"ОМУТ", повесть, которая не окончена

[servaly]

Глава 8.
Дальше был сон. Самый кошмарный и самый длинный сон в жизни. Он длился многие дни, недели, месяцы… Много незнакомых людей, опознание, родственники, которые суетились, плакали, соболезновали, утешали, снова соболезновали… Завешенные простынями зеркала в квартире, кладбище, слезы. Много слез. Могилы, надгробия, первый мокрый снег и грязь под ногами. Тела, лежащие в деревянных коробках около свежевырытых могил – одна маленькая, другая побольше. Восковые лица жены и дочери, совсем не похожие на себя. На эти лица падал снег и не таял. Удары земли, падающей на крышки гробов. Поминки. За всем этим я наблюдал, не принимая совершенно никакого участия. Как будто меня не было вовсе. Будто я умер вместе с ними. Меня всюду водили под руки, усаживали, вливали в рот водку. Я часами мог сидеть в одиночестве и ни о чем не думать. Абсолютное, полное отрешение.
Каждый день после похорон ко мне приходил Лешка и просто сидел рядом молча. Иногда что-то говорил, но я не помню что именно. Затем врачи. Не помню точно, но кажется возникли какие-то проблемы с ногами. Они, почему-то, сильно отекали. Меня заставляли двигаться, и я двигался, пока заставляли.
Недели спустя я крепко запил. Пил много и постоянно. Это не приносило особого облегчения. Да я его и не искал. Просто пил и все. Без причины. В первые дни запоя Леха составлял мне компанию, но спустя неделю я продолжил пить уже в одиночестве. И продолжал, пока не закончились деньги.
Протрезвев, стал в каждой детали своего жилища замечать напоминания о жене и дочери. Фотографии на стенах, рисунки на обоях, оставленные маленькими Юлькиными пальчиками, запах Машиных духов, сохранившийся на ее одежде, длинные светлые волосинки, затерявшиеся в нестиранной уже два месяца постели, игрушки, разбросанные по детской комнате и до сих пор никем не убранные, рисунок маленького щенка с надписью «папин друг».
Я снял люстру, отвязал висевшую на балконе бельевую веревку и закрепил один ее конец на крюке, вкрученном в потолок. Делал я это так, будто занимался чем-то обыденным, повседневным. Страшно не было. Абсолютно. Потому что уже считал себя мертвым. Я умер первого ноября, и умереть второй раз уже просто не мог. Оставалось всего лишь исправить небольшую досадную ошибку – остановить сердце, которое сопротивлялось реальности и упорно продолжало биться.
Крюк не выдержал, и я упал на пол, больно ударившись ребрами о выбитую из-под ног табуретку. Отдышавшись, перешел в другую комнату, снял другую люстру. Сделал новую петлю, продел в нее голову и, не задумываясь, хладнокровно оттолкнул опору из-под ног. Снова падение и боль от удара. Очередной крюк был выдернут из потолка, обсыпая меня пылью и осколками штукатурки.
Щелкнул дверной замок. В прихожую вошел Леха. У него был свой ключ от квартиры. Машин ключ, который он взял сам, так как в последнее время я никому не открывал дверь. Увидев меня, сидящего на полу, он подбежал, упал на колени и крепко обнял, матерясь и ругая последними словами. Мы долго так просидели, а после Леха заговорил:
- Ты помнишь, как мы с тобой по полям носились? А? Кумец… А как хутор в лесу искали и застряли в канаве. Нам тогда пришлось до утра комаров кормить. А вспомни, как на футбол ходили, как наши «четыре-один» турков наказали! Вспоминай, мать твою за ногу! Это тоже была жизнь, старик! Это тоже жизнь! И она не закончилась! Понимаешь ты это или нет? Она здесь! За нее бороться нужно! Вспоминай, как в универе в окна женской общаги лазили! – он почти кричал, изо всех сил, стараясь достучаться до меня, и у него начало получаться, - А как ты меня из того оврага с пробитой ногой вытаскивал? Вспоминай, как два обдолбыша боялись собственных глюков!
Я посмотрел на Леху, но о том, что мне пришло в голову, конечно же, не сказал. Вот только в груди, впервые за последние два месяца, что-то заныло, зашевелилось, разлилось теплом. И это была надежда. Глупая, никчемная, откровенно издевательская, но надежда. Я не верил в нее, но другого выбора у меня просто не оставалось. Видимо, взгляд мой стал осмысленным, потому что кум, вдруг, замер и осторожно улыбнулся. Он хлопнул меня ладонями по плечам и радостно затараторил:
- Ну, вот, мужик! Молодца! Возвращайся! Ты хоть кивни мне, а то я не пойму радоваться мне или пугаться.
- Все нормально, Леш… - голос оказался каким-то чужим, хриплым. Я уже и забыл, как он должен звучать, но точно не так, как сейчас.
Леха оживился, схватился руками за голову и тут же воздел их к потолку:
- Слава тебе, Господи! Я слышу его голос! – затем снова переключился на меня и командным тоном продолжал, - Короче! Я отпуск беру и мы с тобой, завтра же, в поля! Завтра же! Ты в окно посмотри! Там же весна настоящая, оттепель, весь снег сошел! Я такого января вообще не помню! Плюс девять! Трава даже полезла!
- Нет, завтра нет, - все тем же хриплым голосом отказался я, - Давай потом.
- Никаких «потом», - безапелляционно отрезал кум, - Я тебя теперь ни на шаг от себя не отпущу. Жить нужно сейчас! Сегодня! Ты когда ел в последний раз? В зеркало на себя! Худой, как щепка. Идем на кухню, я тебе пожрать принес, а то у тебя в холодильнике мышь повесилась.
Леха приготовил замечательный ужин и я, удивляясь самому себе, с удовольствием съел все, что было предложено. Мы долго, почти до самого утра, сидели на кухне, безжалостно истребляя запасы чая, и говорили без умолку. Кум тактично избегал разговоров о моей семье и с удовольствием делился последними новостями, произошедшими за последнее время. Политика, пресловутый футбол, работа… Я слушал его, иногда удивляясь, как много пропустил, но уже той ночью начал обдумывать план действий.
Для начала, нужно было сбежать. Леха, застав меня с петлей на шее, решительно взялся за спасение и клятвенно пообещал не оставлять в одиночестве ни на минуту до тех пор, пока не будет уверен, что я вернулся к полноценно жизни. Моего согласия он не спрашивал. Да оно ему было и не нужно.
Весь следующий день он и в самом деле не отходил от меня ни на шаг. Я кое-как отговорил его ехать на коп и, вместо этого, мы просто слонялись по городу, периодически посещая различные забегаловки для перекуса. Вечером, вернувшись домой, я попытался уговорить его ехать к жене с детьми, но уговоры не подействовали и он снова остался спать у меня.
Сделав вид, что уснул и, дождавшись мерного храпа из соседней комнаты, я тихо встал. Не включая света, оделся. Мне нужны были деньги на проезд, и пришлось немного взять у кума, почистив карманы его куртки. До вокзала добрался на метро, которое еще не успело закрыться. Ближайшая электричка отходила в пять утра, и у меня в запасе еще было чуть больше четырех часов.

[Односум]

Нет слов,очень трогательно,ждём продолжения!

Сообщение отредактировано Односум: Jan 18 2015, 18:05

[Maester]

Да уж, очень захватывающее, жду с нетерпением, продолжения.

[UFORNAXT]

Спасибо, очень сильно. Жду продолжения с нетерпением.

[Односум]

Не томи.

[servaly]

Глава 9.
Выйдя из вагона на испещренный трещинами деревенский перрон, поежился от порывистого сырого ветра и торопливо застегнул молнию на куртке. Рассвет еще не наступил. Чуть в отдалении горели одинокие уличные фонари, фрагментарно освещая старые, невысокие дома. Постоял немного в нерешительности, затем пересек железнодорожное полотно и, не обращая внимания на лужи, побрел туда, откуда возвращаться не собирался. Ноги быстро промокли и замерзли, в лицо ударил мелкий дождь.
Пока шел, небо немного посветлело, и впереди проявились очертания деревьев, окаймляющих овраг. Их черные голые ветви слегка покачивались под сильными порывами ветра. Впервые за два долгих месяца мне стало страшно. Я шел и не мог понять, чего боюсь больше: смерти, которой желал сам себе или собственной уверенности в том, что Гена в ту ночь просто рассказал страшилку на пьяную голову. Здравый рассудок, если он еще сохранился в моей голове, честно признавался, что все указывает на последнее. Старое болото, благодаря удушливым, ядовитым испарениям, имело среди местных дурную славу. Оно дурманило, вызывало галлюцинации и потому не удивительно, что со временем обросло суевериями и сказочными историями. И каждый выдумывал свою… На долю секунды даже возникло желание наведаться к комбайнеру в гости и расспросить обо всем подробнее, но страх навсегда потерять единственную надежду заставил не отвлекаться от задуманного.
Стоя на краю оврага, я слушал завывания ветра и с удивлением отметил, что на дне, у самого болота, стоит плотный туман. Видимо деревья, растущие по периметру, и крутые склоны надежно защищали его от движения воздуха. По мере спуска, я начал все отчетливее ощущать тот самый запах и, на всякий случай, прислушался.
Внизу было тихо и сумрачно. Под ногами чавкало. Почва здесь была мягкой и сильно проминалась под ступнями при каждом шаге. Плотный туман, окутавший меня со всех сторон, слегка дезориентировал. Я посмотрел вверх и по верхушкам деревьев, приблизительно определил, в каком направлении нужно двигаться. Медленно ступая и часто дыша от волнения, заметил, что туман стал еще плотнее, и я уже не вижу собственных ног. Вытянув перед собой одну руку, не смог разглядеть пальцев.
Гнетущая тишина сводила с ума. Уж лучше бы выло и шептало! К этому я, по крайней мере, был готов. Но тишина… Ноги все глубже проваливались в скользкое, вязкое дно болота и холодная вода доставала уже почти до колен. Идти становилось все тяжелее, и я начал подозревать, что глубина водоема слишком мала для того, чтобы вышло совершить задуманное. Сделав еще несколько шагов, решил, что так оно и есть. Глубже не становилось. Я остановился, закрыл глаза, из которых предательски выступили горячие слезы, и медленно выдохнул:
- Господи, какой идиот…
Отчаяние? Разочарование? Слишком простые слова. Я увидел во всей красе абсурдность и постыдность ситуации, в которой оказался. Стоя по-колени в грязной, смердящей канаве, надеялся вернуться в прошлое и вернуть погибшую жену с дочкой. Какой идиотизм! Какая изысканная насмешка над собой! Не выдержав, выбросил кулак в размашистом ударе и, насколько мог громко, заорал. Орал, пока не вышел весь воздух из легких, а когда умолк, то понял, что началось…
Сердце бешено забилось, дыхание участилось. Не смотря на то, что уже молчал, я каким-то непостижимым образом продолжал слышать собственный крик. Он не прекращался и даже, казалось, нарастал, превращаясь во всепоглощающий вопль. Он был настолько громким, что стало больно ушам. Я сдавил их ладонями, зажмурился, сильно стиснул зубы и, внезапно, почувствовал прикосновение холодной воды к кончику носа. Открыл глаза, и голова пошла кругом… Я касался носом поверхности воды и видел в ней отражение собственных зрачков. Было совершенно не понятно как это возможно, потому что чувствовал под ногами дно болота, а спина оставалась ровной! Этого не могло быть, потому что я стоял! Хотел было отпрянуть, но не успел. В одно мгновение лицо оказалось под водой. Запрокинул голову назад, но там уже тоже была вода. Ноги потеряли твердь и провалились в глубину омута. Размахивая руками в разные стороны, пытался найти какую-нибудь опору, но ничего не находил, кроме вязкой, густой, ледяной воды. Она была повсюду, и я окончательно потерял ориентиры, не понимая где поверхность, а где дно. Холод сковал все мышцы и я, не в силах больше сопротивляться желанию сделать вдох, глотнул… Горло свело судорогой, тело боролось за жизнь, пытаясь вырвать заливающуюся в легкие жидкость, но из-за рвотных позывов они все сильнее наполнялись водой. В груди сильно жгло, очередная судорога с силой вытолкнула залившуюся воду. Конечности наполнились свинцовой тяжестью, и я понял, что умираю. Когда приступ судороги прошел, я снова непроизвольно вдохнул… но не почувствовал очередной порции воды, заливающейся в легкие. Вместо этого, с громким клокотанием и болью я вдохнул теплый, сладкий воздух.

[servaly]

Всем добрых снов и спасибо за интерес к моему скромному творчеству. Завтра попробую продолжить.

Сообщение отредактировано servaly: Jan 19 2015, 00:12

[@viktor]

Спасибо,чтение затянуло,как омут

[servaly]

Глава 10.
Меня рвало. Я жадно хватал воздух в коротких перерывах между спазмами и выкашливал зловонную, зеленую жижу из горящих огнем легких. Она растекалась черной лужей и быстро впитывалась в сухую, твердую землю.
Едва отдышавшись, почувствовал невероятную слабость во всем теле и бессильно рухнул на спину. Надо мной, сияя пронзительной голубизной, нависало огромное, чистое небо, по которому суетливо носились юркие стрижи, а по сторонам, мерно качаясь, золотились спелые колосья пшеницы. Отовсюду доносился звонкий стрекот кузнечиков, жужжала мошкара. Я закрыл глаза и отключился.
Проснулся от того, что было невыносимо жарко. Мокрая куртка нагрелась от жгучего летнего солнца и превратилась в настоящую духовку. Сбросив с себя всю одежду и оставшись в одних трусах, приподнял голову над полем. Это было то самое поле, где когда-то стоял хутор. Здесь я искал монеты. Только этой пшеницы уже не было.
Всего в полукилометре от меня темнели знакомые старые деревья. Только тогда до меня дошло… Только тогда я, наконец, осознал целиком и полностью, что у меня получилось! У меня, черт возьми, получилось! Я тихонько хихикнул. Затем еще. И еще. Я долго смеялся, будучи не в силах остановиться, со слезами на глазах, пока не заболел живот. Потом плакал. Но плакал от радости. Мне было все равно как… Было абсолютно плевать, что я не могу объяснить что со мной произошло. Я просто стоял на коленях, в теплых лучах солнца и пытался поверить в происходящее. На миг даже подумал, что это просто был самый реалистичный и самый страшный сон, но боль в груди, а также мокрая и грязная одежда доказывали обратное. Где-то там, совсем недалеко, в каких-то полутора сотнях километров, живые и здоровые Маша и Юлька.
А если я ошибаюсь? От этой мысли у меня все похолодело внутри. В самом деле, ведь я же не могу быть уверен, что перенесся в другое время… Вернее, время-то, конечно, другое, но… если это не прошлое? Что если я на полгода вперед прыгнул?
Просто лежать и рассуждать стало невыносимым занятием. Натянув едва просохшие, грязные джинсы и футболку, я направился в сторону деревни, где жил единственный знакомый мне местный житель. У двора Гены стоял тот самый трактор, на котором он приехал нам на выручку. Вокруг него суетилась все та же шумная, пернатая живность. Был и злобный гусь, который в августе норовил меня ущипнуть, когда я с дикого бодуна выходил во двор в поисках воды. Он и в этот раз, грозно зашипев, пригнул шею к земле, предупреждая, что шутки с ним плохи. Я улыбнулся ему в ответ, будто старому приятелю, и про себя отметил, что это добрый знак. Если гусь еще бегает, значит, на новогодний стол попасть не успел. Новый год, попросту, еще не наступил. И ноябрь тоже. И девчонки мои…
Калитка была отворена, и я заглянул во двор. Гена, склонился над какой-то здоровенной металлической штуковиной, установленной на большом верстаке, и что-то сосредоточенно выковыривал из нее отверткой.
- Приветствую, уважаемый, - осторожно поздоровался я.
Гена мельком взглянул в мою сторону и, почесав затылок, казалось, вернулся к своему занятию, но вдруг замер и медленно опуская руку снова повернулся ко мне. Не отвечая на приветствие он молча, настороженно смотрел на меня. У меня перехватило дыхание. Узнал?
- Здрасти, здрасти… - он скользнул взглядом по моей грязной одежде и тем же настороженным тоном спросил, - Че надо?
Я облегченно вздохнул.
- Поговорить бы нам, Гена.
Он снова замер и едва заметно качнул головой, но продолжил стоять пристально пялясь прямо мне в глаза. Было видно, что он хочет задать мне вопрос, но боится, что будет не правильно понят… Да что там! Я даже догадывался, что это был за вопрос, поэтому не дождавшись, сам на него и ответил:
- Да. Мы с тобой знакомы. Точнее, я с тобой знаком. И да, я оттуда, - я кивнул в сторону балки.
- Да уж вижу откуда, ели-пали… - он отложил в сторону отвертку и оперся грязными ладонями о верстак и тяжело вздохнул, - Звать-то тебя как?
- Николаем. Сейчас восьмой год?
- Угу, июль, - пробубнил он в ответ и кивнул на душ, стоявший во дворе, - Иди, отмойся. Полотенце и штаны тебе принесу…
- А позвонить от тебя можно?
Он порылся в глубоком кармане, извлек старый, затертый мобильник и протянул мне.
- Только там не надолго хватит – деньги закончились.
С этими словами Гена удалился в дом. Большой радости от встречи со мной я не заметил. Да оно и понятно. Для него я чужой человек, которого он впервые видит. Да еще и, явно, со своими проблемами. Но мне выбирать не приходилось и я решил в очередной раз воспользоваться добросердечностью этого человека.
Дрожащей рукой я набрал Машин номер и, ненадолго замешкавшись, нажал на «вызов». Пошли длинные гудки. Это были самые длинные телефонные гудки из всех, которые мне приходилось слышать. Затем щелчок соединения:
- Алло? – дыхание перехватило.
- Маша…
- Алло, кто это?
- Маш, это я!
- Кто - я?
- Машка… Машенька…
В трубке раздался сигнал, предупреждающий об окончании средств на счету и, понимая, что связь скоро оборвется, я затараторил:
- Я скоро буду, слышишь? Ты, главное, никуда не уходи! Жди меня дома! Машка!
Связь оборвалась. Я готов был кричать от счастья! Готов был прыгать и кричать! Но сдерживался, чтобы окончательно не вводить в ступор Гену.
Сняв с себя затвердевшую от засохшей болотной грязи одежду, бросил ее прямо на землю. Зашел в душ, и с огромным удовольствием принялся смывать въевшуюся в кожу кошмарную вонь. Из-за шума воды я не расслышал, как Гена подошел к двери и громко спросил:
- Так откуда тебя к нам занесло-то, ели-пали?
Я чуть не назвал две тысячи восьмой, но вовремя спохватился, вспомнив, что для меня две тысячи девятый так и не наступил. Точнее, я его просто не замечал.
- Январь девятого. Точно не могу сказать какое число было…
- Ого! Ты, что ли, в прорубь нырял, не пойму?
- Да нет, зима теплая была. Плюсовая температура. Терпимо.
- Видать, была причина, ели-пали.
- Была… - немного помолчав ответил я и от воспоминаний меня передернуло. Я так быстро начал забывать все, что со мной было еще вчера, что даже сам удивился.
Гена, как и в прошлый раз, был гостеприимным и учтивым. Вари дома не было и мы обедали вдвоем, сидя за столом под старым абрикосовым деревом. Мне очень не хотелось рассказывать о том, почему я сюда вернулся, но зато я в мельчайших подробностях поведал ему о спасении Лехи. А когда рассказал об ужине под фирменный «эликсир», и о его откровении, он наконец немного расслабился и даже улыбнулся. Хотя, прежней простоты и словоохотливости я на этот раз так и не увидел.
Когда с трапезой было покончено, Гена молча встал из-за стола и вынес из дому чистую одежду. Выглядел я в ней, мягко говоря, забавно. Старомодные джинсы-варенки, неизвестно как сохранившиеся в достойном состоянии, цветастая рубашка с остроконечным воротником и советские линялые кеды. Впрочем, последние и по сей день не теряли своей актуальности. Гена смущенно пожал плечами, как бы извиняясь, что не нашлось более приличной одежды, и вслух добавил:
- Нет, я понимаю, ели-пали, одежа – не фонтан, но твоего размера у меня ничего другого…
- Гена, - я с улыбкой посмотрел на смущающегося великана, - Если бы ты знал, как я тебе за все благодарен, ты бы даже не думал ни в чем оправдываться. Одежда – бомба! Честно! Я обязательно верну. Мне бы только домой поскорее попасть. Ждут меня там… Или, наоборот, я жду… Короче, поеду я. Спасибо тебе огромное за все!
Я подошел к нему и крепко пожал большую мозолистую руку. Он сунул мне купюру:
- На проезд. А то в электричках сейчас контролеры суровые.
Я еще раз поблагодарил его и, распрощавшись, хотел было уйти, но, вдруг вспомнив известный голливудский фильм, улыбнулся и добавил:
- Наши дома «Бешикташу» четыре гола заклепают, а турки гол престижа на девяностой смогут отыграть.
До станции я добирался бегом.

[migel]

Ух закрутил! Ждем!

[AndreyMSK]

Класс!!! Ждем продолжения!

[ScorpAlex-13]

Очень даже! Кто-то предугадывал развитие событий,я даже "не в пень ногой". Обалдеть. Ждем...

[Андрюшка]

Стивен Кинг нервно курит в сторонке!!!!

[servaly]

Ну, все... Захвалили.
Еще бы дегтя кто плеснул, а то загоржусь совсем.

Стивен Кинг нервно курит в сторонке!!!! 

А вот теперь точно загоржусь. Маэстро переплюнут! Пора покорять новые вершины! (не сочтите за самовлюбленного кретина - шучу я)

А если серьезно, то буду очень благодарен за замечания о допущенных ошибках. Как грамматических, так и сюжетных. Вот, например, вчера ночью писал десятую главу и, если бы не интеллектуальный подзатыльник от супруги, то Коля так и не позвонил бы Маше с Генкиного телефона. Мало того, даже не поинтересовался бы у Гены в какое время он попал. Вот такие, иногда, косяки проскакивают... Так что я очень рассчитываю на вашу помощь и беспощадную критику.

Да, и еще... Если вдруг среди читателей есть люди, как-то связанные с медициной, или у кого-то есть знакомые медики, я бы очень попросил помощи. Консультативной, само собой. И, конечно же, не для себя, а для героя книги.

С уважением, servaly

Сообщение отредактировано servaly: Jan 19 2015, 13:36

[ScorpAlex-13]

Ну так подзатыльник от супруги и помог, когда мы читали ляпов уже не было. А то точно заметили бы и сразу сообщили.

[Подкопай]

Стивен Кинг нервно курит в сторонке!!!! 

Согласен. Автор отлично излагаете, послежу за темой

[KotBot]

Спасибо автору,читается легко .Жду продолжения.

[Односум]

А про собаку?Про неё где?

[servaly]

Спасибо большое за теплые отзывы. Каждый день вижу все новых и новых людей, которым нравится то, во что вкладываю душу. А это многого стоит.

Надеюсь, не разочарую и смогу поддерживать интерес до самого финала.

Кстати, заметил очень интересную вещь... Хотя нет, не вещь. Скорее, странность: когда пишешь книги, становишься (в реальной жизни) более терпимым к недостаткам других людей. То есть, перестаешь относиться излишне критично к тем особенностям их характера, которые раньше вызывали (или могли бы вызвать сейчас) негативную реакцию.
Замечал это за собой два года назад, когда писал первое произведение, и замечаю теперь.
Не знаю точно с чем это связано, но подозреваю, что с необходимостью разбираться в чужих душах, пусть и выдуманных мною же. Когда пишешь, ощущаешь себя в шкуре героев и примеряешь на себя их поступки. Казалось бы, читатель тоже это делает! Тоже воображает, как бы он поступил на месте героя в той или иной ситуации... Оказывается, нет... Разница между чтением и писательством в том, что писателю приходится брать на себя ответственность за поступки и события, излагаемые в книге. Вот, как-то так... Хотя, возможно, я и ошибаюсь. Но то, что становлюсь добрее - факт. И это хорошо. Люблю писать.

[servaly]

А про собаку?Про неё где?

Да что с нею (с ним!) станется?
Отъедается паршивец на тещиных котлетах, пока Колян по болотам шарится.