — Обратите внимание, что трактат, написанный в полном соответствии с научными и юридическими канонами того времени, повествует о способах доказательства наличия магических сил, даже если обвиняемый и не обладает таковыми. Моя же деятельность была направлена, прежде всего, на получение неопровержимых доказательств отсутствия у подозреваемого чудодейственных способностей, которые он и его сообщники преподносили общественности как дар свыше.

Конечно, я не возился с мелкими сошками: прорицателями, экстрасенсами, ясновидящими, гадалками и хилерами. Ими должны интересоваться только правоохранительные органы, так как ничего, кроме обмана и фокусов, в их способностях нет. Я разоблачал «настоящих магов», добившихся мировой славы, и делал это по двум причинам: во-первых, хотел искоренить шарлатанство в области непознанных возможностей человека, а во-вторых, надеялся найти хотя бы один факт существования этих самых возможностей, подтверждённый научно. И методы мои значительно отличались от рекомендуемых «Молотом ведьм», да и наказание магов-преступников в наше время отнюдь не смертная казнь. Хотя, будь моя воля…


Профессор говорил, ел и пил одновременно, что для обычного человека уже было свидетельством наличия у него самого неординарных, почти мистических способностей. Речь с полных губ лилась спокойно и непринуждённо, несмотря на постоянно жующий рот и дёргающийся в глотательных движениях кадык. Чёрные, слегка навыкате глаза его при этом смотрели мимо или сквозь меня, лишь изредка фокусируясь то на очередном блюде, то на моей физиономии. Причём, в первом случае взгляд загорался предвкушением наслаждения, а во втором — плохо скрытым отвращением.

Стараясь не обращать внимания на такое к себе отношение, я ещё какое-то время питал надежду задать подготовленные заранее вопросы, но скоро понял, что, дослушав экспромт-лекцию до конца, и так получу ответы, особо не напрягаясь. Потому и сам принял деятельное участие в трапезе, время от времени делая пометки в блокноте для памяти. Слишком много сил и нервов положил я, чтобы добиться эксклюзивного интервью с человеком, на дух не переносящим корреспондентов, и лишить себя драгоценного материала опрометчивым вопросом или высказыванием было бы совершенно непростительно.

— В последние годы мир вновь окунулся в оккультизм, который, словно «ванька-встанька истории», как метко выразился один из литературных корифеев прошлого века, периодически возвращает себе утраченные позиции в психоэмоциональной зоне человеческого сознания. Возрождение интереса к паранормальным явлениям, а вернее сказать, очередная безоглядная вера в потусторонние силы возникает в социуме в моменты глобальных политических и экономических потрясений, когда люди инстинктивно ищут защиты от перегрузки разума негативом реальности. Правда, с конца прошлого века эти процессы в обществе приняли, судя по всему, хронический характер, что и побудило меня вплотную заняться исследованиями в данной области. Именно для того, чтобы понять — существует ли на самом деле возможность овладеть такими силами на пользу себе и, может быть, человечеству.

Профессор мимолётно усмехнулся.

— Надеюсь, вы отметили основную мысль, которую я пытаюсь донести, — главным инструментом в доказательстве наличия или отсутствия у «пациента» сверхъестественных способностей в моём арсенале является собственное, личное моё умение. Иными словами, я нахожу единственно возможное и строго научное объяснение изучаемому феномену, затем разрабатываю методику развития соответствующих способностей и применяю её к себе, пока не добьюсь стопроцентного результата. То есть, чтобы изобличить шарлатана от парапсихологии, нужно доказать, что все его феноменальные достижения не более чем фикция, так как «делаются» не по правилам. Понятно говорю?

Мой визави поднял скептический взгляд, явно сомневаясь в интеллекте слушателя. Я в очередной раз сделал вид, что не замечаю издёвки, и просто кивнул.

— Кстати, ваши статьи и передачи на эту тему, подготовленные без моего участия или разрешения на использование материалов, обеспечили вам неплохую карьеру. А ведь все исследования проводились на мои личные, весьма скромные средства и не приносили никакой прибыли. Поэтому я и согласился, в конце концов, дать интервью, рассчитывая, прежде всего, на некоторую компенсацию понесённых расходов.

Он замолчал и внимательно посмотрел на меня.

«Так вот где собака зарыта! — воскликнул мысленно я и расправил плечи. — Редактор, конечно, порядочный скупердяй, но на сей раз придётся изрядно раскошелиться за мои успехи. Надо только раскрутить доктора на серию репортажей с подробным описанием и видеосъёмкой его фокусов, а там, глядишь, и ему тоже что-нибудь обломится…»

— Вы можете вполне положиться на моё содействие в решении материального вопроса, — с ноткой самодовольства сказал я вслух, совсем не обратив внимания на недобрый прищур собеседника. — Если доказательства потянут на сенсацию, оплата будет достойной, гарантирую! К тому же, с нашей помощью вы сможете потом обратиться в фонд Джеймса Рэнди и получить обещанный миллион долларов!

— Вы разочарованы не будете, это я тоже обещаю, — скривился в улыбке профессор, — но выступать в качестве подопытного кролика перед иллюзионистом, да и вообще перед кем бы то ни было, не собираюсь. Однако мы несколько отвлеклись от темы, продолжим…

Так вот, обоснованно считая себя последователем таких корифеев по части научного изучения паранормальных явлений, как Дессуар и Райн, Путгоф и Тарг, Джо Никелл и Ричард Вайсман, должен отметить, что мой метод кардинально отличается от традиционного подхода к проблеме. Уважаемые коллеги только исследовали чужие способности, я же вырабатывал и развивал свои.

На самом деле, семь лет назад, начиная заниматься поставленной перед самим собой задачей, я был далёк от мысли овладеть сверхъестественными силами на практике и хотел только вразумить доверчивую публику, открыв ей глаза на вопиющий обман. Но, получив научно обоснованные доказательства существования парапсихологических способностей, я отодвинул первоначальную задачу на второй план. Тем более что со временем всё больше утверждался в мысли — технологическое развитие цивилизации, как ни парадоксально, способствует оглуплению человечества и с каждым шагом приближает общество к дистопии, и никакими усилиями, тем более одного человека, свернуть его с пагубного пути невозможно. Поэтому я не афишировал свои успехи, пока не довёл возможности собственного организма до совершенства. Сегодня вы сможете на деле убедиться в этом.

Первым объектом моих изысканий было целительство. За прошедшие годы я повстречался с десятком известнейших специалистов в разных странах мира. Это были мастера высочайшего класса — учителя, гуру, наставники, везде их именуют по-разному, и первое, что я выяснил совершенно достоверно, — они на самом деле могут диагностировать болезни внутренних органов, обладая чувством синестезии, и даже иногда помогают людям справиться с недугом.

Происходит это по очень простой и объяснимой причине — исцеляются те, кто верит в чудо безоглядно. То есть такие люди изначально готовы к лечению, они легко внушаемы, и использование врачующим профессиональных навыков гипноза даёт быстрый положительный результат. И даже человек нейтрально или скептически настроенный получает некоторое облегчение своим страданиям под умелым гипнотическим воздействием. Следовательно, по крайней мере, в области целительства никакой мистики и ничего сверхъестественного нет. В качестве первого наглядного примера я могу вам продемонстрировать своё умение. Посмотрите мне в глаза.

Профессор отложил столовый «инструмент», вытер губы салфеткой и вперил в мою переносицу чёрные блестящие зрачки. Я невольно отшатнулся, чуть не поперхнувшись салатом, но тут же сам подался вперёд, буквально притянутый горящим взором собеседника.

Надо сказать, что за день до нашей встречи я посетил дантиста и поставил коронку на испорченный зуб, после чего меня уже почти сутки преследовала свербящая боль в нижней челюсти. На ночь я принял анальгин, но с утра опять чувствовал себя неважно, а к вечеру, в общем-то, притерпелся — работу ведь не отменишь. И вот через минуту после начала импровизированного сеанса я напрочь позабыл о боли. Сказалось ли тут замечательное умение профессора или воздействие алкоголя, не знаю, но мой визави не имел на этот счёт сомнений.

— Ну как, полегчало? — спросил он с довольной ухмылкой, отвалившись к спинке стула.

— Да, да, спасибо! — ошарашенно проговорил я, ощупывая челюсть. — Но как вы узнали?!

— Вот тут мы и перейдём к следующему пункту, широко разрекламированному чудодеями, — телепатии, которая чаще всего является лишь виртуозным владением искусством физиогномики. Мимика лица и выражение глаз, непроизвольные жесты и рефлекторные движения, все эти приметы говорят специалисту очень многое о состоянии здоровья пациента и локализации болезней в его организме. Ещё очень хорошо помогают доверительные разговоры страждущих между собой в приёмной, оборудованной современной техникой, но такой метод применяют только чистые шарлатаны. Кроме распознавания недугов, физиогномика позволяет достоверно угадывать простейшие человеческие мысли и желания. Но, опять же, умение это не имеет ничего общего с чтением мыслей, поэтому и разоблачается очень легко — размещением непрозрачной преграды между редуктором и реципиентом.

«Слава богу, — усмехнулся я про себя, — а то пришлось бы весь вечер загораживаться от вас салфеткой».

— Вам бы это не помогло — стальной пластиной, может быть… — оскалил безупречные зубы профессор, а я мысленно прикусил язык. — Как известно, в арсенале парапсихологических умельцев присутствуют, кроме целительства, ясновидения и телепатии, такие способности, как премониция, криптестезия, психотроника, телекинез, левитация и тому подобное. Пусть вас не смущает обилие специальных терминов. Количество оккультных деяний, ими обозначаемых, невелико и за исключением явно мошеннических сводится к трём основным, первое из которых мы только что опробовали на практике..

Далее в списке наиболее распространённых умений экстрасенсов стоят телекинез и левитация. Чего только не вытворяют доморощенные маги в этой области: двигают взглядом спички и монетки, гнут ложки и вилки, катают шарики по столу… А вот отклонить силой мысли стрелку гальванометра им никогда не удавалось, ни при групповом сеансе, ни порознь. Ведь собственное электромагнитное излучение человеческого мозга настолько мало, что совершить с его помощью хотя бы мизерную работу просто невозможно, требуется подпитка энергией извне.

То же самое можно сказать о телепортации. При изучении указанных явлений мне удалось сначала теоретически обосновать, а затем и освоить на практике давно открытый, но официальной наукой не признанный эффект Биффельда — Брауна. Последним препятствием для выполнения широкомасштабных экспериментов было только отсутствие достаточно мощного источника энергии.

Ближе всех подошли к решению вопроса даосы, тибетские монахи и индийские гуру, не все поголовно, конечно, а лишь немногие посвящённые. Развивая собственное трансцендентальное сознание, они первыми открыли практически неисчерпаемый вселенский источник и назвали его «энергией ци» или праной. Способы восприятия, аккумулирования и применения энергии ци не составляют большого секрета, но все они, если не шарлатанство, то дилетантство в чистом виде. Лишь строго научный подход открывает человеку по-настоящему безграничные возможности, таящиеся в этой области знания. Факт в том, что все парапсихологические явления, о которых мы говорили и которых ещё не знаем, становятся реальностью, именно благодаря многократному усилению мысленного воздействия за счёт внешнего энергоисточника, как его ни называй. Человеческий мозг в этом случае выполняет функцию транзисторного приёмника…

Но, я вижу, беседа вас несколько утомила, — внезапно сказал профессор, в первый раз удостоив меня благожелательного взгляда. — Да и говорить нам, по сути дела, больше не о чем. Sapienti sat [*]. Осталось только наглядно продемонстрировать… Однако прервёмся, вам ведь нужно срочно выйти, не так ли?

Я судорожно закивал головой, ощутив вдруг стеснение в груди и тошноту, кое-как поднялся со стула и поспешил в холл, не разбирая пути, чтобы отдышаться на свежем воздухе. Правую руку я инстинктивно держал у сердца, а пальцами левой стиснул ручку чёрного кожаного портфеля, в последний момент услужливо поданного мне профессором. Для чего мне портфель, задумываться было некогда. Рванув на себя входную дверь, я тут же забыл о недомогании, — вместо облицованного мрамором ресторанного крыльца передо мной возникла квадратная стена стального бункера с ярко блестевшими в свете ламп никелированными рукоятками сейфовых ячеек…

В следующую секунду я уже возвращался из холла в зал ресторана. Тошнота отступила, будто её и не было, хорошее настроение буквально захлёстывало меня изнутри, и левую руку оттягивал заметно потяжелевший портфель. С широчайшей улыбкой на физиономии я подошёл к столику, в галантном полупоклоне вернул профессору его кладь и уселся на своё место.

— Благодарю вас за помощь, — лучезарно смеясь глазами, произнёс мой собеседник, — и за щедрое угощение. Думаю, последнее доказательство также удовлетворит вашу любознательную натуру. На этом позвольте распрощаться, провожать меня не надо…

Я продолжал глупо улыбаться ещё с минуту, наверное, после того как фигура профессора медленно воспарила к потолку и растаяла в душном мареве ресторана. И никто, кроме меня, этого не заметил.

Эти строки я пишу в камере предварительного заключения, где очутился на другой день после вышеизложенных событий. Для крючкотворов от сыска испокон веков, как любезно сообщил мне «паранормальный» доктор, царицей доказательств является чистосердечное признание, и думаю, они не поверят приведённым фактам, а будут истязать меня допросами снова и снова, пока не добьются своего. Но у меня нет другой возможности опровергнуть свою вину. Ведь и улики, и свидетели указывают на одного человека — моё лицо заснято охранной видеосистемой банка, и отпечатки моих пальцев остались на рукоятках сейфа, и только меня видели официанты, метрдотель и посетители сидящим за столиком в тот злополучный вечер, отметив и мою получасовую отлучку. А моего визави, оказывается, не видел никто. Его просто не было.

Почему он поступил так именно со мной?!

Мало того, мне пришлось ещё и оплатить наш ужин, а я даже не наелся толком… проклятый скряга! Ты-то ведь слышишь мои мысли, слышишь и смеёшься…

Вытащи меня отсюда, пожалуйста, ну что тебе стоит?!

Ответом мне была чеширская улыбка, на мгновение соткавшаяся в воздухе прямо перед моим лицом.

* - Понимающему достаточно (лат.)

(С) Рассказ опубликован в 2010 году в журнале "Техника - молодёжи" (Москва)


Вложенные эскизы изображений

[АлексГК]

Цена нефти

(Сибирская история)

Сообщение отредактировано АлексГК: Dec 26 2020, 15:49

Вложенные эскизы изображений

[АлексГК]

Корпус вертолёта завибрировал мелкой дрожью, звук работающего двигателя из медленного рокота перерос в убийственный свист Соловья-Разбойника, от которого воздух в ушах затвердел тугими пробками, а народ, рассевшийся по лавкам, превратился в аквариумных рыбёшек – рты открывались совершенно беззвучно. Сосед тоже попытался что-то сказать, тыча рукой в открытый из-за жары иллюминатор, но ни одного слова, ни даже отзвука слова Антон не услышал. Повернул голову и успел поймать взглядом проваливающийся луг аэродрома, с полёгшей белёсыми волнами под напором искусственного ветра травой, и шиферную крышу приземистой бревенчатой избушки аэропорта.

Вертолёт стремительно набрал высоту, с которой проплывающая внизу тайга действительно напоминала малахитовое, тяжело перекатывающее валы разноростых крон бескрайнее море, лишь кое-где вдавленное к земле воронками-плешинами топей и прорезанное извилистыми руслами безымянных речушек. Томский нефтяной край заметно отличался от насквозь затянутой болотами Ямальской тундры. Антон настолько уже, оказывается, соскучился по настоящему лесу, что жадно впитывал глазами таёжный пейзаж, плывущий понизу, а воздух, пронизанный солнцем и хвойным духом, глотал открытым ртом из распахнутого иллюминатора, словно ядрёный русский квас.

В одном месте внизу, в коричнево-торфяной неглубокой воде обнаружились притопленные оранжевые останки Ми–8, пустыми круглыми глазницами навечно уставившегося в голубой омут неба. По спине Антона пробежал холодок. Картинка мелькнула и пропала – и из виду и из памяти, так как далеко впереди, над макушками деревьев показался сизоватый, расплывающийся в воздухе легким маревом дымок. Приближались к месту первой посадки, к одной из разведочных скважин, на которых дежурили попарно операторы нефтедобычи и дизелисты, сменяясь по вахте через месяц.

Антон летел сюда в первый раз и не знал, на какой точке ему с напарником выбрасываться из салона. "Вертушка" сделала круг, прижимаясь к самым деревьям, и зависла над застеленным бревенчатой лежневкой квадратом посадочной площадки, посреди обширной болотной гати. К снижающейся машине по дощатым трапам, раскинутым поверх жидкого сплетения травы и мёртвых стволов, уже бежали двое с рюкзаками, пригибаясь и придерживая картузы от дикого пропеллерного ветра. Антон вопросительно посмотрел на своего напарника. Тот мотнул головой, не двигаясь с места, и у Антона отлегло на душе – торчать целый месяц в болотной каше и испарениях занятие малоприятное, – значит их место выгрузки дальше. Чуть коснувшись колесами шасси серых брёвен, вертолет прилепился к площадке. Один из летчиков открыл дверцу и выбросил наружу трехступенчатый дюралевый трап. Первая пара выпала из салона. Вслед им подали коробки и мешки с продуктами, две фляги с питьевой водой, а навстречу уже забирались "отбывшие срок" ребята, заросшие небритые физиономии которых, лучились радостью отмучившихся грешников.

Через полчаса снова пошли на посадку, и легкий тычок в бок подсказал Антону, что им пора. Смена прошла в том же темпе и порядке, и через минуту рокот вертолета канул в небесной синеве за зубчатым краем леса. В уставшие уши забилась ватой тишина, подчеркнутая лишь лёгким стрёкотом дизельной электростанции, спрятавшейся в ста метрах за невысоким лысым курганом.

Напарники перетащили свой скарб в обшарпанный голубой вагончик, вросший спущенными колесами в землю в центре лесной поляны, перекурили на лавочке возле чёрного сруба бани и пошли осматривать хозяйство в сопровождении весёлого увальня-щенка неопределенной породы. Тропинка стелилась в зарослях высокой по пояс травы по-над обрывистым берегом речки. Пробки в ушах скоро растворились, и Антон теперь слышал кроме приближающегося звука дизеля и тихое журчанье воды, и скрипучий шелест кузнечиков, и заливистое тявканье пушистого колобка, косолапо путающегося под ногами, и "белый" шум листвы и хвои высоченных, волнующихся под ветром берез и корабельных сосен.

– Смотри-ка, на том берегу малина дикая растет, можно будет варенья наварить между делом, – сказал Антон своему товарищу.

– Конечно. Только ягоду собирать осторожно надо, здесь недалеко медведь обретается, захаживает иногда, – ответил Игорь.

Они подошли к двум ржавым металлическим контейнерам, в которых находились дизельные электростанции, рабочая и резервная. Антон остался возле них, проверить оборудование, а Игорь отправился дальше к нефтяной качалке, что размеренно кивала пеликаньим клювом у самой границы тайги, словно отбивала бесконечные поклоны матушке-земле за ее донорскую помощь многострадальной неблагодарной стране.

На скважине всё было в порядке. Энергетическая техника тоже не вызвала у Антона никаких опасений. Старенькие советские тарахтелки при хорошем уходе работают надежно, а сменщик, судя по всему, перед отъездом сделал необходимые регламентные работы.

– Пошли ужинать, – крикнул Игорь с тропинки.

Антон обтер ветошью руки и направился вслед за ним к вагончику.

Пакеты с крупами и макаронами рассовали по полкам в кухонном отсеке, ящики тушёнки-сгущёнки задвинули под откидные кровати, а капроновыё сетки с картошкой и луком Антон оставил возле помойного ведра и тут же уселся на табурет с ножом в руке. Игорь по ходу складских работ часть продуктов уложил в освободившийся бумажный мешок и добавил туда же несколько пачек зелёного чая и махорки из своего рюкзака.

– Кому это ты передачу готовишь? – заинтересовался Антон. – Медведю?

– Скоро Иван Седиков должен подойти, местный старожил-одиночка. Его заказы. А уж он сам с медведем поделится, замолвит за нас словечко, – с улыбкой ответил Игорь и плеснул воды из цинкового ведра в чайник. – Живет он километрах в десяти отсюда в брошенном посёлке геологоразведчиков, что открывали здешние месторождения в семидесятых годах.

Нехитрая еда поспела быстро и напарники, уже изрядно проголодавшиеся, дружно застучали ложками. С улицы в это время донеслось тонкое радостное тявканье, и скоро по лестничному трапу в дверь ввалился бородатый, седой как лунь человек в заношенном энцефалитном костюме и ржавых кирзовых сапогах.

– Здоровы буде, робяты! – скрипучий зычный голос резанул уши, словно напильник по стеклу прошёлся. – С приехалом вас!

– Здравствуй, Иван Терентьич, проходи к столу, – Игорь поднялся, пожал заскорузлую пятерню гостя и пододвинул ему свободный табурет.

Антон тоже поздоровался, назвал имя и продолжил прерванный ужин, короткими взглядами-мазками набрасывая для памяти портрет колоритного пришельца. Обветренное, кирпичного оттенка лицо, широкие скулы и нос, толстым утиным клювом усевшийся на пышных прокопченных куревом усах, брежневские брови вразлет от шрама на переносице. Старик степенно огляделся, скинул с широких плеч полупустой рюкзак, из которого извлёк зелёную, заткнутую деревянным шпеньком бутылку, и осторожно присел у торца кухонного стола.

– Давай стаканы, паря, – карие, чуть на выкате глаза уперлись в лицо Антону. – За встречу и за знакомство по пять капель принять надо. У меня продукт свой собственный, на кедровых орехах настоянный.

– Ты же знаешь, Терентьич, что мы на работе, – ответил за напарника Игорь и поставил перед Седиковым один гранёный стакан.

– Так я же только для порядку предлагаю. Тут и самому-то пить нечего, дырявый ты насос!

Раздавшийся вслед за этими словами мелкий пронзительный смех гостя был так же неприятен, как и его голос. Он аккуратно налил себе самогона под завязку, медленно выпил, не морщась, и хрустко зажевал целой луковицей. Потом зачерпнул пару раз жареной картошки, вытер ложку кусочком хлеба, под второй стакан доел и его и встал из-за стола.

– Спасибо за угощение, – пожевал губами задумчиво и повернулся к Игорю. – Сейчас мне товар выдашь, или на улице подождать?

– Вон твой мешок, забирай, Иван Терентьич. Да не уходи сразу. Мы сейчас чаю глотнём и тоже выйдем, покурим вместе на лавочке.

Гость кивнул, подхватил мешок на плечо и вышел.

– Вот это кадр, – удивлённо покачал головой Антон. – Он хоть не буйный?

– Да он нормальный мужик, к нему только привыкнуть надо, – понимающе улыбнулся Игорь. – Просто не знает, как себя вести с новым человеком, поэтому и за бутылку прячется. Поживи один в лесу, сам таким же станешь. Пошли, сейчас он разговорится немного, отмякнет.

Иван Терентьевич сидел на лавочке и пристально вглядывался в заходящее красноватое солнце. Сизый плотный дым от его «козьей ножки», свернутой из махры и газеты, пахнул в нос Антону вкусным, давно забытым запахом деревенского детства. В ногах гостя в позе сфинкса расположилась лохматая чёрная лайка. Возле нее кувыркался в траве щенок, тоненько повизгивая от счастья, хотя старшая товарка не обращала на него никакого внимания. Напарники присели рядом на отполированную временем доску, закурили по сигарете, молчали.

– Эх, ребятки! Вы настоящего-то дела не видели еще в жизни. Это разве работа? Курорт, а не работа. Оно, конечно, всё лучше, чем бездельниками в магазине маяться, как те охранники-мордовороты, что в райцентре в универмаге день-деньской болтаются. Но и здесь у вас лафа, а не жизнь.

Хороша махорочка, давненько я ей не баловался, дырявый ты насос!

Седиков поморгал припухшими веками, затянулся крепко, стряхнул пепел с самокрутки желтым выпуклым ногтем и повёл разговор дальше.

– Вот эти скважины пока бурили в здешних местах, знаете, сколько народу да техники тут угробилось? Болота попадаются бездонные, что твоя Марьянская впадина. Иной раз и мигнуть не успевали, ан и нет бульдозера или ГТТ. Хорошо, если машинист успеет на крышу выскочить, да в сторону сигануть, а то поминай как звали. Вышки буровые только что на горбу своем не таскали. А всё нефть, будь она неладна, нужна была стране. И сейчас пуще прежнего нужна, я смотрю.

Не люблю я её. Она, как и золото, глаза людям застит деньгами большими. Что работяге, что начальнику, по теперешнему – олигарху, что самому президенту. А ты вот попробуй без нефти прожить, как я сейчас, а?!

Хотя, ты на меня тоже не смотри. Я здесь полжизни проваландался, а окромя работы и не видал ничего. По молодости-то, конечно, все легко и весело было. Друзья-товарищи, рубль длинный, подружки-девоньки горячие, карты да пьянка на выходных, вот и вся жизнь. Где моя семья, спроси? А ведь живут где-то и жена, и детей двое. Только ни я их не знаю, ни они меня не ждут давно. Затянуло всё сверху годами ушедшими, да тиной болотной.

Большей частью, конечно, сам во всём виноват. Но и другие люди и государство родное к моей судьбе тоже руки приложили. Вот, послушайте историю.

Старик снова потянул губами терпкого махорочного дыма, глянул на парней, – слушают, нет. Антон слушал внимательно, Игорь – вполуха, играл веточкой со щенком.

– Работал я на автокране у нефтяников. Долго работал, с семьдесят первого по вахте, потом, через год, перешел на "постоянку". Мотался сутками по месторождениям, с буровой на буровую, зарабатывал хорошо, как и все в те годы. Копил деньги. Думал, соберу на дом, на машину, вернусь к семье на Украину, заживу. Много накопил.

– Сколько? – заинтересованно вскинулся Игорь.

– Много, тебе столько и за пятьдесят лет не заработать, – тяжело усмехнулся Седиков.

Глаза его подёрнулись туманом воспоминаний.

– Я раньше прямо болел деньгами. Часть просаживал, конечно, не без этого, но бóльшую складывал копейка к копеечке. Сберкнижка распухла. Тут и перестройка подоспела. Павлов, хрен, со своей реформой, или ещё кто, не помню, но боязно мне стало. Чую, приберут мои денежки, как пить дать, приберут. Думаю, надо их на валюту поменять, а у нас негде. Взял я отпуск в конце февраля, снял с книжки всё разом и покатил в Москву, дырявый ты насос…

Приехал, устроился в какой-то вшивой гостинице на окраине, начал осторожно выяснять, где можно провернуть своё дело. Обменников тогда еще толком не было, да и не хотелось мне особо светиться в банке, паспортные данные свои показывать. В общем, подсказали мне люди. Приехал на Арбат, стал ходить, присматриваться. Углядел одного прощелыгу-колобка. Культурный такой – интеллигентного вида, в сером пальто и в шапке "пирожком". Молодой. Прохаживается, меняет помаленьку "бабки".

Долго я недалеко от него кружил, вижу, он меня тоже приметил, стал сворачиваться. Хотел подойти к нему, а меня тут же двое с боков подперли, крепкие ребята в кожаных куртках. Какого, говорят, тут ошиваешься? Ну я, понятное дело, струхнул. Деньги то все при мне. Но народу вокруг много. Думаю, если что, заору. Отвечаю, мол так и так, хочу доллары купить. Так что ж ты, "лох", кругами ходишь, посмеялись и мимо того прошли, кивнули и нету их. А парень сам ко мне подходит и спрашивает, сколько надо. Я спросил какой курс, сказал сумму. Колобок встрепенулся, забегал глазами по сторонам. Говорит, такой куш надо собрать. Договорились через час на том же месте встретиться.

Пошёл неподалёку в пельменную. Сел за стол рядом с двумя работягами, пытаюсь поесть. Вроде все срастается, а у меня душа не на месте. Думаю, надо было по частям менять, в разных местах, а я, дурак, всю сумму сразу обозначил. И ведь один, ни единой живой души знакомой во всей Москве нет. Соседи под столом тихонько водку разливают и мне плеснули. Чё ты, говорят, сидишь, как пришибленный, расслабься. Я глотнул полстакана, отпустило немного и мысль заработала. Говорю, спасибо, мужики, я за это вам еще поставлю, если поможете мне маленько. Объяснил, как дело обстоит, только сумму, конечно, не называл.

Вышли на улицу, покурили. Я того интеллигента увидал, специально еще с мужиками постоял, поговорил о том, о сём, чтоб увидели, что я не один, и подошёл. Он меня проводил к синей «шестерке», что стояла рядом на стоянке. В ней никого не было, и это меня совсем успокоило. Уселись мы на заднее сиденье, он мне пачки стодолларовые, резинками перетянутые, показал. Я проверил купюры, пересчитал выборочно – все вроде как надо, хрустят, одна к одной. Завернул он их в газету, положил на сиденье возле меня, стал мои рубли считать, спокойно так. Я на всякий случай оглядываюсь по сторонам, не идёт ли кто к нам. Всё тихо.

Сложил он рубли в портфель, спасибо мне сказал. Ну, я свёрток еще раз развернул, посмотрел на пачки, завернул снова, сунул запазуху под тулуп и пошел к своим мужичкам. На машину только раз обернулся, она как раз со стоянки выезжала, номер запомнил невзначай. Работяги меня проводили до метро, сунул я им пару сотенных, распрощался, нырнул в электричку и скорей в гостиницу.

Прибегаю, как на крыльях, заперся в комнате, хорошо соседей никого не было. Тулуп скинул, достал свёрток из-под рубашки, развернул, высыпал пачки на кровать, радуюсь. Открыл пиво, что прошлым вечером купил для такого случая, сижу за столом, отхлёбываю из бутылки. Любуюсь на "зелень", соображаю, что надо бы в обратный путь собираться. Билета нет, ну да поеду на вокзал и на первый попутный поезд упаду, не привыкать. Взял тут одну пачку в руки, захотелось пошелестеть долларами, глядь, а в ней только сверху да снизу настоящие купюры, а под ними бумага резаная зелёная. Тут меня как обухом стукнуло – неужели "кинули"?! Распотрошил остальные – точно! Сел на пол, только глазами лупаю… дырявый ты насос!

Старик приподнялся с лавочки, бросил в сердцах на землю потухший окурок самокрутки, снова сел. Завернул новую.

– Как же, Иван Терентьич?! – Игорь, сам захваченный рассказом, подхватился на ноги. – Как же ты так прокололся!

– Да вот так, паря. Я ж из лесу, а в Москве ребята ушлые… Да не на того напали! Слушай дальше.

Что ж, надо было что-то делать. То ли в милицию идти – очень мне этого не хотелось, – то ли самому попытаться деньги вернуть. Хотя понимал я, что в столице "лоху" вроде меня правды вовек не найти, но надёжа на "авось" была большая, да и злость меня взяла такая…

В общем, собрал я остатки "зелёных" с обложек "кукольных", получилось около двух тысяч, взял и деньги, что на обратную дорогу отложил, и поехал на метро по окраинам, по барахолкам, искать обрез охотничьего ружья. В задуманном деле это у меня был бы самый весомый аргумент к моим обидчикам.

Нашёл почти новую «Белку» шестнадцатого калибра с коротко спиленными стволами и прикладом, ладную такую, по руке. Десяток патронов к ней с дробью «шестёркой». Пристроил обрез под тулуп в рукав и отправился на Арбат, "кукловодов" искать. Ходил как на работу, каждый день – утром, пока не развиднеется, и вечером, как стемнеет, чтоб не особо светиться, – и через несколько дней заметил на стоянке знакомую машину. Проследил я её аккурат до самого гаража и в одно утро, дождавшись, когда в нее уселось побольше народу, подловил на выезде со двора под аркой.

Они остановились на повороте у тротуара, пропуская бесконечный поток, а я тут как тут – подскочил слева, распахнул водительскую дверку и показываю тому "качку", что за рулем сидит, стволы из-под полы прямо в рожу. Колобок на заднем сиденье завозился, узнал меня, тоже дверцу открыл, говорит: «Ты что, друг, давай по мирному разберёмся, садись к нам». Я ему сказал, чтоб вышел из машины. Думаю, поставлю его перед бампером – тогда не уедут и остальные, да он, дурак, вылез и кинулся на меня, даром что интеллигент. Наверное подумал, что на испуг беру, или внимание хотел отвлечь. Пришлось мне с одного ствола садануть ему в бедро, он и подломился на асфальт.

А москвичи, не поверите, бегут себе мимо нас по тротуару, никто даже ухом не повёл. Так только, стали на метр дальше обходить, как заведённые. Я уже и обрез не прячу, прошу громко, чтоб милицию позвали. Пока одна старушка, добрая душа, побежала к другому перекрестку к «ГАИ-шникам», что там маячили, колобок попытался на ноги подняться, да не может. А его подельники, видя такой оборот, дали по газам. Я им со второго ствола пульнул по задним скатам, да толку мало. Они ввинтились в поток – и нету!

Дружок их сидит на асфальте в луже крови, стонет от боли и всё бормочет: «Ну ты дурак, ну ты дурак…» Я говорю: «Заткнись, сволочь, мало я тебе всадил. Сейчас милиция разберётся, кто из нас дурак!».

Они быстро разобрались. Отобрали первым делом обрез, руки скрутили за спину, да по зубам мне, разбили губы напрочь. Тут, вдруг, откуда ни возьмись – телевизионщики с кинокамерой. «Мы, – говорят, – из передачи «Человек и закон», случайно тут проезжали мимо, да все и засняли!» "Менты" даже не поверили сначала, говорят: «А вы, часом, не кино здесь снимаете?» – «Да нет, всё произошло на самом деле».

«Ну, – думаю, – повезло мне, хоть свидетели нашлись, от них не отмахнёшься!» Раненого на «скорой» быстренько отправили, а меня в "гадюшник" и в ИВС, где сходу начали разбираться со мной, по горячим следам. Телевизионщики следом, продолжают снимать. Рассказали следователю, как было дело, я свою историю изложил. Тот записал, сказал репортёрам, чтоб копию плёнки сразу ему привезли, в качестве вещдока. Все разошлись, а меня в камеру, на нары.

Седиков замолчал, посмотрел тоскливо на закатное солнце. Антон тут же завозился нетерпеливо рядом.

– Мурыжили меня недолго. Вначале всё вроде нормально было. История моя про кидалово с валютой не первая и не последняя. Сберкнижка, в которой снятая сумма проставлена, у меня вместе с паспортом лежала. За самосуд, конечно, мне статья полагалась, но была надежда, что в остальном разберутся и вернут мне хоть часть денег. И пленка телевизионная, мне её даже раз показали, хорошо могла помочь следователю – на ней и машина и физиономии по крайнее мере троих подельников колобка очень хорошо засветились.

Однако, на суде вдруг оказалось, что мои показания сплошная "липа" – я был представлен алкашом-маньяком, промотавшим в столице все деньги и напавшим с оружием, ни с того ни с сего, на уважаемого пострадавшего, скромного инженера-труженика, перебивающегося с хлеба на воду. Телевизионщиков вообще в суд не вызвали, а на ихней пленке остался только я с обрезом в руке и истекающий кровью бедняга-колобок. Адвокат, назначенный за два дня до суда, благополучно проспал весь процесс и мне спокойно вкатили "семерик" за разбой, учитывая комсомольскую биографию. Вот и всё, дырявый ты насос!

Вернулся я после отсидки сюда. Добрался через Стрежевой в посёлок, а он пустой стоит. Работы не стало, и люди поразбежались. Только мне деваться некуда было, да и не хотелось больше ничего… Так и живу с тех пор один.

Старик запыхтел самокруткой. Синий дым облаком поднялся в небо и растворился в нём без остатка.

Парни молчали рядом. Что тут скажешь?

А Седиков поднялся, распрямился с хрустом и сказал ещё, глядя на них проясневшими глазами:

– Так что, постарайтесь ребятки про настоящую жизнь не забывать. Тем более и заработки сейчас, я знаю, совсем не те, что в советские времена были. И романтики поубавилось. Но надо, чтоб романтика из души никуда не уходила, и про любовь настоящую помнить за работой. Без этого никакие деньги не нужны.

Вот вы думаете, стоимость нефти чем меряется? Рублями, долларами? Ан нет, ребятки. Цена нефти – человеческие жизни, да судьбы людские... Ладно, пошёл я к себе, а то солнышко скроется скоро совсем.

Да, батарейками «Марс» для приёмника не богаты вы? А то у меня что-то сели быстро.

– Есть, конечно, – Игорь поднялся по лесенке в вагончик, принёс пару импортных гальванических элементов.

– Вот спасибо. Зимой я вам шкурок подкину на шапки жёнам, а пока бывайте.

Гость заплевал тлеющий газетный окурок, мешок с продуктами в рюкзак пристроил, закинул за спину и протянул парням руку для прощания.

– Как же вы один пойдете в такую даль? Ночь скоро навалится, – участливо спросил его Антон. – Вдруг медведь?

– А как я тридцать пять годков тут хожу? – усмехнулся в бороду Седиков. – Да и не один я.

Он кивнул на собаку.

– А с Михайло Потапычем мы давнишние приятели. Я его не трогаю, ну и он меня сторонится, знает, что нам делить нечего. Да и старый он уже совсем, как и я на погост смотрит.

Старик махнул рукой, развернулся и размеренной походкой зашагал прямиком в темнеющий лес. Лайка бесшумно снялась с места, опередила хозяина и скрылась в высокой траве. Щенок обиженно тявкнул ей вслед, виляя тонкой свечкой хвостика, обернулся к своим, как бы спрашивая разрешения, и покатился вдогонку удаляющимся гостям.

Ночью Антон долго ворочался на скрипучей постели, никак не мог заснуть, перекатывая в голове простые и, казалось бы, сумбурные слова гостя. Что-то кололо из-за них душу, а что, никак он не мог понять. Получалось вроде, что работать без обычных на производстве напряга и гонок – плохо, а целиком отдаваться делу, забывая себя и семью, тоже ничего хорошего.

Антон уже проходил в жизни и то и другое. Когда, после службы в Чечне, перебивался между пьянками случайными заработками. И когда от той же пьянки подальше и от тоски махнул в Тарко-Сале в буровую бригаду, где работа превратилась в бесконечное "давай-давай" в течение пяти лет. Трубы, долотья, глина, стылое рычащее железо и, в итоге, – тысячи метров проходки, из которых складывались десятки скважин, сочащихся чёрной кровью Земли.

А вот здесь-то, на отшибе от больших производственных процессов, как раз и была золотая середина – хозяйство невеликое, работай в свое удовольствие, чтобы одна эта скважина выдавала свои десять тонн нефти без сбоев, и все будет в порядке. И семья довольна – муж и папа месяц через месяц дома.

Так и уснул, под хоровод мелькающих в памяти родных лиц...

***

Очередная вахта начиналась третьего января. Антон дожидался на автовокзале рейсового автобуса, когда к нему подошел Игорь, почему-то без сумки.

– У моей жены четвертого день рождения, – поздоровавшись, объяснил напарник. – Так что я через пару дней появлюсь. С Макарычем я договорился по телефону, он меня попутной "вертушкой" забросит. Зимника-то до сих пор нет, сам видишь, погода на морозы поворачивать никак не хочет. Справишься один?

– Куда ж я денусь, справлюсь, конечно, не маленький, – пожал плечами Антон и шагнул в открывшуюся дверь старенького «ПАЗика». – Передавай привет и поздравления супруге. Кусок торта с тебя, не забудь прихватить!

В райцентре, где находилась нефтепромысловая контора, он проверил себя в списках и вместе с остальными вахтовиками доехал на «Газели» до аэропорта. Вылетели по графику, и через полтора часа Антон остался один-одинёшенек на маленьком утоптанном пятачке, среди целой вселенной иссиня-белого снега.


Вложенные эскизы изображений

[АлексГК]

Стемнело по-зимнему быстро, а вместе с тьмой из-за деревьев вырвался ветер и пошел гулять метельными струями, напрочь смешав небо с землёю.

Круговерть продолжалась почти двое суток, и Антону пришлось всё это время плавать в серой хмари от вагончика до дизельной, от дизельной к скважине и обратно. В урочные часы сдавал сводку по рации и слушал сквозь трескотню помех однообразные сообщения диспетчера, что вертолёты в такую погоду не летают, и когда она закончится – неизвестно.

Пятого числа на той стороне радиомоста объявился Игорь.

– Ну, как ты там, бедолага? – виновато спросил он.

– Всё в порядке, друг, не переживай, – откликнулся Антон. – Соляра только что-то грязная пошла, дизель чихает иногда. Может, снегу намело в ёмкость. Так что, первым делом проси у начальства, чтобы нам топлива свежего подкинули. Сколько до нас еще зимника топтать осталось?

– Километров пять сплошной болотины. Хорошо, я переговорю с шефом, может, занарядит ГТТ с прицепом, тогда и я подсяду. В общем, держись. До связи.

К вечеру ветер улёгся, окончательно запутавшись в непроходимой чаще. Разъяснилось, полная Луна жёлтым прожектором высветила полутораметровые шапки сугробов, укутавших все постройки на обжитом островке.

Пока Антон расчищал фанерной лопатой тропку от жилья к производственным объектам, мороз начал крепчать не на шутку. Выхлоп от электростанции поднимался вертикально в небо ровной фонтанной струей и незаметно рассеивался на огромной высоте под самыми звездами.

«Если так дело пойдет, завтра вертолёт пустят. Игорь прилетит, вечерком Седиков наверняка заглянет на огонёк, – рассуждал про себя Антон, радуя руки живым делом. – А там, глядишь, и зимник закончат, начальство начнет мотаться по точкам с проверками, скучать одному больше точно не придётся».

Управившись с хозяйственными делами, он с удовольствием, от пуза поужинал, сделал последний обход, чтобы лишний жирок не завязывался, и завалился на боковую.

Проснулся Антон около четырёх утра и долго лежал в темноте с открытыми глазами, пытаясь сообразить, что же его разбудило. Всё вроде было как обычно – темнота и тишина. И тут он понял, – тишина! Она была абсолютной! Дизель молчал.

Пружиной подхватившись с полки, машинально щелкнул выключателем, да без толку, чертыхнулся про себя и на ощупь отыскал одежду и обувь. На улицу вывалился через минуту и тут же обжёг горло, хватанув с разгону студёного воздуха открытым ртом. Пока бежал по тропинке, щеки онемели, а уши, благоразумно упрятанные под развернутые клапана шапки, успели уловить несколько сухих щелчков в лесу. Это в стволах деревьев лопались замороженные капилляры, разрывая изнутри звенящую древесину.

В контейнере было еще тепло, и Антон сразу кинулся к расходному баку, гулкий ответ которого на удар костяшек пальцев сообщил ему, что топлива нет. Перебежал во вторую станцию, с ходу запустил двигатель, отрегулировал напряжение и снова выскочил на мороз.

Первым делом сгонял к качалке, включил в работу. Скважине нельзя стоять, замёрзнет. Потом, чтобы ее по новой раскочегарить, сколько дней, людей и техники понадобится. Да и премией накажут махом, оглянуться не успеешь. Сейчас за одну тонну недобора нефти голову с плеч снимают, а тут целый десяток в сутки.

Вернулся к дизелям, погрелся немного. Заодно включил топливный насос, но тут же нажал «стоп», – солярка в расходный бак не текла. Пришлось разматывать переноску и шагать вдоль трубопровода к стокубовой цистерне, в поисках замороженного места. Щеки опять прихватило и Антон, перекладывая лампочку с одной руки на другую, периодически тёр немеющее лицо и прикидывал в уме, на сколько часов хватит оставшейся в баке соляры. Получалось, что часа на три, не больше.

Звезды с интересом смотрели с чистого чёрного неба на копошащегося в сугробе человека. Луна усмехалась прямо ему в лицо. А окружающая тайга, казалось, съежилась от накатившей лютой стужи, приникла к земле с опаской, пытаясь сохранить хоть чуточку тепла в своих обитателях, попрятавшихся под толстым слоем снега.

Ничего он, конечно, не нашел, только продрог не на шутку. Спохватился, что не сообщил по рации о случившемся, и побежал скорей в вагончик. Вышел на связь, с трудом удерживая негнущимися пальцами клавишу трубки. Диспетчер принял информацию и отбился. Антон включил чайник, решив согреться хорошенько и покумекать спокойно, в поисках выхода из сложившейся ситуации. Подходя к столу, случайно глянул на градусник за окном и не поверил своим глазам, – красного столбика на шкале вообще не было. Спирт почти весь ужался в булавочную каплю, висевшую на сантиметр ниже последней отметки в пятьдесят один градус.

Не мешкая, отыскал в шкафу шерстяной "намордник" с прорезью для глаз, достал вторую пару тёплого белья, свитер и тёщины толстые вязаные носки. Затем, прихлебывая обжигающий чай, минут пять крутил в голове возможные варианты решения возникшей задачи.

«Самое верное, конечно, откупорить на цистерне верхний люк и начерпать горючее ведром на веревке. Таким способом можно без особой спешки заправить оба бака. Но ведь замучаешься мотыляться туда-сюда по вертикальной лестнице, еще навернешься с верхотуры вниз головой, чего доброго. Лучше трубу чем-нибудь отогреть, только вот чем? Была бы передвижная паровая установка... или специальный электрокабель нагревательный. Если бы, да кабы! Ну, а самое простое – это плюнуть на все, затопить печку в бане и греться, пока подмога не приедет. Только, как-то будет это... неправильно, что ли».

Антон обул валенки, натянул на голову шерстяной чулок и, не теряя больше времени, отправился снова на улицу. Захватил ведро с верёвкой, гаечные ключи и взобрался по тоннельной металлической лестнице на покатую крышу цистерны. Привесил на ограждение переноску и уселся верхом на стальную круглую крышку, принайтованную четырьмя болтами к бортику наливного горла. На отвинчивание гаек ушло с полчаса. Резьба проржавела, и на ключ приходилось налегать всем телом.

Последнее соединение Антон не стал раскручивать до конца, а просто сдвинул крышку в сторону. В нос ударил резкий запах нефтепродуктов. «Намордник» весь покрылся слоем инея и примерзал к губам. Пальцы на руках совсем занемели, но Антон пересилил себя и сумел-таки зачерпнуть со дна треть ведра тягучего месива. Кое-как доковыляв до работающей электростанции, он с огорчением убедился, что солярка не просто загустела на морозе, а смешана с какой-то желеобразной химией, льдом и ржавчиной.

Видимо, запас, залитый еще прошлой зимой и рассчитанный до нового года, с небольшим довеском, всё же подошел к концу. Отстой, собравшийся на дне емкости, назвать топливом можно было лишь с большой натяжкой, да и то только в горячем виде. Оставался один выход – запалить костер, нагреть огнем и трубу и ёмкость, – тогда можно продержаться на этой дряни еще сутки или дольше.

За час Антон в несколько ходок натаскал из бани сухих дров, каждый раз забегая в теплый контейнер, чтобы немного согреться, и разложил их небольшими кучками под топливопроводом и цистерной.

И тут дизель заглох.

Тишина снова зазвенела в ушах. Антон в кромешной темноте отыскал оттаявшее в тепле ведро, плеснул на дровяную укладку и лихорадочно начал искать по карманам робы коробок. Голая кисть руки на воздухе тут же превратилась в клешню, и пальцы кое-как захватили щепоть рассыпающихся древесных палочек. Огонь нехотя перебрался со спичечных головок на мокрые от соляры поленья и завёл свою первобытную пляску, брызгая искрами и чёрной копотью.

«Вот и славно, пошло дело, – радостно бормотал про себя Антон, не чуя под собой ног. – Сейчас пойду, растоплю баньку, согреюсь хорошенько, а потом можно будет и дизель снова запустить и скважину, и всё будет в порядке».

Не отрывая завороженного взгляда от яркого рыжего пламени, он уселся на перевернутое ведро, упрятал руки в меховых рукавицах под тулуп и, сгорбившись, так и замер на месте. Ему казалось, что мороз отвалился куда-то за черту темноты, и тепло, выливаясь из костра ласковыми мягкими волнами, подкатило к ступням и взбирается выше и выше, обволакивая и согревая уставшее тело, вглубь до самой озябшей души...

Седиков тоже проснулся рано, по старой деревенской привычке – подниматься ни свет, ни заря и подтапливать остывшую за ночь печку двумя-тремя полешками, пока воздух в избе не переставал вышибать пар изо рта. Первым делом он зажёг свечу, прилепленную к самодельной стеклянной полочке на стене, прикурил от неё беломорину, откашлялся надсадно, почесывая свалявшуюся бороду, и, шаркая стоптанными валенками по некрашеным половицам, вышел в сени. Собаки, свернувшиеся в клубок у стены, навострили уши на его шаги, но голов не подняли.

Старик вышел на крыльцо, потянул ноздрями обжигающий льдистый воздух, прикидывая температуру, разворошил под снегом высокую поленницу за перилами и поскорее вернулся в дом. Подкинул сразу пяток чурочек, приоткрыл заслонку в трубе. Потом нашарил рукой лавку у окна, сел и прислушался, как загудел огонь в топке, разбрасывая во тьму раннего утра дрожащие оранжевые блики. Долго так сидел старик, задумчиво глядя на стылые звезды за мутным стеклом, ждал, пока закипит наполненный с вечера чайник. Первым делом плеснул кипятку в собачью миску, чтоб размокли заскорузлые хлебные корки, бросил туда же тоненькие косточки куропатки, оставшиеся от ужина, и потом только залил водой заварник.

Собаки, учуяв распаренный съестной дух из миски, встретили хозяина на пороге радостным визгом. Особо старался подластиться кудлатый щенок, приблудившийся в июле от нефтяников и вымахавший за полгода в настоящего телёнка-волкодава, но бывший до сих пор бестолковым и добрым увальнем. Седиков поставил чашку на пол в сенях, а сам снова шагнул на крыльцо. Посмотрел внимательно в глубокое небо, прислушался к затаившейся вокруг тишине, ощущая неясную тревогу в душе.

«Как-то там пацаны на скважине? – подумалось ему. – Мороз, однако, крепкий, как бы не случилось чего».

Тут в его беспокойство "подлил масла" ещё и щенок. Отвалившись разом от миски ни с того, ни с сего, пёс выбежал из сеней на улицу и, задрав нос к высокой луне, запричитал тонким тоскливым воем. Старик не стал больше раздумывать, вернулся в дом, насдевал на себя всё, что нашёл из тёплой одежды. Кинул в рюкзак бутылку самогона, прихватил ружьё, широкие охотничьи лыжи и вышел на хрустящий рассыпчатый снег. Собаки пустились за ним вдогонку, обогнали прыжками, проваливаясь на первозданной белой целине по самые хвосты, и унеслись по тропинке-улице между заброшенными балкáми и вагончиками, чёрными провалами окон провожающими одинокую человеческую фигуру.

В лесу, изредка сверяя маршрут по алмазным россыпям звёзд над головой, Седиков привычно размерил шаги и дыхание и неторопливо, чтобы не застудить легкие, но не останавливаясь ни на минуту, заскользил по сугробам между призрачными тенями деревьев. Собаки оставили игры, почуяв тревогу хозяина и мертвую стылость окружающей тьмы, и беззвучно бежали следом склонив заиндевевшие морды к самой поверхности снежного покрывала.


Вложенные эскизы изображений

[АлексГК]

За три километра до хозяйства нефтяников старик немного ускорил шаг, тщетно пытаясь уловить в смерзшейся тишине отзвук работающего дизеля. На Антона его вывели собаки, снова умчавшиеся вперёд на подходе к человеческому жилью и громким лаем привлекшие внимание хозяина к неподвижной фигуре, освещённой неярким пламенем затухающего костра.

Седиков сходу сгреб в охапку одеревеневшее тело парня, развернулся и, с хрипом втягивая сквозь зубы обжигающий горло воздух, потащил его прямиком в холодную баню. Осторожно опустил Антона на полок и тут же вернулся за тлеющей головешкой, которой распалил заправленную сухими поленьями печку. После, не давая себе роздыху, непослушными руками скорей раздел его до трусов, и начал растирать ноги и кисти рук поочередно снегом и самогонкой. А когда Антон наконец очнулся и замигал глазами, пытаясь разглядеть в темноте своего спасителя, Седиков влил ему в рот несколько глотков первача и приложился к бутылке сам, зажевав спиртное подтаявшими сосульками с усов.

– Ну что, оклемался, паря, дырявый ты насос?! – старик рассмеялся скрипуче, но тут же зашелся в кашле, отдышался немного и потянул губами папиросу из мятой пачки. – Лежи, давай, герой хренов, руки-ноги лишние у тебя, наверно?

Антон ничего не ответил, облизал потрескавшиеся губы и взглядом тоже попросил закурить.

В маленьком окошке начал сереть рассвет. Печь быстро прогорела, не успев толком разогреть стылое помещение парной из-за открытой в предбанник двери, что Седиков сделал специально, не давая подмерзшему Антону согреваться слишком быстро. Сам старик уже давно дрожал от холода, но, в беспокойстве за чужую жизнь, не замечал этого. Докурив, он вышел на улицу за дровами, а нашел только три полешка, которые Антон в беготне уронил ночью возле тропинки в сугроб.

Седиков пошуровал кочергой малиновые угли в топке, подбросил оставшиеся дровишки и, прихватив в предбаннике ножовку, отправился за сухостоем в лес. Собаки неотступно следовали за ним.

Подходящее дерево старик углядел только в километре от жилья. Начал пилить звонкую стеклянную древесину, не отдышавшись толком от спорой, не по годам, ходьбы по сугробам, да так и замер, упав вдруг на колени и привалившись головой к берёзовому стволу. Левую половину груди обожгло внезапной болью, в глазах потемнело, и не было никаких сил вздохнуть. Собаки обеспокоено запрыгали вокруг хозяина, звонким лаем призывая его обернуться, но он так и не пошевелился больше.

Антон лежал на полкé, прислушивался с радостью к нестерпимо ноющим ступням и кистям рук, и заснул под пульсирующие толчки боли, которые кровь разгоняла по всему телу вместе с волнами живительного тепла. Мирно похрапывающим сквозь почерневшие ноздри, с вымученной улыбкой-гримасой на покрытых коркой губах, его и нашли прибывшие на вездеходе сослуживцы и Игорь.

А тело Седикова отыскали через час по глубоким следам в снегу, услыхав далекий вой собак...

***

Моложавый олигарх вальяжной походкой прошел в кабинет президента нефтяной компании, своего ставленника и лучшего друга, неслышно ступая по пробковому воровскому полу, уютно устроился в чёрном зеве кресла для посетителей и придвинул к себе листок с колонками цифр. Следом за ним вошла секретарша, аккуратно составила с подноса две микроскопические чашечки чёрного кофе, приоткрыла жалюзи на окне и удалилась, отточено покачивая крутыми бёдрами. Хозяин кабинета, отхлебнув глоток ароматного напитка, выпростал из-за стола свое округлое сытое тело и начал кататься, прихрамывая, по периметру бильярдным шаром, молча ожидая реакции своего гостя.

– Где моя нефть? – олигарх был немногословен.

– Проблемы возникли небольшие, – глазки закадычного дружка забегали по сторонам, но отмалчиваться было не с руки. – По всей Сибири морозы стоят под шестьдесят градусов, а тут еще энергетики помогли, несколько раз мигнули линией 500 киловольт, от которой все наши месторождения питаются. В итоге заморозили несколько сотен скважин.

– Чихать я хотел на морозы, у нас в Москве тоже холодно и в Лондоне вон опять туман. Ты лучше скажи, кто мне вернёт деньги, которые я каждый день теряю?! – нефтяного магната прорвало. – Десять тысяч тонн в сутки корова языком слизнула и продолжает слизывать. Какая сегодня цена на бирже?

– Шестьдесят пять долларов баррель, за тонну получается около четырёх сотен. Итого, за сутки...

– Считать я и сам умею, грамотный. Звони генеральному и главному инженеру, пусть быстро разбираются со своими бездельниками, которые не могут нормально работать. Чтоб добычу восстановили за неделю!

– Хорошо, не беспокойся, – президент мелко переступил на месте хромой ногой, собираясь вернуться за стол, но приостановился ещё на пару слов. – Там на промысле один парень обморозился сильно, и бомж местный замёрз насмерть, что его спас...

– Тебя это волнует?! – удивленно вскинул брови олигарх и скучающе почесал начинавшее круглиться под рубашкой брюшко.

– Нет.

– Ну и не забивай мне голову лишней дребеденью. Садись, поработай немного, и двинем на самолёт. Завтра же игра с «Арсеналом», или ты забыл?...

(С) Рассказ опубликован в разные годы в журналах "Урал" (Екатеринбург), "Сибирские Истоки", "Обская радуга" (Ямало-Ненецкий АО)


Вложенные эскизы изображений

[АлексГК]

Подарки Деда Мороза

(Сказка – ложь, да в каждой лжи есть доля истины, скажи?..)

Вложенные эскизы изображений

[АлексГК]

К концу декабря снег затопил леса двухметровыми сугробами и подобрался пушистыми бурунами под самые окна одинокой избушки, укрыв завалинку. Небо словно прохудилось, и уже две недели беспрерывно сыпало то "манной крупкой", то "кукурузными хлопьями", то, как сейчас, тончайшей филигранью настоящих снежинок.

– Вот напасть-то! А все одно – хорошо! Много снегу – много хлебу, – Дед Мороз потер ладонью поясницу, обвязанную пуховой шалью, зевнул. – О-хо-хо, опять придется с утра лопатой махать.

Отойдя от окна, расписанного палехскими узорами изморози, он присел на лавку к столу и нацепил на нос старенькие очки. Оплывшая восковая свеча, примостившаяся на жестяной крышке возле чернильницы, затрещала вдруг, стала плеваться темными дымными колечками, огонек ее замигал неровно. Дед строго глянул на черный пеньковый фитиль, нашарил на столе ножницы и осторожно, стараясь не затушить оранжевый язычок пламени, остриг растрепанный кончик. Потом придвинул стопку бумаги, обхватил шершавыми пальцами деревянный черенок ручки и, обмакнув перо в чернила, старательно вывел вверху листа: "Здравствуй, дружок!"

Буквы получились ровненькие, одна к одной, с разной толщиной боковых линий, скруглений и хвостиков. Дед с удовольствием разглядывал надпись, держа лист перед глазами на вытянутой руке, но затем нахмурился и отложил начатое письмо в сторону.

– Что ж это я, к щенку, что ли, обращаюсь. Что это за "Дружок" такой? Еще бы "Шарик" написал. К тому же "дружок" – это мальчик, а как же девочки?! Стар, что собака, а глуп, что щенок, – он выбрался из-за стола и начал ходить кругами по комнате, шаркая стоптанными валенками по скрипучим половицам. – Может, лучше написать: "дитятко"? Средний род, подойдет и мальчикам и девочкам. Но так, по-моему, уже никто и не говорит? Вот незадача! Язык коснеет, а перо не робеет.

Дед Мороз остановился в задумчивости, почесал бороду. В это время с улицы, сквозь неплотно прикрытую форточку донеслось далекое гудение автомобильного мотора. Дед подошел к окну, оперся ладонями о подоконник, прижав нос к стеклу, и всмотрелся в сгущавшиеся сумерки. Среди деревьев мелькали два ярких световых луча, выхватывая из синевы искрящиеся ветви в снеговых рукавицах. Машина медленно приближалась к дому.

– Ага, внученька пожаловала! – обрадовался дед, засуетился, загремел чайником заварочным, пристраивая его на печке возле чугунка с кипящей картошкой, самовар на стол поставил. – Дед и не ведает, где внучка обедает. Сейчас я ее с морозца чайком горячим напою.

Во дворе загудел клаксон, хлопнула дверца, зацокали каблучки по доскам крылечка, отворилась входная дверь и на пороге, в клубах пара на сшибке теплого и холодного воздуха, нарисовалась Снегурочка. Короткая, с песцовой оторочкой, белая шубейка ладно сидела на ее тонкой фигурке, высокие сапожки плотно облепили икры, русые волосы волнами растеклись по плечам. Малюсенькие капельки от растаявших снежинок горели алмазными искрами на рукавах, а в глазах лучилась улыбка.

– Привет, дедушка! Как ты тут без меня поживаешь? – внучка подбежала, ткнулась носом в заросшую щеку.

– Здравствуй, красавица! Хорошо поживаю, внученька. Сижу подле пéчи да грею плечи. Что мне еще делать? – улыбнулся в бороду дед. – Тебя поджидаю. Когда, думаю, в гости нагрянешь? Хоть бы голубицу почтовую отправила перед приездом, я б дорожку санями выгладил маненько. Как ты ко мне пробралась-то по сугробам?

– А-а, не забивай голову, – махнула Снегурка рукой небрежно. – У меня теперь вездеход, внедорожник по-нонешнему, где хочешь, проедет.

– Ишь ты, ишь ты! – покрутил головой дед и кивнул в сторону стола. – Раздевайся, садись на лавку, чайку хлебнем. На Руси никто еще чаем не подавился!

– Ты, дедуля, все поговорками сыплешь. Когда они у тебя закончатся?

– А никогда, внученька. Поговорочка-то веками ковалась, и к любому случáю подходящая найдется, потому – мудрость в ней и доброе слово! Скушно мне было бы молчком-то, а так можно и с самим собой разговаривать.

Дед помог Снегурочке раздеться, пристроил шубку на вешалку возле своего овчинного тулупа, проводил к столу. Сдвинул в сторону писчие принадлежности, взял с полки стаканы в темных витых подстаканниках, плеснул в каждый на треть из заварника. Долил кипятком из самовара и выставил рядом блюдечко с баранками и плошку с янтарным медом. Потом оглядел довольно получившийся натюрморт и присел с другого края лавки.

– Вот, люба моя, попей чаю с дороги, а там и картошечка поспеет, отужинаем и на боковую. Без ужина и подушка в головах вертúтся, – Дед Мороз все сыпал словами и посматривал на внучку ласково.

А та вдруг вспомнила:

– Ой, деда, там же в машине торт, колбаса копченая и другие лакомства. Пойду, принесу.

Снегурочка подхватилась было из-за стола, да дед удержал ее за руку.

– Погоди, не растают припасы. Расскажи лучше, как живешь-поживаешь, добром ли скарб наживаешь? – нахмурился нарочито, с улыбкой.

– В беготне постоянной живу, по-другому в городе нельзя, а то ножки протянешь.

– Суета ваша до добра не доведет. Суетлив воробей, а пива не сварит, толку нет, – дед глянул еще разок строго на внучку, пригладил усы и отхлебнул чаю. – Ну ладно, не серчай на старого зануду, не буду больше поучать. Это я так, для профилактики ворчу. Вам, молодым, виднее, что и как делать.

– Да я и не обижаюсь, что ты, дедуля! – Снегурочка рассмеялась задорно, подбоченилась. – Я теперь модель, на модное агентство работаю в столице!

– Это что ж за служба такая? Государственная, али промышленная?

– Показываю наряды новые, красивые. На подиуме выступаю. Богатые клиенты смотрят, выбирают себе одежду по вкусу, покупают потом за большие деньги.

Внучка отставила стакан, поднялась с лавки, прошлась до двери и обратно, покачивая бедрами. Снова села за стол.

Дед проследил за ней взглядом, кивнул понятливо.

– Вертихвостка, значит! Модная барыня. То-то я смотрю, ты исхудала совсем, с лица спала. Ну, чисто – прогноз погоды из телевизора!

– Ой, ну ты скажешь, дед!

Звонкий девичий смех всколыхнул огонек свечи, и тут внучка спохватилась, вскинула голубые глаза с вопросом:

– А что это мы лампу не зажигаем? Экономишь все? Ночь уже на улице.

– И так хорошо видать, – Дед Мороз потупился, подул в остывший стакан.

– Пишешь еще, сидя в темноте, зрение портишь.

Снегурочка приподнялась, щелкнула выключателем на стене, да без толку. Лампочка на шнуре под потолком не зажглась.

– Что такое, почему света нет? Неужели не заплатил вовремя?

– Что ты, что ты, я всегда за ликтричество исправно платил, – махнул на нее рукой дед. – Это какие-то изверги посымали провода со столбов, что к моему двору идут. Еще летом. Так с тех пор и живу, словно в стародавние времена.

– Как же ты? Ни почитать нормально, ни телевизор посмотреть.

– Да оно, если подумать, и лучше без казенного свету. В телевизоре столько страха да непотребщины показывают, что я его и без того совсем редко включал. Новости или песни захочу послушать, пожалуйста, – транзистор на батарейках купил, китайский, дешевый. А книжки читать или валенки подшить и при свече можно.

– Все равно плохо, ты мне сказки не рассказывай. Энергетики что говорят? Был у них в конторе?

– Был. Плати, говорят, повесим новые провода. Да где ж я таких денег возьму?! Э-э, да что говорить! – дед покачал головой, улыбнулся грустно. – Ерунда это все! Блажь. Мы и при советской власти с тобой долго без света жили, али не помнишь? Пока признали фицияльно, что я есть. Так что не об чем говорить.

– Нет, это не дело. Завтра я съезжу в город, разберусь.

Снегурка упрямо тряхнула кудрями, а дед вспомнил за ужин и выставил на стол парящий чугунок с картошкой. Но приняться за еду им так и не пришлось, – из лесной темноты по окну полоснули яркие лучи, и в форточку опять донеслось урчание двигателя.

– Еще кто-то пожаловал, – Дед Мороз приподнялся, вглядываясь во тьму за стеклом. – Говорил бы я много, да гость у порога! Надо встретить, однако.

Накинул дед тулуп на плечи, вышел на крыльцо, притворив за собой дверь. Во двор вкатилась черная машина и остановилась рядом с внучкиной. Из салона, сквозь громкую музыку, выбрался на снег невысокого роста мужичок, лысина его бритая отсвечивала под Луной желтым пятном. Оглядел двор и избушку, присвистнул, подошел к крыльцу.

– Здравствуй, мил человек, заходи, гостем будешь, – поприветствовал его Дед Мороз.

– Здорово, дед! – сверкнул лысый белыми зубами в улыбке. – Вот не думал, что на моей фазенде живет кто-то. Ты чего здесь делаешь?

Не понравились слова гостя деду, хоть и не понял пока о чем разговор, но виду не подал, распахнул дверь навстречу.

– Проходи в горницу тоже, на пороге стоять негоже.

Приезжий уговаривать себя не заставил, взошел по ступенькам быстро, шагнул в дом. Дед Мороз за ним. Тот, как Снегурочку увидал, округлил глаза притворно.

– Оп-паньки! Ну, дед, ты – монстряка! Какую фемину отхватил к праздничку, по вызову или как? – сказал и подмигнул с ухмылочкой, уставив липкий взгляд на девушку.

– Кто вы такой, и что вам здесь нужно?! – спросила Снегурочка отрывисто и громко, нахмурив брови над сердитыми очами.

– Я-то? Купил я эту землю, подруга. На десять километров вокруг все мое. И никаких халуп на моем участке не значится. Как тебе такой расклад?

Гость нисколько не стеснялся, смотрел глумливо, говорил развязно. Дорогой костюм его отблескивал в пламени свечи, круглый живот мячиком выпирал под рубашкой, на короткой шее лоснилась золотая цепь. Дед Мороз стоял сбоку, переводил настороженный взгляд с незваного пришельца на внучку, начиная понимать, что дело нешуточное разворачивается.

– Говорите со мной на "вы" и покажите ваши документы, – внучка рассердилась еще больше. – Мы здесь живем испокон веку и ничего продавать не собираемся.

– Мои документы в порядке, – лысый похлопал ладонью по пиджаку, глаза его сощурились жестко. – В районной администрации оформлены. А вот у вас, думаю, никаких нету. Я после Нового Года здесь стройку разверну, усадьбу ставить буду. Так что вы с дедом можете собирать манатки и валить на все четыре стороны, а хата эта мне как раз под работяг пригодится на первое время. Потом снесу ее.

– Да что это вы говорите такое! – Снегурочка уже почти кричала, губы ее дрожали от возмущения и обиды. – Ничего вы строить здесь не будете. Я завтра же поеду в администрацию и отменю все их дурацкие решения. А теперь убирайтесь из нашего дома!

Гость опять вернул усмешку на губы и откровенно любовался рассерженной противницей, покачиваясь с пяток на носки и чувствуя себя хозяином положения.

– А ты совсем красивая, когда злишься! И у меня другая идея возникла. Можете остаться на время, дед будет стройку сторожить, а ты ко мне в прислуги пойдешь, горничной. То-то повеселимся!

Тут у деда и внучки терпение лопнуло. Снегурочка вскинула руки над головой и вслед за ними воздух в избе закружился метелью, брызнул в лицо наглецу снежной сечкой и ощутимо толкнул его к дверям. А Дед Мороз достал из-за печи хрустальный посох, увенчанный резной бычьей головой, и, взяв его наперевес, пошел в атаку.

На гостя накатила вдруг неясная жуть.

– Э-э, дед, ты чего, ты чего?! – он начал отодвигаться маленькими шажками к порогу, крутанулся волчком и ринулся с крыльца по высоким ступеням.

Хлопнула выстрелом дверца, взревел двигатель и черный джип задом покатился вон со двора. Водительское стекло опустилось на миг, из-за него поплавком вынырнула бритая голова.

– Я свое слово сказал, повторять не буду! – рявкнул, придя в себя, временно отступивший враг. – После первого не уберетесь...

Дед Мороз не дал ему договорить, ткнул макушкой посоха в сторону машины и тотчас вкруг нее упал наземь ветер, воздух остекленел от лютого мороза, а на загорелом лице гостя моментально заиндевели брови и нос побелел с кончика сосулькой. Голова тут же исчезла за поднимающимся стеклом, машина с визгом развернулась и пулей вылетела на дорогу. Снегурка тоже не удержалась от мести, сверкнула глазами вслед, звонко крикнув:

– Елочка, зажгись!

На ее приказ, с ясного звездного неба сорвалась молния и ударила в огромную ель у обочины. Смолистая хвоя вспыхнула факелом, столетнее дерево вздрогнуло и рухнуло тяжко чуть не на крышу улепетывающему джипу, под гулкий раскат грома.

Дед глянул на внучку укоризненно, покачал головой и вернулся в дом, еле переставляя ослабевшие ноги. Снегурочка захлопнула дверь, накинула крючок и присела рядом к столу.

Ужин совсем простыл, да и есть хозяевам уже расхотелось. Так и сидели они, уставив молча взгляды в неровный огонек свечи.

– Давай-ка, спать ложиться, внученька, головная боль сном проходит, – вымолвил, вставая с лавки, дед. – Подумаем завтра, как быть.

Наутро Дед Мороз ходил веселый, напевал чего-то себе под нос, посматривал с прищуром на Снегурочку. Она поначалу не обращала внимания на его браваду, хмурила лоб вчерашними думами, а как к завтраку села, заметила.

– Ты что такой радостный? – строго спросила деда. – Тут в пору слезы лить, да ими горю не поможешь. Я сейчас поеду в администрацию, разузнаю все, напишу заявление, чтобы отменили поспешное решение, если оно есть. Заодно к энергетикам наведаюсь.

– Ехай, коли считаешь, что толк будет. Только, думаю, ничего ты не выездишь. Видал я и раньше на своем веку таких купцов: охочи они до чужого, да на дармовщинку. С ним добром не разделаешься, а и злом за зло платить не следует. Потому, решил я иным способом дело сладить. Тем более, я уж и раньше об этом подумывал.

– То есть?

– Скажу, как вернешься, коли нужда останется.

– Ой, темнишь ты, дедуля! Смотри, без меня не решай ничего.

Уехала внучка по искристой пороше, а дед чашки-ложки со стола убрал, разложил снова писчий инструмент, макнул перо в чернила и на белом листе вывел старательно:

"Здравствуй, деточка! Пишу тебе письмо заместо подарочка, уж не серчай на Деда Мороза. Пришла мне идея под Новый Год, поменять место жительства, переехать, значит, в дальние края. Из-за того не смогу я заглянуть под твою елочку на этот раз, но в следующий, твердо обещаю – буду непременно. А пока родители и воспитатели порадуют тебя своими гостинцами. Расти в веселье, добрых людей не огорчай, так и они тебя не забудут. Адрес мой новый на будущий год во сне узнаешь, шепнет на ушко птичка перелетная. Тогда и мне сможешь весточку отправить с желанием заветным. До свидания! Твой Дед Мороз".

Понизу расписался вязью морозной. Запечатал листок в конверт, потом взял свой посох волшебный, прикоснулся к письму, и в тот же миг превратилось оно в белоснежного голубя. А как за порог голубь вылетел, кувыркнулся через голову от радости и обернулся стаей несметной. Хлопнул в ладоши Дед Мороз – разлетелись почтари по городам и весям и, достигнув адресата, каждый из них вновь становился белым конвертом и падал тихонько в прорезь почтового ящика.

– Ну вот, пошло дело на лад, и сам делу не рад, – задумчиво пробормотал в бороду дед, проводив взглядом из-под ладони удаляющихся голубей. – Однако собираться надо.

Вернулся он с крыльца в избу, прошелся по горнице, складывая в резной сундук немудреный скарб. На вешалке у двери приготовил одежу праздничную: шубу с шапкой, красные, отороченные лебединым пухом да серебром расшитые; пояс и валенки, белые; рукавицы трехпалые. Управившись, вскипятил самовар, чайку свежего заварил с травами, а тут и внучка из города вернулась.

– Ты что это задумал, дедушка?! – спросила с порога, сразу углядев разор в хате.

– То и задумал, Снегурушка, уезжать. Пора, пора, моя милая, звонок не зря прозвучал. Все мы люди, да не все человеки, или тебе что доброе сказали в конторе?

– Да ничего не сказали, ни доброго, ни худого, – махнула рукой. – Некогда им, уже празднуют. Извинились и предложили десятого января зайти.

Снегурочка присела на лавку, сложила руки на столе калачиком, оперлась подбородком.

– Что ж, так и спустишь этому борову?

– Ему ли со мной тягаться? Его уж и так жизнь наказала. Да и не в нем дело.

– Может ты и прав... А что? Поедем ко мне, квартира хоть и небольшая, но места хватит. Будешь хозяйничать, пока я работаю, – она невесело улыбнулась.

Солнце ласково светило в окошко, расчесывало лучистым гребешком русые пряди девичьи, пыталось отогнать прочь все горькие мысли. Дед подошел к ней, погладил ладонью по голове.

– Ты прости меня, внученька, но с тобой я не поеду. Не хочу я больше со взрослыми людьми встречаться.

– А куда же? Куда? – вскинула Снегурочка на него удивленные синие глаза.

– В Сибирь, конечно, в Сибирь-матушку, кормилицу нашу. Только там, в тайге, есть еще живая природа, чистая и неспешная. Там и мне найдется местечко.

С последним словом Дед Мороз притопнул ногой по половице, словно точку поставил. Налил чаю в стаканы, сел рядом с внучкой, плеснул себе в блюдечко и давай пошвыркивать, смакуя аромат, вприкуску с колотым сахаром. Снегурочка внимательно смотрела на деда, убеждаясь в его искренности, машинально выпила свой стакан, отставила, улыбнулась веселее.

– Ну, что ж, будь по-твоему. Все равно не свернешь ведь с решения. Лишь бы не ошибся.

– Вот и ладненько. Век мой назади, век мой впереди, а на руке и нет ничего. Обустроюсь, позову в гости. Едем!

Оделись они, вышли на крыльцо. Дед Мороз взмахнул посохом и из-за ближнего леска влетела на двор тройка белых коней под бубенцами, осеклась у самых ступеней, паром раздувая ноздри. Вынесли хозяева из избы сундук, опустили в розвальни на овчину, расцеловались троекратно и разошлись, каждый в свой транспорт.

Снегурочка первая выехала, за ней следом Дед Мороз с хрустальным звоном покатил. Обернулся он напоследок на дом свой, вздохнул жалеючи, и от его взгляда сухие бревна занялись вдруг костром ярым, словно порох. В несколько секунд от избы не осталось и головешек, а упавший с неба снеговой заряд мигом укрыл пожарище, будто его и не было. И метельный вихрь устремился вдаль по дороге, сравнивая ее без следа с лесными сугробами...

***************************************************************

Всех форумчан – с наступающим Новым Годом!

***************************************************************

Сообщение отредактировано АлексГК: Dec 30 2020, 12:15

Вложенные эскизы изображений