Жестокие будни в горах, Тувинские рассказы

[DoctorX]

ЖЕСТОКИЕ БУДНИ В ГОРАХ

Следует предупредить, что ничего из описанного в реальности не было. Сюжет, действующие лица, их действия и диалоги выдуманы, а все совпадения случайны.


В ту майскую субботу в общаге все обстояло как обычно – большая компания в комнате, сетка портвейна, на столе – соленая мойва, хлеб и несколько плавленых сырков. Шум, галдеж, песни под гитару и единение душ.
Какими путями сюда попали Славик с приятелем – трудно сказать. Но появились они на пороге каким-то чужеродным элементом, в хороших туфлях, новеньких джинсах, ярких рубашках. Приодеты, в общем, далеко не как все. На стол они поставили шампанское, хороший коньяк и коробку дорогущих конфет. Веселье у нас сразу как-то подугасло. Девчонки – хозяева комнаты – тоже заскучали. Несколько раз выпивали, но того, нормального, общения уже не получалось. Славик попытался рассказать про Италию, где он три недели был летом, но вышло сбивчиво и неинтересно.

Воспользовавшись паузой, я тоже вспомнил про прошлую субботу, про то, как классно мы после танцев на «Юности» подрались с Ново-Ленинскими. «Нас было трое, а их человек десять. Но дело не в этом. Лежу я, значит, в кусте сиреневом, ну, туда меня запинали, а тут менты подваливают: «Вылазь, мол!» Ага, щас! Я – в другую сторону ужом, а там меня сапогом по ребрам! Несильно правда, так, чтобы не дергался. Обложили менты, прикиньте!».

Дальше в моем повествовании описывалось, как привезли нас всех в отдел, посадили в «тигрятник», ошмонали, у пацана с Ново-Ленино заточку в кармане нашли. Да еще они сознались, что перед танцами выпивали. Мы же в отказ пошли, да сообщили, что нам всем по 17. В общем, нас выпустили, их оставили.

Славику с приятелем рассказ явно не понравился. Сколько-то они еще посидели, потом, втихую, свалили.

Второй раз я встретил его через пару лет в аэропорту. Не помню точно, кажется провожал кого-то, а тут рейс из Москвы, толпа валит, багаж получает. Глядь – Славик! Видимо с мамой-папой, солидные все такие, одеты во все новое, заграничное. Я подошел поближе, но Славик сделал вид, что меня не узнал. По два чемодана на колесиках, огромных таких, у них на каждого оказалось, в наклейках ярких, по-французски что-то написано, и башня эта, которая в Париже, везде изображена. Служебная черная «Волга» их уже поджидала, кое-как они вместились в нее со всем скарбом своим и уехали.
…

Прошло еще лет пять. Работал я уже в Туве, на противоэпидемической станции. По весне пришло известие, что моего друга, прирожденного зоолога, напечатавшего еще в студенчестве несколько научных работ, не взяли в головной институт, прокатили на конкурсе. Там освободилось место в аспирантуре, но приняли блатного, у которого папа международным отделом в обкоме партии заведует. В те времена в институт из-за больших зарплат, хороших отпусков и многочисленных льгот попадало немало случайных людей, серым балластом заполнивших отделы и лаборатории. Впрочем, их все знали, и относились соответственно.

Полевой сезон шел своим чередом, месяц за месяцем, проблемы возникали и решались более или менее успешно. В начале июля из прилетевшего самолета на аэродромное поле выгрузилась целая группа сотрудников института, во главе с заведующей отделом, профессором, заслуженным деятелем науки и т.д., Ненилой Панкратовной N-овой. Я проезжал мимо на грузовике-вездеходе и забросил их на базу. Среди прилетевших оказался и Славик. Он поздоровался со мной, как со старым знакомым. Оказалось, что Славика недавно приняли в зоологический отдел аспирантом, определили тему диссертации и сейчас ему надо набирать материал. Тут-то и стало понятно, кто перешел дорогу в институт моему товарищу.

С полмесяца вся эта группа жила на базе отряда, они ловили сусликов, пищух и полевок, ставили какие-то опыты, проводили учеты. Погода выдалась на удивление хорошая, быт на базе организован образцово, в столовой даже работал телевизор, принимая целых две программы. У берега речки находилась неплохая жаркая банька, напарившись в которой так здорово было нырять в небольшой, но глубокий омуток с бодрящей водой.

Питание оказалось тоже достойное всяческих похвал (поварила пожилая женщина, бывший шеф-повар одного из ресторанов Кызыла). К тому же к приезду профессора начальник отряда прикупил у местных двухлетнего бычка-сарлыка (яка) на мясо, съездил на озера к рыбакам и привез бочку хариуса. Работа тоже была, если честно, то далеко не в напряг – в общем, курорт, да и только!

Потом Ненила Панкратовна с сотрудниками улетела, оставив Славика. Встретив эту группу, я же ее и провожал обратно на самолет. Уже возле покосившегося заборчика у взлетной полосы руководительница давала своему подопечному заключительные наставления, подчеркивая, что материалов для диссертации на этот год аспирантуры они собрали уже достаточно, но хорошо бы еще набраться полевого опыта, подольше поработать непосредственно в зоогруппе, лучше на стационаре. И, конечно, если возникнет желание – можно дать телеграмму и продлить командировку еще на месяц. Меня она попросила взять Славика к себе и обучить всем премудростям зоологической работы. Славик охотно поддержал идею о продлении командировки.

Отправив гостей, мы вернулись на базу, загрузили Славины вещи и поехали на стационар, лагерь которого располагался на поляне среди леса в излучине реки, километрах в сорока от базы. По пути Славик разоткровенничался, много говорил о своих планах. Упомянул мельком и о том, что наша работа его, собственно, особо не привлекает, но диссертацию сделать, наверное, надо, а потом уже можно и по партийной линии куда-нибудь двинуть. При этом отзывался он обо всех знакомых и незнакомых людях с откровенным пренебрежением, умело подмечая и высмеивая их недостатки, в том числе и о своем научном руководителе. Но больше всего и с явной гордостью он рассказывал, как замечательно проводил время в Париже, Риме и Мадриде. У меня появился и начал вызревать план...

…

По прибытии в лагерь, я устроил Славика в своей палатке-десятиместке. В ней обитали специалисты и техники. Поставили кровать-раскладушку, выдали матрац, одеяло, подушку и постельное белье. К вечеру он сам соорудил в изголовье из старых ящиков некое подобие этажерки, разложив туда разное из своего импортного, с кучей застежек и карманов, рюкзака. В том году я был вторым зоологом стационара, которым руководил мой друг, тоже зоолог, Гоша, на несколько лет меня постарше. Техников тоже было два – Гена и Мерген. В этот же день, вечером, после ужина, мы вчетвером собрались в стороне от лагеря на берегу речки. Я кратко обрисовал ситуацию и предложил высказаться – что будем делать? Из всех вариантов единогласно остановились на «Страшных Соломоновых островах». Первый эпизод случился совершенно неожиданно и для нас.
…

Парень, высказавшись, выжидательно поглядывал. Мы с некоторым недоумением рассматривали его. Это был молодой, послеармейского возраста, здоровый, накачанный тувинец, по имени Очур. В разрезе воротника короткой кожаной куртки виднелась тельняшка.

– Где служил?
– В Находке. Морская пехота.
– А готовить-то умеешь?
– Поваром был.
– Почему из той зоогруппы ушел?
– Заканчивают они. На днях уезжают в Кызыл. А я до конца месяца хочу перекантоваться.
– Ладно, подожди, – мы с Гошей отошли в сторону, сели на поваленную лиственницу и снова закурили.

– Что думаешь? – спросил начальник.
– Да хрен знает. Не нравится он мне. А чем – не знаю.
– Вот и я не знаю. Людмила с детьми послезавтра приезжает. Как они с ним в лагере оставаться будут, если мы на дальние участки выезжать будем? – Гошина жена могла за себя постоять, но с этим парнем явно не всякий мужик справится.
– Давай так. Без повара уже месяц тянем, ребята подустали чем попало питаться. Если парень умеет хорошо поварить, то хоть пару недель нормально поесть – и то дело. Да и народ от дежурств по кухне маленько отдохнет. А с ночевкой куда выезжать будем, с собой его брать, да и вся проблема.
– Ну, хорошо. Попробуем.
Этот разговор состоялся за неделю до появления на стационаре Славы.
…

Прошло два дня, в которые я усиленно гонял Славика по горам, обучая его разным приемам зоологической работы. Объявили выходной, после которого мы решили смотаться на два дня на рыбалку. Водитель попросился съездить по своим делам в поселок, обещая вечером вернуться. Вчерашний школьник из Москвы, Саша, по кличке Чилим, месяц назад приехал в отряд хлебнуть перед армией «суровой мужской жизни». В перспективе он мечтал когда-нибудь стать художником и давно хотел попасть в магазин, купить карандашей, кисточек и красок. И мороженного… У Очура разболелся зуб, и его тоже отпустили в больничку.

День прошел. Смеркалось. С широкой плоской долины Ыйгылака, расположенной напротив лагеря, послышался далекий звук мотора. У края древней морены показался «66-ой», медленно переваливающийся по камням. Мы вышли на поляну. Грузовик, проехав по узкой петле между деревьями, выползла на открытую террасу лагеря и остановился. Двигатель напоследок взревел, и наступила тишина.

Подойдя к кабине, я повернул ручку и открыл водительскую дверь. Михалыч бесформенным кулем вывалился из кабины на землю, что-то заворчал, пошевелился, устраиваясь поудобнее, и мгновенно захрапел. Гоша уже развязал веревки, открыл задний борт и, откинув тент, присвистнул. Я тоже заглянул внутрь. На куске толстого войлока лежали, тоже в полной отключке, Буян и Саша. От них распространялись ароматы еще не полностью усвоенного алкоголя. По всему кузову валялись разбросанные краски, альбомы и цветные карандаши.
…

Утром все суетились, собираясь на рыбалку на дальние озера. Очур лежал в своей палатке, не показываясь на кухне. Оказывается, вчера он узнал, что у Саши Чилима есть деньги, раскрутил пацана на выпивку «под расчет», и где-то у него еще оставалась запрятанная водка. Людмила, Гошина жена, естественно, наотрез отказалась оставаться в лагере с детьми и пьяным тувинским «десантником». Я заглянул в палатку и сказал Очуру, чтобы тот собирался, но получил весьма наглый ответ, что он никуда не поедет, «ему и здесь хорошо».

Стали обсуждать с Гошей, что делать. Подошел Чилим, еще не сильно отошедший от вчерашнего, сказал, что сейчас все уладит, «Да вообще без проблем, мужики!». Он сунулся в палатку к Очуру, как-то сдавленно мявкнул, и вышел. Лицо его было разбито. Недоуменно вытирая кровь рукавом энцефалитки, Саша сообщил:
– А Очур, это… Ну… Не хочет он ехать…

Мы с Гошей и техником Геной направились к поварской палатке. Следом пошел Славик. Не дожидаясь нашего прихода, из-под тента выскочил Очур, встал в какую-то странную позу с полуприседом и пронзительно завизжал, быстро махая во все стороны ногами и руками. Зрители немного отступили, наблюдая столь необычную картину. Славик метнулся назад, нырнул в свою палатку и стал опасливо выглядывать через дверь.

Окружив дебошира, мы пытались его достать ногами и руками, но это оказалось не так просто, неплохо подготовили парня в учебке. Сунувшийся поближе Гена получил сокрушительный удар ногой куда-то в ухо и ушел винтом в сторону. Дело осложнялось. Я добежал до щитового домика и, выдернув из-под него крепкий боковой кол от палатки, вернулся.

Гена сидел на земле, обнимая голову, видимо, ему сильно досталось. Гоша отбивался ногами от наступавшего Очура, весовые категории у них были примерно одинаковы, опыта у обоих хватало, но тувинец был помоложе, с более хорошей техникой, да и понапористее. Стараясь близко не подходить, чтобы снова не попасть под раздачу, и промокая разбитый нос белым платком, за ними ходил Чилим, тонким, ломающимся голосом пытавшийся всех помирить.

Церемониться не приходилось. Я зашел сзади и, с размаху, резко ударил колом. Попал довольно точно – чуть в сторону от темечка. Очур сразу рухнул на утоптанную траву и на короткое время вырубился. Когда он начал приходить в себя, его руки и ноги были прочно связаны сыромятным ремнем и, на всякий случай, стянуты между собой. Мы курили рядом. Гена уже оклемался, и тоже курил, возбужденно говоря:
– Вот же гад, а? Лошадь так не лягается! До сих пор в ухе гудит!

Со всех сторон к месту битвы начал стекаться народ.
– Ну что, Михалыч, заводи, сначала в поселок надо съездить, в милицию этого десантника сдадим, потом только с обеда на рыбалку, – скомандовал Гоша.
Из палатки бочком приблизился Славик, с опаской поглядывая на связанного, с окровавленной головой, Очура.

– Так, Слава, нам здесь собираться надо, а этого буяна нужно отвезти и сдать в милицию. Поедешь с ним в кузове. Только смотри, чтобы не развязался, – серьезно сказал Гоша.
– Да я… Да мне… Не, ребята, что угодно, но не это! Не буду я с ним в кузове ехать! Он же буйный!! И вообще, вы же его утихомирили, вы и везите! У меня вон, своей работы хватает! Ненила Панкратовна, если план не выполню, точно съест! – он говорил совершенно искренне.
– Ладно, Славик, мы пошутили. Конечно, отвезем. А ты сходи, сусликов посчитай пока, птичек пофотографируй, Нениле Панкратовне потом покажешь, а то не поверит, что работал-то!
…

Прошла еще неделя. Работа продолжалась, а Славик мрачнел, постоянно сталкиваясь с суровыми буднями полевой работы, проявлявшими себя зачастую самыми неожиданными для него сторонами. К тому же все чаще стали идти дожди, нередко из дальних пеших маршрутов приходилось возвращаться мокрыми до нитки.
…

«Шишига», пару раз закипев по пути, все же выбралась на водораздел Ак-Адыра и Кара-Бельдыра. Кругом, насколько можно было охватить взглядом, тянулись бесконечные бутаны сурков. По плану здесь надо было отловить десяток тарбаганов. Показав Славику, как насторожить капкан и пальцами в него не попасться, как маскировать, чтобы осторожный зверек ничего не заподозрил, я пошел на свой участок. Выставив свои два десятка орудий лова, я спрятал рюкзак под камень и начал спускаться по распадку в долину, где, по моим расчетам, должен был стоять один знакомый чабан.
…

– Алдын-Оол, – прихлебывая зеленый чай с молоком, обратился я к хозяину юрты. – А правду говорят, что ты из своей «тозовки» за сто метров в пуговицу попадаешь?
Сморщенное лицо чабана даже разгладилось и помолодело от улыбки.
– Врут, наверное, – лаконично ответил он и снова улыбнулся.
Видно было, что ему приятно. Я достал из кармана полпачки тозовочных патронов. Не торопясь, отсчитал два десятка, пододвинул к старику. Отдельно поставил еще один патрончик. Ткнув в него пальцем, сказал:
– Алдын-Оол, мы тут через час-полтора в Суглуг-Ое обедать будем. Как по кружкам чай разольем, по паре глотков сделаем, надо чайник прострелить посередине. И постараться, чтобы рикошетом от камней никому не прилетело. Ну, и чтобы тебя не видно было. Сделаешь?
– Надо – так надо. А что случилось?
Объяснив обстановку, через десять минут я уже поднимался по глубокому распадку к машине.
…

Пулька хлестко ударила и прошила алюминиевый чайник насквозь, отрикошетила-таки от валуна за нами и с коротким свистом ушла куда-то вверх. Чайник сполз с камня, на котором стоял, коричневая струйка с вкраплениями чаинок полилась в костер. Клубы пара с шипением рванули в стороны, прихватывая с собой пепел. Славик вскочил, опрокинув свою кружку, и, судорожно оглядываясь, завопил:
– Что? Что это?! – голос его срывался.

Мы с водителем Михалычем (он был в курсе), продолжали, сидя на корточках у костра, не торопясь, прихлебывать чай. Чай мы пили вприкуску с кусочками сахара-рафинада, вроде и не замечая скачущего перед нами Славика.
– Что случилось, Славик? – я поднял бинокль и стал разглядывать что-то на монгольской стороне. – Глянь, Михалыч, лисица, что ли, вон там бежит?

Водитель взял бинокль и тоже начал смотреть вглубь чужой территории. Погранполоса тянулась в двух километрах южнее нас и на километр ниже. Замолчав на пару секунд и растерянно уставившись на нас, Славик снова визгливо закричал:
– Чайник! Чайник только что прострелил кто-то!!

Мы с Михалычем несуетно повернулись к костру.
– Нда… Продырявили, – закончив осмотр, утвердительно кивнул шофер.
– Жалко, хороший был чайник. Старый, сейчас таких уже не найти, – отозвался я.
– Да скажите же, наконец, – кто, зачем, почему?! Это же в нас стреляли! – наш подопечный опять нервно заоглядывался.

– А… Так ты, Славик, про это? Обычай тут такой. У тувинцев на каждой горе, в каждом распадке свой дух живет. Их обижать нельзя и приближаться к ним плохим людям тоже не рекомендуется. Едет местный чабан, в бинокль смотрит. Видит – хороший человек с добрыми намерениями здесь. Все, значит, нормально. А если плохой человек, кто только о себе думает – стреляет. Сначала в посуду, а коли тот не уедет, то – в лоб. Здесь же камнями и присыпает. Видел – кучи камней у дороги? Вот это – оно и есть.
– А откуда он знает – хороший человек или плохой?
– Ну, бывает, что и ошибаются…
– Так уезжать же быстрее надо!!
– Славик, не суетись. Час они, обычно, дают, чтобы убраться. Ну, иногда, полчаса. Чай допьем, соберемся и поедем.
…

В этот день с утра Славик как-то приободрился, за завтраком рассказал даже пару анекдотов. Напротив него, чуть наискосок, сидела Саяна, довольно симпатичная молодая девчонка, только в прошлом году окончившая школу и работавшая у нас в лаборатории со своей подружкой. Славик попросил ее достать сахар, до которого ему, будто бы, не дотянуться. Когда Саяна протянула ему пол-литровую банку с сахаром, Славик, будто невзначай, игриво схватил ее сначала за руку, придержал, и потом только забрал сахар. Все, включая Саяну, засмеялись. Мы с Гошей переглянулись.

После завтрака, Гоша отозвал в сторону Славика.
– Тут ты это зря сделал, с Саяной-то.
– А что такое? – насторожился тот.
– Да так-то ничего, только теперь придется с ней чики-пики делать.
– Что делать?
– Ну, чики-пики, по-тувински, – это детей делать.
– Зачем? Почему? А если я не хочу? Да и вообще – что за фигня? – задергался Славик, глядя с явным недоверием.

– Как зачем? Детишки зачем? Что значит – не хочешь? Тут обычай такой – девушку за руку взял, все, значит, предложил любовью заняться. Но, может, и пронесет, если она не захочет. Хотя ты – парень видный, вряд ли Саянка от тебя откажется.
– А как это узнать?
– Тут все просто. Если захочет, сама подойдет, в глаза посмотрит и скажет: «Чики-пики!». Если нет, то – нет. Но ты смотри, отказывать нельзя. Для местных – оскорбление страшное! Сулдэм-то – ее брат! Если что не так – зарежет, глазом не моргнет. Двоих он уже в поселке в прошлом году кончил из-за сестры, по первому – на тормозах спустили, за второго условно дали, местный колорит, – Гоша объяснял все спокойно и терпеливо, всем своим видом показывая, что это обычные истины и просвещает он новичков о них не первый и не последний раз.

Славик явно нравился Саяне. Улучив момент, мы провели беседу с ней, подсказав – что и как делать. Саяна игриво сверкала глазами и смеялась, согласившись участвовать в представлении и даже сказав, что ей хотелось бы и большего. За обедом она несколько раз артистично бросала томные взгляды на Славика и вздыхала. Он ежился и поглядывал на Сулдэма.

Даже на фоне бичей зоогруппы, сильно далеких по внешнему виду от канонов красоты и гармонии, Сулдэм выглядел отъявленным бандитом. Чрезвычайно коренастое, но короткое тело было еще и непропорционально скроено, одно плечо несколько выпирало над другим, неестественно длинные руки свисали почти до колен, а крупную голову со скошенным лбом и огромной челюстью украшал широкий шрам, пересекающим все лицо. Он был немногословен, любил смотреть на людей немигающим взглядом больших карих глаз, каким-то образом сочетавшихся с узкими щелями между тяжелых набрякших век.

При внешности, как будто списанной из пособий по криминалистике, Сулдэм при более тесном знакомстве на самом деле оказывался добрейшей души человеком, ответственным, флегматичным, работавшим медленно, обстоятельно, но всегда успевавшим все сделать наилучшим образом. В зоогруппе стационара он присутствовал уже четвертый сезон, исчезая на зиму, но всегда появляясь отощавшей фигурой в конце марта перед воротами противоэпидемической станции в надежде снова попасть на стационар.

После ужина, когда Славик выходил из столовой, перед ним возникла Саяна. Взглянув в его глаза, она со значением произнесла:
– Чики-пики! – и быстро повернувшись своей точеной фигуркой, ушла.
Задумавшийся Славик, спотыкаясь, зашел в палатку и сел на раскладную кровать. На его лице была заметна борьба чувств.
– Ну, что, Славик, похоже, Саяна согласилась? – оторвавшись от заполнения журнала, спросил Гоша.
– Ну да. Подошла, сказала: «Чики-пики!» Блин…
– Что же, придется любить ее. Да ты не переживай, девчонка хорошая, понравится, – Гоша опять взялся за записи.

Я тоже занимался обычной вечерней рутиной, расшифровывая бегло сделанные стенографические записи из потрепанного полевого блокнота и перенося их уже в читабельном состоянии в рабочую тетрадь. Пока мы тратили время на документацию, а Славик обдумывал, как поступить в такой сложной передряге, дверь палатки распахнулась, и в нее боком вошел Сулдэм. Оглядевшись вокруг взглядом, не обещающим ничего хорошего, он попросил брусок, мол, ножик подточить надо, «затупился что-то»...

Этот огромный изогнутый тесак, устрашающего вида, Гоша отобрал по весне у одного из сезонников, работавшего зимой в разделочном цеху на мясокомбинате, и попытавшегося с ним покуражиться по пьяни. Взяв брусок, Сулдэм удалился, успев, напоследок, еще раз мрачно глянуть на Славика, от чего, понятно, настроение аспиранта совсем не улучшилось.

На следующий день снова объявили выходной. Славу, как «новобрачного», отправили топить баню, пояснив, что «невесту» и себя сначала надо вымыть, покормить вкусным, а потом только уводить на лужайку в лес. Все «добрые» советы сопровождались удивлением: ну, как это так, почему же, Слава, ты даже таких простых вещей не знаешь? Ну, как – «зачем в лесу телогрейка»? Так чтобы мягче было!

Похоже было, что объект смирился. После бани и ужина, за которым щедрый начальник выдал всем по 100 граммов разведенного, Славик взял телогрейку и, постучав в двери щитового домика, где жили девчонки, позвал Саяну.
Через несколько минут, столпившись у окошка палатки, мы, стараясь не смеяться, наблюдали, как церемонно, под ручку, уводил Славик свою избранницу под покров лесного полога.
…

Славик вернулся только под утро. На его лице блуждала радостная улыбка. Все было ясно. Народ стал поздравлять осчастливленного парня, утверждая, что теперь он не зря прожил жизнь. Славик отмахивался и не желал рассказывать подробностей, но, судя по всему, первое свидание вышло удачным. Саяна за завтраком тоже выглядела вполне довольной.
…

Через два дня я застал Гошу за лабораторной палаткой, где между кустов были натянуты несколько веревок, на которых сушилось постиранные вещи. Тот стоял, рассматривая две иноземные пары трусов Славика с ширинками на пуговицах, яркими рисунками и надписями не по-нашему. Увидев меня, Гоша потыкал пальцем в трусы и сказал:
– Вроде, у этих мотня поворсистее будет, как считаешь?

Подойдя поближе, я согласился, что канареечного цвета труселя с черными пантерами, пожалуй, и в самом деле, были в указанном месте полохматее. Гоша достал из кармана небольшой пузырек и аккуратно насыпал из него вокруг ширинки с внутренней стороны кристаллики почти бесцветного, слегка красноватого порошка, постаравшись втереть их поглубже в ткань.

Это был родамин, мы красили им отловленных сусликов и сурков, чтобы потом понаблюдать за их поведением. Его особенностью был ярко красный цвет, приобретаемый при контакте с водой и только усиливавшийся при попытках отмыть с мылом. Впрочем, через пару-тройку дней краска исчезала. Опудрив среднюю часть выбранного нижнего белья родамином, Гоша аккуратно повесил их на место.
…

На следующий день Гоша ездил на базу, и, заодно увез девчонок из лаборатории в поселок, дав им краткосрочный отпуск. Вернувшись, за ужином выглядел озабоченным. Я, как бы между прочим, поинтересовался новостями. Начальник, прожевывая макароны, пояснил, что, мол, надо же, лет двадцать как не слышно было про чиркопадию в этих краях, думали, что побороли, и вот, на тебе! Из его речи, пересыпанной нелитературной лексикой, следовало, что в поселке снова появилась эта редкая болезнь и всем следует быть осторожнее.

Видя интерес к теме со стороны Славика, я обстоятельно пояснил, что инфекция эта называется по-научному лихорадкой Котловины Больших Озер. Водится только здесь, недавно открыли. Возбудитель – Трепонема ауратум, родственник сифилиса, но более неприятный, потому что слишком быстро развивается. Тоже половым путем передается. Первый признак – в паху все краснеет сильно, через пару дней в острую фазу переходит, лихорадка начинается, потом все причиндалы чернеют и отваливаются. У женщин не проявляется вообще. Антибиотики еще не подобрали, из всех, что испытывали – ни один не сработал. Но ничего страшного – микроб этот к алкоголю совсем неустойчив, надо только в первой фазе бутылку водки выпить, не меньше. Не успеешь – хана, прощайся с половой жизнью!

Видно было, что на Славика рассказ произвел впечатление. На следующий день вечером в лагере устроили баню. После предыдущей копки сурчиных гнезд все парились-мылись с огромным удовольствием. С чувством выполненного долга мы с Гошей созерцали, как в раздевалке Славик натягивает свои трусы с черными пантерами.

За ужином, когда почти весь народ уже разошелся, Гоша опять вернулся к теме, озабоченно сообщив, что наши девчонки из лаборатории две недели назад уже отпускались на несколько дней в поселок, вообще-то могли там и согрешить. Славику эта новость явно не понравилась.

Утром из дощатого сооружения на краю лагеря раздался душераздирающий вопль. Дверь распахнулась и Славик, одной рукой придерживая штаны и размахивая другой, буквально пронесся в сторону еще теплой бани. Оттуда какое-то время раздавался плеск воды, перемежаемый нечленораздельными, горестными завываниями. Через десять минут Славик ввалился в нашу палатку, лицо его как-то резко осунулось и посерело. Он с надеждой вглядывался нам с Гошей в глаза.

– Ребята, это… А спирт или водка у нас есть?
– Славик, ты что – серьезно? Словил?!
Вместо ответа тот спустил штаты вместе с трусами на колени. Через секунду палатка сотрясалась от хохота, все присутствующие, кроме Славика, валялись кто где, корчась и с трудом сдерживая спазмы, перехватывающие животы. Вид гордого аспиранта Ненилы Панкратовны со спущенными штанами, ярко-красным хозяйством и отчаявшимся лицом не мог оставить никого равнодушным. Славик заплакал…

Через полчаса он едва выговаривал что-то благодарное с трудом пытаясь попасть вилкой в открытую банку с тушенкой. В кружке плескался разбавленный спирт, это была уже третья порция. Сдерживая переполнявшие эмоции, мы стояли вокруг и сочувственно выслушивали Славика, в свою очередь, рассказывая истории, одну страшнее другой, про эту нехорошую болезнь по имени чиркопадия, и объясняя – как ему повезло, что симптомы так быстро проявились. Еще через час пациент лежал за палаткой, обняв пень, его отчаянно рвало. Не знаю, уж и почему, но мне тогда даже стало немного жалко Славика.

Прошло два дня. Убедившись, что его естество начало принимать натуральный цвет, утром за завтраком, Славик решительно заявил, что все задачи его командировки решены, материалы собраны, цели достигнуты, и он просит сегодня же доставить его в аэропорт. Первым же самолетом он улетел в город.

Вернувшись с полевых работ и занимаясь подготовкой отчета, я зашел по какой-то надобности к начальнику станции. И тут, случайно, услышал его телефонный разговор с Ненилой Панкратовной, которая только вышла из отпуска. Она пыталась выяснить причину молниеносного завершения командировки ее аспирантом и немедленного его увольнения по собственному желанию сразу после возвращения в институт.

Завершив трудный разговор заверениями, что для аспиранта такого большого ученого было сделано все и даже более, начальник повернулся ко мне:
– Так, и что вы ему там устроили? Рассказывай! Что опять произошло?
– Виктор Максимыч, да мы же понимаем… Ведь ей-ей, все неправда! Да хоть кого спросите! Мы же никогда! – с честными глазами и откровенно лживым голосом оправдывался я.

– А кто в прошлом году телеграмму фиктивную на почте от меня для Чугунова сделал?!
– Максимыч, так зелени совсем мало на базе. А Чугунов на рыбалку собрался перед выездом на станцию. Он же со своей зоогруппой кусты и деревья вокруг насадил, заборчики от скота сделал – все по уму. Все прижилось, нормально – вид совсем другой стал!

– А пургену кто в харчо проверяющим из Москвы подсыпал, что они три дня животами маялись?
– Так ведь, надоели своими придирками. Ну и что – что у нас от кухни до лаборатории двадцать два метра, а не двадцать пять, как по инструкции? Дальше скала стоит, мешает, а они намерили, расшумелись!

– Так, иди, иди отсюда! И прекратите эти штучки!! Знаю я вас – чуть что – обязательно какую-нибудь пакость придумают!
– Максимыч, так ведь только ради пользы дела!
– Иди, кому сказал! И – скорее отчет сдавайте и в отпуск! И чтобы на станции не появлялись! Постоянный головняк только от вас!
Выйдя, я закурил и подумал, что, все же, как ни крути, а жизнь-то определенно хороша! Но внутри что-то царапнуло. Несильно так. Я почти не заметил. Что это было – не знаю…

[Матюха]

Эх душевно!!! Всегда с удовольствием читаю про ваши края!

[Fighting Falcon]

Замечательный рассказ, очень понравился!

[valerkisel]

Дима, ёлы-палы!
Кто же написАл такое? Бывший хулиган? Студент- раздолбай? НЕТ!
Это доктор биологических наук и зам. директора важнейшего НИИ.
Пиши, у тебя получается!

[DoctorX]

Валер, извини, не смог сразу ответить, меня только сегодня после приличного перерыва разбанили - оказалось, что название рассказа крупным шрифтом набрал... Неделю осознавал глубину своего падения. Виноват, каюсь...
Может, уже и говорил, что не все у меня сразу получается, некоторые рассказы или их части до того трудно идут, что месяцами одно единственное слово подобрать не удается...
Скорее всего, и в представленном опусе что-то не так, пару моментов уже вижу по-иному, а что-то явно просится в добавление. Пусть пока побудет в этом виде, там посмотрим.
В любом случае, за интерес к рассказу - спасибо!

Да, Валер, и это, я никогда не был замдиректора! И не надо!

Сообщение отредактировано DoctorX: Apr 19 2016, 16:23

[@viktor]

Дима, ёлы-палы!
Кто же написАл такое? Бывший хулиган?  Студент- раздолбай? НЕТ!
Это доктор биологических наук и зам. директора важнейшего НИИ.
Пиши, у тебя получается!

из песни слов не выкинеш-автору респект

[Migell]

Развитие сюжета постепенно затягивает и держит в напряжении на протяжении всего повествования. Послесловие не помешало бы. Не у меня одного, наверняка, возникает вопрос: Как у озвученных героев жизнь-то потом сложилась?

[Мурза]

Толково,со знанием предмета.Очень читабельно.
Непременно пиши Дима!

[Ervolgman]

Хорошие у Вас рассказы ! Спасибо !

[Волказавр]

Всегда с интересом читаю Ваши рассказы. Пишите.

[schvonder]

Здорово! Этого рассказа я не слышал! Не останавливайся,пиши!