Золото скифов, поиски кладов

[Shamans Road]

История написана на основе реальных событий, мой приятель Московский детектив Роман Рейнгольд стал участником интересного и опасного расследования прошлым летом в Феодосии, где он работал по контракту по расследованию загадочной смерти сына местного богатого винодела немецкого происхождения Олбериха Морица, и всё что с ним приключилось и послужило основой данной книги...

Глава 1. Крымский мост

Знойный воздух колыхался миражами бесконечных кукурузных полей, позади осталась трасса М4 и остановившись у придорожного кафе Роман Рейнгольд открыл капот своей серой Е-шки W212 и снял рукой в перчатке пробку клапанной крышки, стараясь дать мотору хоть немного остыть и подышать, чтобы проверить уровень масла. Всё-таки от Москвы он уже отмахал больше тысячи вёрст, позади Ростов и Краснодар, впереди Тамань и Крымский мост, за ним Керчь, а там уже рукой подать и  до Феодосии.
Поездка в Крым смешала все планы Романа на этот август, но отказаться от такого заманчивого коммерческого предложения он не смог, сумма в контракте стояла шестизначная, с дядюшкой Бенджамином Франклином на лицевой стороне. Хотя в предложении клиента и как на него этот заказчик вышел, было много тёмного и не понятного, но это ни когда не смущало Рейнгольда, который был малым прошедшим огни и воды. Если вы ещё не поняли, Роман Генрихович был частным детективом. Дело у нас в России не понятное и как бы, не ко двору, но с такой полицией как у нас, которая не поймёшь, то ли тебя защищает, то ли разводит, люди состоятельные готовы лучше сразу заплатить. Ну, изначально же понятно было, хорошее дело таким словом не назовут, полиция, как то вот из детства ещё всплывают ассоциации с принцем Лимоном и синьором Помидором.
Рекомендации у Ромы были солидные, крыша над ним то же была не плохая. Служил он раньше оперативником РУБОП по городу Москва, прошёл Чечню, как говорится огни и воду. С медными трубами, как бы, не всё ещё до кона сложилось, и свою лебединую песню он ещё не пропел, но может это и к лучшему.
Роман Рейнгольд по рождению был таджикским немцем, семья его дедушки поселилась в Душанбе в годы ГОЭЛРО, после 1917 года, когда Советское правительство пригласило немецких инженеров помочь построить гидроэлектростанции на наших великих реках, озаботившись Ленинским указом об электрификации всей страны и всем известными планами светлой дороги к коммунизму. Дорога была в проекте светлая и прямая, но как всегда у нас на Руси бывает, гладко было на бумаге да забыли про овраги, словом, что то там пошло ни так. Но не будем о грустном, вот сейчас то наши олигархи на бьют закрома и всё будет хорошо.
Вернёмся к нашей увлекательной истории. Так вот, приглашённым на строительство немцам дали хорошие квартиры, которые по их проектам и строились, начислили хорошие зарплаты, и другие льготы и они привыкшие у себя в Германии работать хорошо, стали работать хорошо, так как по нашему не умели. Жили немцы обособлено, анклавами, так и в городе Душанбе появился целый немецкий квартал.
Под тёплым таджикским солнцем и на чистом горном воздухе, Рейнгольд вырос развитым и крепким мальчиком, был заводилой среди местных мальчишек, ходил с ними в горы, купался в арыках в холодной ключевой воде, первым вступал в схватку в дворовых драках, был верным и надёжным товарищем. Таджики его уважали за твёрдый и бесстрашный характер и за крепкий кулак, а местная ватага по праву считала его своим вожаком.
В армии Ромка служил механиком водителем танка. Как-то на учениях в летних лагерях в Карелии, он встретив земляка немца обмывавшего свой день рождения шнапсом переданным в посылке из дома, принял с приятелем хорошо на грудь, под жаренные копчёные колбаски, и завёл под Карельским звёздным небом, маршевые немецкие песни, да так орал во всё своё молодецкое горло, что волки в лесу с тоски стали подвывать.
Дежурный по полку офицер, который знал Ромкин буйный нрав, не решился прервать необыкновенный концерт, хотя он очень боялся, чтобы начальство не узнало об ночном инциденте и не сослало его ещё дальше на Север, но Ромку во хмелю он опасался больше. Весь славный гвардейский полк, сидя в своих войсковых палатках всю ночь не мог уснуть, и по необходимости был вынужден приобщаться к немецкому языку и ни кто не посмел возмутиться или просто буйных не нашлось. И так продолжалось бы до утра, если бы, в конце концов, крепкий шнапс не победил Рейнгольда и из  его палатки не раздался молодецкий храп….
Когда Роман вернулся из армии, он поступил в высшую школу милиции в стольном городе Москва, и после её окончания, сдав экзамены на краповый берет, прошёл конкурсный отбор в СОБР РУБОПА, откуда в скорости и загремел в Чечню…
Родители его в это время эмигрировали с младшей сестрой Ромки в Германию, на постоянное место жительство по программе репатриации соотечественников, получили там хорошую квартиру и хорошие пособия. Отец и мама звали Ромку к себе, но он был увлечён войной и боевым братством, гонял по горным серпантинам на броне БТР, ходил на зачистки, участвовал в боевых спецоперациях, лазил по горам Итум-Кале и Аргунскому ущелью, щемя чехов, мстил за павших в боях пацанов и чувствовал себя на своём месте. Так бы и продолжалось всё идти своим чередом, по накатанной в Чечню дорожке, до шальной пули или звезды Героя, но во время одного из марш бросков в горные районы, Ромкин БТР подорвали, его контузило, и наш боец был списан в запас, получив надбавку к пенсии, аж в три тысячи рублей боевых.

Родители снова стали настойчиво звать Ромку приехать к ним в Германию. Роман уже совсем было, с ними согласился, собрал необходимые бумаги и даже пошёл на приём в немецкое посольство, но получилась заминка с его национальностью, потому что раньше при регистрации Ромки, после его рождения, родители записали мальчика русским, а немцев в посольстве это не устроило и они требовали изменить национальность через суд.
Пока суть да дело Ромка решил устроиться на работу к старым товарищам из «Альфы», в детективное агентство «Альфа-Форум» на Дмитровке, куда не каждого со стороны и брали, а Ромка всё таки, для бывших фэбсев, считался человеком со стороны. Но боевые товарищи за него вступились, благо они находились в верхушке руководства конторы и Ромку взяли и поддержали.
Не будем углубляться, чем именно занималось охранное агентство «Альфа-форум», это и контроль коммерческих структур, и отъём чужой собственности путём поглощения и слияния бизнеса, охрана толстосумов олигархов и их родни и имущества, в стране и за рубежом, имело агентство лицензию и на детективную деятельность, а что не иметь, если можно всё, так всё. В этом специфическом детективном подразделении большой конторы и работал Роман.
То, что люди в конторе «Альфа-Форум» жили не бедно, Рейнгольд понял в первый же рабочий день, прибыв на свою первую планёрку в офис на Дмитровском шоссе. Втискиваясь на своей скромной «Е-шке» между здоровенными Infiniti, Lexus и Range Rover, Роман случайно притёр здоровенный золотой Lexus. Упакованный золотой слиток, видимо обидевшись на названного гостя, стал истошно вопить дорогой сигнализацией. На призывный вой элитного японца из дверей офиса выскочила охрана и с весьма серьёзными намерениями кинулась к машине Ромы, но затем следом за охраной на шум из дверей на улицу вышло руководство агентства и заместитель директора Андрей Дмитриевич, узнав Рейнгольда, добродушно улыбнувшись, зычно гаркнул охране: "Э, вы служивые, всем стоять-бояться! Это наш новый сослуживец решил свою коробчонку на нормальную машину поменять! Ха-х-а!"- и все Альфовцы, выскочившие толпой из агентства на шум-тарарам на улицу, дружно заржали.

Рейнгольд быстро вошёл в коллектив конторы, он работал по установке и розыску имущества должников, и самих должников иногда привозил в багажнике. Искал наёмных убийц и пропавших жён, бывал в заграничных командировках и вскоре обрел известность в определённых кругах столицы, со временем Рейнгольд оброс своей постоянной клиентурой среди дельцов, олигархов, валютчиков, антикваров и местного криминала. Хотя он работал за большие деньги, и это было реальностью сложившихся у нас на данный момент трудовых отношений, скрягой он никогда не был, деньги считал лишь средством для жизни, а не идолом для поклонений.

Когда в контору пришёл тот самый конверт, который изменил планы Романа на лето, Андрей Дмитриевич вызвал его в свой рабочий кабинет и показал Роману документы. В письме, написанном на дорогой бумаге с водяными знаками, было изложено предложение прислать Рому в Крым, в Феодосию, для работы в семье тамошнего земельного и винного магната Карла Морица. Бумаги были составлены отцом Карла, Олберихом Леопольдовичем Морицем.
Старший Мориц писал, что в связи со скоропостижной смертью сына, он заручился рекомендациями своих московских компаньонов и просит выслать ему в распоряжение именно Рейнгольда, так как имеет на него благоприятные отзывы о его компетенции и деловой репутации как успешного детектива. Приложением к письму был составленный нотариально именной контракт Олбериха Морица с Романом Рейнгольдом на оказание информационных услуг по выяснению обстоятельств смерти Карла Морица на сумму 150 тысяч долларов, с покрытием накладных расходов по исполнению данного контракта в полном объёме.
- Вот, такое All inclusive! - с усмешкой сказал Андрей Дмитриевич, - старик то старой закалки, бумаги вручную пишет. Ну, исходя из суммы контракта, отказать такому клиенту, как ты понимаешь, я не имею права. Значит, берёшь отпуск за свой счёт и вперёд, вся ответственность на тебе. Я подстрахую, конечно, ну и комиссионные, как положено 20 процентов занесёшь. Всё, что нужно из спецтехники и вооружения грузи из оружейки под мою ответственность. Если есть вопросы, слушаю.
- Вопрос один, как вы думаете, почему они выбрали именно меня? - спросил Рома.
- Ну, это ты на месте узнаешь, - сказал Дмитрич, - но вот опять же немцы наверно, как и ты.
- Как будто я последний немец, - усмехнулся Рейнгольд.
- У нас да, - подтвердил заместитель начальника, - первый и последний. Зайди потом к нашим аналитикам, пусть тебе забронируют билеты на самолёт и гостиницу, ну и соберут там всё на эту семейку, что найдут.
- Да, нет, я лучше на машине махну, в Крыму наверно крутиться по месту придётся, - отказался Рома.
- Как хочешь, - отмахнулся Андрей Дмитриевич, - да долго там не тяни. Деньги, честно говоря, не большие, неделя сроку и домой.
- Слушаюсь, - козырнул Рома, на том и расстались.
   
Отдохнув в кафе и остудив машину, на сколько вообще можно было использовать это слово остудить в такую жарищу,  при не милосердно палящем южном солнце и температуре воздуха в 34 градуса, дышать свободно можно было только при климат-контроле в салоне машины. Роман выехал со стоянки и его «Mercedes», разрезая жаркое марево, висевшее над асфальтом трассы, полетел серой стрелой к Керченскому проливу. Через полтора часа Рейнгольд въехал на развязку Крымского моста, сбросил скорость до положенных 90, проехал КПП досмотра машин, где его машину с московским номерами не остановили и скоро дорога пошла над морем по эстакаде с двух полосным движением, а внизу открылась бесконечная гладь пролива.
Слева от действующей трассы строилась дублирующая автодорогу железнодорожная эстакада. Под эстакадой по морю шли грузовые суда и летали чайки. Асфальт на мосту и подъездах к нему был новым и безупречно ровным, трасса была с небольшим подъёмом к центру моста и скоро впереди показались две огромные светлые полукруглые арки Крымского моста, под главным пролётом которого проходили большие морские танкеры и сухогрузы, сновали туда-сюда вездесущие буксиры и дрейфовали прогулочные яхты.
Мост впечатлил Рому своей монументальностью и грандиозностью масштабов проделанной работы, что там пишут в богом обиженной Украинской прессе про трещины и разрывы полотна, что мост вот-вот рухнет и развалится, так то полный бред и злопыхательство, всё сделано дорого, качественно и надёжно, на века. Россия по всей вероятности вернулась в Крым  надолго, и как видно навсегда.
От светлых монументальных арок моста дорога пошла вниз и отсюда, с этой точки, открылся прекрасный вид на полуостров, в наступающих сумерках уже зажглись справа огни Керчи.
После развязок съезда с эстакады на Керчь, дорога сузилась. Основная трасса Таврида, в Симферополь, была еще в этапе реконструкции и на ней функционировала лишь одна полоса. Встречная полоса шоссе, была отделена от рабочей полосы пластмассовыми ограничителями, и на ней работало множество дорожных рабочих и разнообразной строительной техники. Огромные дорожные катки трамбовали многослойную прослойку подушки из песка и щебня под новый асфальт, экскаваторы рыли и благоустраивали обочину на многочисленных развязках и съездах с основной трассы.
Движение здесь стало  плотным, дорога узкой и машины ехали спокойно и неторопливо, плотной колонной. Машин с отдыхающими стремящихся к морю было бесчисленное множество, больших и маленьких, дорогих и бюджетных, с прицепными домиками и гидроциклами, набитых разнообразной поклажей, детьми и домашними животными. Но всех находящихся в этом потоке машин людей объединяло безотчётное чувство приближающегося счастья, ощущение предстоящего отдыха, встречи с тёплым ласковым Чёрным морем и с благодатным солнцем, весёлым праздничным застольем, ароматной шаурмой, сочными фруктово-творожными самосами, всевозможными экскурсиями и развлечениями и беззаботного лежания на пляже. 
Рома тоже особо не напрягался от предстоящей работы в Феодосии, ему был заказан хороший люкс в гостевом доме «Асоль» на улице Земской, недалеко от проспекта Айвазовского, который был местом вечернего променада горожан и отдыхающих. И все блага курортной Феодосии были для него в шаговой доступности, и море, и Золотой пляж, и набережная, и многочисленные кафе и ресторанчики.
Особняк Олбериха Морица располагался в тихом квартале Феодосии, в тенистой зелени старых акаций и можжевельников, рядом с древне-заветной армянской церковью Сурб-Саркис, на тенистой территории которой находится усыпальница великого мариниста,  художника Айвазовского.
Кратко ознакомившись с  информацией аналитиков «Альфы», которую те накопали из открытых источников по семье Морица, с обзором их активов и бизнеса, а так же краткими биографиями членов семьи и ближайшего окружения, Райнгольд решил объявиться у заказчика утром, сообщив по оставленному ему в письме телефону адвоката семьи Шварца, о своём прибытии в город.
На довольно узких улочках старой центральной исторической части Феодосии, были припаркованы бесконечные вереницы машин курортников и туристов, с номерами различных регионов Украины, России, Белоруссии, дальнего и ближнего зарубежья.
Гостиница «Асоль» была расположена в исторической части города, на перекрёстке улиц Галерейной и Земской.  Здесь была чаша с интересного небольшого фонтана, старинные кирпичные здания с витиеватой кладкой и изысканными балкончиками, многочисленные магазинчики с разными курортными мелочами, кафе и ресторанчики. На Земской же, также находились административные здания городской администрации и банки. Уступая дорогу своей машиной, многочисленным гуляющим по мощёной плиткой улице курортникам, Рейнгольд аккуратно прокрался по пешеходной части Земской  к своему отелю, откуда через арку заехал на стоянку, во внутренний двор гостиницы.
Забрав из багажника автомашины сумки с личными вещами и спецоборудованием, он закрыл Mercedes и прошёл в уютный холл гостиницы, где на стойке ресепшен зарегистрировался по оставленной на него брони и получил от миловидной приветливой блондинки в белой корпоративной блузке ключи от забронированного ему номера. Поднявшись в свой уютный suite-номер, Роман с блаженством принял горячий душ, затем переоделся в чистое бельё и выпив четверть бокала изысканного «Hennessy» VSOP, вместо снотворного из любезно наполненного отелем бара, надел свою любимую пижаму и завалился спать в огромную кровать.
За окнами его номера уже наступила ночь. За тяжёлыми гобеленовыми портьерами на французских окнах, под южным ночным звёздным небом, под монотонный шелест набегающих на песчаный берег волн Чёрного моря, развлекался и веселился беззаботный курортный город. Пластиковые стеклопакеты немного заглушали какофонию вечерней Феодосии, состоящей из музицирования уличных музыкантов, звучания ресторанных оркестров, караоке открытых танцплощадок и лезгинки ловких продавцов шаурмы, с дымком от сочных шашлыков и запахом хмельного кальяна, ароматом крепкого свеже сваренного кофе и терпкой лаванды.   

Пока наш добрый молодец видит цветные сны, мы откроем цифровые замки на кожаном светло коричневом служебном портфеле Романа Рейнгольда и познакомим своего читателя с содержимым аналитической записки айтишников Московского агентства «Альфа-Форум». Информация эта поведает нам о семье подрядчика работ, Олбериха Леопольдовича Морица, что бы нам иметь представление с кем собственно и с чем придётся иметь дело нашему подопечному.
Олберих Мориц, как вам стало понятно из его письма, был по рождению и родословной немцем, в Россию он приехал в 1952 году, в возрасте 22 лет, как специалист винодел по направлению немецкой компартии на завод в Каффе, в Судаке. Винодельческий завод, где Мориц должен был трудиться, был заложен ещё при генерал-губернаторе Воронцове Михаиле Семёновиче. Светлейший князь сам имел обширные виноградники в Крыму, и по примеру оного царедворца многие Крымские богатеи занялись этим доходным и благодатным бизнесом, принеся себе достаток и всероссийскую славу знатным местным винам, хотя само виноградарство и виноделие были известны в Крыму ещё с древних времён. Винодельческий завод в Каффе был разрушен во время войны немецкой бомбёжкой и победители ни чего лучшего не нашли как пригласить немца же на его восстановление.

Инженер Олберих благодаря своему врождённому трудолюбию и знаниям, полученным в специализированном колледже, в Германии, выделялся среди советских работников административно-технического аппарата винодельческого завода в Каффе и, вскоре быстро пошёл вверх по служебной лестнице. Ему нравилась работа по селекции и выращиванию различных сортов винограда и производству вина. В погребах завода он в тайне экспериментировал с различными сортами винограда, лозу которого привозил из своих рабочих командировок во Францию и Испанию, и в укромных закоулках заводских подвалов хранил бочки со своим экспериментальным вином, не для общего пользования и розничной советской торговли, а для гурманов. Скоро при поддержке обкомовского начальства с истинным удовольствием дегустировавшего на праздники особое вино Морица, немец был назначен начальником производства.  Винодел имел хороший оклад и большую трёхкомнатную квартиру в центре Феодосии, в новом Сталинском доме.
Олберих Мориц уже через два года перевёз из Германии в Крым свою невесту, из знатной, но бедной семьи Курляндских немецких баронов, Эльзу Карловну фон Ригер. Жена оставила при бракосочетании фамилию своего знатного рода, говорившего о том, что её предки во времена крестоносцев имели в собственности какие-то владения под Ригой.
Эльза Карловна стала преподавать немецкий язык в одной из гимназий Феодосии. В 1967 году у них родился довольно поздний, но долгожданный ребёнок, сын Карл Мориц. Мальчик был воспитан в аристократических немецких традициях, с гувернанткой и учителем немецкого языка, которых по статусу и достатку Мориц старший уже мог себе позволить в то время. После школы Карл по протекции немецких родственников семьи уехал по обмену учиться в Германию.

В 80-х, во время антиалкогольной компании, виноградники в Крыму стали уничтожать, завод захирел. А тут и 90-е подоспели, всю страну лихорадило, народ обнищал, земли стояли пустые. Вот тут-то Мориц и получил из Германии помощь, в виде неожиданно свалившегося на него наследства от одного из близких родственников. По Советским меркам это было неслыханное богатство, что-то около 500 тысяч долларов. Часть денег Олберих Мориц вложил через немецких родственников в акции Европейских компаний, на другую меньшую часть, он стал скупать пустующие земли колхозов по паям колхозников, за копейки. Земли были на Южных склонах Крымской горной гряды вокруг Коктебеля и Судака, и частично это были земли и виноградники его старого винного завода.
Купил Мориц и свой разорившийся к тому времени завод, с погребами и пустыми старинными дубовыми чанами, в старинных подземельях винных подвалов.
Имея прочные связи среди руководящего аппарата Крыма, он жил спокойно и в достатке. Возделывал  около 180 тысяч кустов лозы на виноградниках, и производил среди других марок вина и своё фирменное прекрасное Мерло благородного шоколадного вкусового оттенка, которое выпускал под собственной маркой «Мерло Голд». Своё вино Мориц почти полностью поставлял в Германию, морем в цистернах, а там его разливали и продавали через крупные торговые сети  немецких родственников Олбериха.   
   
В 1995-м молодой Карл Мориц вернулся из Германии в Крым, после аспирантуры и стажировки на винных заводах Франции. Сын быстро вошёл в семейный бизнес, и стал хорошим подспорьем Олбериху Леопольдовичу в развитии винодельни и  виноградников, а отец смог больше времени посвятить  организационным и административным вопросам.  В то же время основным экспертам по юридическим вопросам бизнеса и домашним адвокатом Морицев стал известный в городе  юрист Соломон Израилевич Шварц. Это был пожилой еврей, умный и очень аккуратный в делах человек, которому Олберих полностью доверил юридическое сопровождение своих активов и финансов.
Карл Мориц был человеком нового мышления, хоть он и чтил традиции семьи, но молодой человек принёс на завод и виноградники новые европейские технологии. Высаживать лозу и разбивать виноградники стали техникой по спутниковой навигации, была создана новая лаборатория при заводе для контроля качества сырья и вина, бухгалтерский учёт и дело оборот документации тоже был налажен в электронном виде, всякое движение сырья и товара отражалось  онлайн в гаджетах Карла. У каждого сотрудника завода появилось его конкретное расписание рабочего дня, с тарификацией по времени тех операций, которые должен был выполнить сотрудник по штатному расписанию. На заводе и виноградниках стало больше порядка и меньше воровства. Карл убрал с завода несколько вороватых менеджеров, сократил бухгалтерию, уволенные им сотрудники конечно затаили на него обиду, хотя получили хорошие выходные пособия. 
Карл также перестроил свои отношения с властью, он учредил свою адвокатскую контору, главной обязанностью которой, кроме обычных услуг по предоставлению общих юридических услуг гражданам, стало представление в судах и органах исполнительной власти интересов его семьи и его бизнеса. Откаты чиновникам прекратились, это тоже вызвало у краевой и городской власти ропот и недовольство. Но Карл шёл по жизни с гордо поднятой головой и как истинный ариец был горд и смел, и опасности привык смотреть в лицо.
Карл Мориц водил дружбу с влиятельными немцами, которые занимались аграрным бизнесом в Киеве и с финансистами в Москве, где часто гостил.
В Киеве он познакомился с еврейской девушкой Соней Шварцман, креативным менеджером агрофирмы своего приятеля и в скором времени, несмотря на протесты матери, представил её семье в качестве невесты.
Соня была образованной Киевской девушкой, из хорошей обеспеченной еврейской семьи, знала три языка, владела ивритом, немецким и китайским и была принята в высшем круге золотой молодёжи Киева. Девушка занималась конным спортом и была членом элитного яхт клуба в Ялте. Молодые люди сыграли свадьбу в шикарном ресторане «РLAZA» на Крещатике, и вскоре в 1997 году у молодых родились мальчик которого нарекли Готвальд,  а два года спустя, в 1999 году, девочка Клара. Через год после рождения внучки Эльза Карловна фон Ригер, внезапно заболела пневмонией и скоропостижно скончалась, несмотря на хороший уход и консилиумы дорогих врачей. 
Из активов семьи Мориц, кроме акций, были виноградники и винодельческий завод, под Судаком, недвижимость в Киеве и Москве, особняк в Феодосии. Юридическая  и нотариальная конторы в Киеве, яхт-клуб в Коктебеле.

Южная ночь прекрасна, до рассвета еще несколько часов и пока наш герой, Роман Рейнгольд отсыпается после долгой и трудной дороги, а мы с вами вернёмся к Крыму и нашей курортной Феодосии. 
Феодосия прекрасный южный курортный город, расположенный на границе песчаных дюн Берегового, он прикрыт от степных горячих ветров материковой части полуострова южной грядой Крымских гор, с хребтом Тене-Оба. Феодосия освящена мысом Святого Ильи в Феодосийском заливе и звоном колоколов своих многочисленных храмов и церквей. Здесь перекрёсток древних путей и древних религий с криком мулы с минарета мусульманской пятничной мечети Муфти-Джами, и не громким бормотанием читающего Тору в шаббат раввина, треском восковых свечей, плачущих в серый песок под завораживающее армянское песнопение и мелодичное звучание органа в небольшой средневековой церкви Сурб-Саркис.  Феодосия - это, прежде всего чудесное ласковое Чёрное море, здесь всё наше, пусть и без элитного пяти звёздного сервиса, но зато родное и понятное русскому человеку, тут всегда тебе укажут путь, хотя иногда и по матери. А уж люди тут какие душевные, ни когда не сравняться с ними по своей доброжелательности турки и египтяне, и даже греки лишь бедная тень наших гостеприимных крымчан. Куда там тягаться с нашим, то родным Чёрным морем Красному коралловому чуду пыльного Египта или Средиземному  парному молоку в хлебосольной Турции, а про Эгейское море греков уже даже и не говорю, - лужа, а не море.
Как и во всех курортных городах в Феодосии есть два времени года, это подготовка к курортному сезону и так сказать сам сезон, который начинается с майских праздников и длится до конца октября.
Подготовка к сезону, это всё связанное с суетой хождения по многочисленным инстанциям для получения разрешений на строительство и аренду мест под строительство  гостиниц, кафе и магазинов, и других богоугодных заведений. Это выбивание лицензий на торговлю спиртным и сигаретами в ларьках и кафе, получением квот и разрешений на гидроциклы, катамараны, бананы, парашюты и обустройство пляжных сооружений водными горками, аттракционами, лежаками, закупка разнообразных товаров и сувениров, подготовка инвентаря и реквизита для развлечений отдыхающего народа и всё это конечно с целью сбора с него положенной за услуги платы.
Художники в межсезонье создают свою монументальную живопись в стиле а-ля Айвазовский в неимоверных количествах,  с бушующим морем, и терпящими крушение кораблями. Каждый из них пишет, как видит и как умеет, по своему стилю и наитию, имеющим общее оправдание как стиль и индивидуальный почерк живописца. Мастера производят в неимоверных количествах разнообразные сувениры с морской тематикой. Музыканты подбирают репертуар и солистов в коллективы для заполнения выделенных им мест на набережной, для сбора пожертвований от благодарных меценатов отдыхающих.
При этом у Феодосии есть своя интересная история, со своими знаменитыми своей деятельностью почётными гражданами. Тут же вам и обилие древностей в архитектуре и на первом месте здесь в одном ряду с древней генуэзской крепостью, старинными церквями и музеями, стоят дачи выдающихся граждан Феодосии.  Эти чудесные сооружения строились по задумке городской управы как дачи, а превратились благодаря стараниям своих владельцев и возникшему между ними соревновательному азарту в настоящие неповторимые по своей красоте дворцы.
В начале 20-го века, городской управой Феодосии было принято решение разрешить жителям строительство дач на лучших земельных участках города в центральной его части, у моря. Но при этом вероятным застройщикам было выдвинуто непреклонное условие прохождения проектами дач городского конкурса. Что бы каждая дача была не похожа одна на другую, а представляла собой определённый не повторяющийся стиль, со своим архитектурным лицом. И тут между местными горожанами и привлечёнными конкурсом к привлекательным землям иноземцами началось настоящее соревнование стилей, разработка архитектурных решений и конкурс интерьеров. Из общего большого количества тех прекрасных строений до нашего времени дошли лишь немногие, остальные пали под многочисленными немецкими бомбёжками во время последней войны. В наши дни мы можем любоваться  прекрасной дачей «Милос», с колоннадой из божественных мраморных кариатид, с великолепной беседкой-ротондой со статуей Венеры Милосской, на проспекте Айвазовского. Здесь же в одном ряду дачи «Вилла» и «Флора», а дальше в гору у Межениновского моста, получившего в народе прозвище Мост поцелуев, великолепная  дача «Стамболи» в мавританском стиле, с яркими цветными мозаиками из изразцов и турецкими башенками, великолепной авторской кованой оградой. О, там у каждой прекрасной дачи своя замечательная история, и завораживающее повествование судеб их владельцев и домочадцев, романтические истории, а порой и трагические.
Но, пора, наш герой по привычке вставать рано уже проснулся, вернёмся же к нему в номер, и продолжим наше повествование.


Вложенные эскизы изображений

[Shamans Road]

Глава 2. Семья Морица.

Проснувшись рано утром у себя в номере Роман принял прохладный душ, что бы смыть ночную дремоту, и, натянув спортивные шорты и футболку, обув беговые кроссовки, захватил пляжное полотенце, сунул в поясную спортивную сумку свой iPhone и закрыв на карточку номер, спустился в вестибюль гостиницы, пожелав доброго утра ожидающей свою смену симпатичной девушке администратору. Пройдя мимо подметающего двор у входных ворот в отель сторожа, Рома вставил в уши беспроводные наушники и, включив свою подборку Katy Perry, пружинистой трусцой не спеша побежал по пешеходному бульвару Галерейной улицы к морю.
Город ещё только просыпался, устав от ночных развлечений курортников. На улице было пусто, только кое-где у кафе разгружали свежую выпечку. Воздух пах запахом корицы,  цветущих акаций и опьяняющим запахом морских водорослей с моря. Чем ближе было к морю, набережной и городскому пляжу, тем больше у Романа появлялось попутчиков. В основном это были пожилые люди, которые парами и поодиночке шли или шагали норвежской ходьбой, с этими ставшими уже обычными нам лыжными палочками к морю, что бы насладиться солнечными ваннами еще не палящего, только вставшего над горизонтом солнца и принять морские процедуры.
Рома в этом году ещё не купался в море. Прибежав в дальний конец набережной, ближе к порту, он спустился на пляж, оставил на валуне одежду и, ощутив ногами комфортную для тела теплоту воды отдававшую утром своё ночное тепло, он с удовольствием нырнул. Пройдя под водой почти у дна метров пятнадцать с открытыми глазами, Рейгольд сделал шумный выдох в воду и вынырнул на поверхность где пошёл кролем, на раз два, три четыре, выбрасывая слегка согнутые руки вдоль головы, сначала плавно и тихо, постепенно прибавляя ход, затем вышел на свой привычный темп и поплыл вдоль берега. Пройдя метров триста шести ударным кролем, он повернул обратно, лёг на спину и грёб на спине,  выбрасывая руки за голову характерным ему стилем.
После пробежки и непродолжительного заплыва Рейнгольд размявшийся и посвежевший вернулся в гостиницу,  где ещё раз принял уже горячий душ, побрился, уложил назад мокрые жёсткие волосы, одел белоснежную рубашку и светлые брюки, с лёгкими кожаными мокасинами, освежил себя привычным «Armani Code» и спустился в кафе гостиницы.  Настроение детектива с утра было рабочее, на столе ждали пшённая каша с черносливом, гренки и кофе с молоком. Интерьеры и сервировка стола соответствовали уровню гостиницы, и Рома остался доволен выбором айтишников. 
Закончив завтрак, Рома оставил в меню чаевые и прошёл на стоянку. Машина была помыта прислугой и стояла в тени навеса. Райнгольд, подключил iPhpne к сети машины и включил сервис Яндекс карты, забив в поисковике адрес Олбериха Морица он выехал в город. Яндекс голосом Табакова вёл его по узким улицам Феодосии, через не плотный утром поток машин, в старый город, где в тени акаций и древесных можжевельников у ограды армянской церкви Сурб-Саркис он оставил машину у обочины, втиснув её среди вереницы других машин, видимо оставленных здесь на ночь. Забрав с собой сумку с документами, блокнотом и контрактом на работу, Рома свернул в узкую зелёную улочку с высоким забором из отшлифованного ракушечника, и пройдя немного в верх по улочке очутился у кованой ограды небольшого двухэтажного особняка, находившегося в глубине зелёной тенистой территории образованной большими ухоженными деревьями и аккуратно подстриженными кустарниками и травяными газонами.
Калитка дома была на кодовом замке с домофоном, от неё к зданию вела выложенная плоским небольшим булыжником дорожка, которую окаймляли с изяществом подстриженные умелой рукой садовника декоративные кустарники, сам особняк был скрыт частично в тени больших ореховых деревьев, веймутовых пушистых сосен, древесных можжевельников  и цветущих серебристых акаций. Здание особняка Морицев было с крышей из натуральной черепицей из обожженной глины, с большими светлыми окнами в строгом стиле коструктивизма, фасады дома были оформлены по штукатурке светло-бежевой пастельной краской.
На шум шагов Романа у калитки, от дома к воротам выбежал огромный мраморный дог с умными, но недобрыми глазами, но немного не добежав до ворот собака развернулась, на раздавшийся от дома ультразвуковой свисток и по его команде вышколенная псина вернулась в глубь двора к дому. Входная калитка у ворот под мелодичную мелодию открылась, скрытым от глаз механизмом и мужской немолодой, но хорошо поставленный голос в домофоне пригласил Рейнгольда войти, видимо его ждали. Пройдя по дорожке вглубь территории, Рома увидел перед собой довольно просторный двухэтажный особняк, украшенный лишь небольшим портиком, навесом с небольшим балконом над парадным входом, опирающимся на четыре небольших колонны, и большим витражным окном из цветного стекла  над ним, на втором этаже. Над витражом на фасаде находились круглые настенные часы с римскими цифрами. Изюминкой дома, безусловно, была натуральная черепичная кровля, цвета обожжённой глины. Кондиционеров на стенах не было, скорее всего, в доме была центральная система кондиционирования воздуха устроенная в подвальном помещении, чтобы не портить внешний вид особняка. Недалеко от основного дома располагались гостевой дом и дом для обслуживающего персонала, а также просторный гараж на четверо роллетных ворот.  Дог, который выбегал к  калитке, встретил его притворно равнодушно лежащим у ног человека, стоявшего на ступенях у парадных дверей дома, с осанкой и лицом привратника в дорогих отелях. Привратник, так же как и сторожевая собака был притворно равнодушен в своих интонациях:
- Добрый день, господин Рейнгольд, господин Олберих Мориц, из-за недомогания примет вас в своей спальне. Будьте любезны проследовать за мной, - произнёс заученную фразу встречающий.
- Добрый день, - ответил в знак приличия Рома и прошёл за дворецким в дом, если так можно было назвать этого человека.    
Рома успел обратить внимание, что сбоку ступенек крыльца к двери вёл пандус, скорее всего устроенный для инвалидной коляски старика хозяина. Одет встречающий был в безупречную тёмно синего оттенка ливрею и чёрные лакированные туфли, белоснежная манишка была лаконично закончена строгой тёмной бабочкой в цвет костюма. Волосы дворецкого были зачёсаны назад и уложены гелем. От него исходил запах дорогого терпкого парфюма. На вид ему было около шестидесяти лет, но не больше, это был сухой худощавый мужчина, с лакейской прямой осанкой спины, с слегка опущенными плечами, у него был плавный, но твёрдый шаг, руки одетые в белые дорогие перчатки особенно впечатлили Рому.
Пройдя за дворецким в дом, Рейнгольд очутился в просторном холле, из которого в две стороны уходили коридоры с высокими массивными дверями, покрытыми белой дорогой эмалью с золотой фурнитурой.
По центру холла были устроены двойные распашные двери со стеклянными фасадами, видимо в большой праздничный зал, влево шла белого мрамора лестница на второй этаж. Стены особняка были оклеены шёлковыми тканными темно-шоколадного цвета обоями, с теснённым растительным рисунком. Очень высокие белые потолки с лепниной и огромной люстрой богемского хрусталя были изюминкой интерьеров, довершали всё живописные огромные картины в дорогих багетных рамах с бытовым сценами жизни древних немецких городов. Картины, по мнению Ромы, были если не кисти самого Лукаса Кранаха, то уже точно кого то из живописцев его школы. Эти полотна завораживали и поглощали всё внимание Ромы, сочные краски и средневековые сюжеты приковывали к себе взгляд, неподдающаяся пониманию игра света и тени оживляла немного гротесковые лица изображённых на картинах горожан средневековых городов.  На калькуляторе в iPhone наверно не хватит нулей, если всё это оценить в рублях промелькнуло в голове у Рейнгольда.      
       На втором этаже особняка Морица было около восьми больших комнат. Подойдя к дверям одной из них дворецкий постучал и выждав минуту приоткрыл дверь, сделав ещё одну паузу он, обращаясь к кому-то находящемуся в комнате, спросил разрешения впустить Романа. Из глубины помещения ему кто-то утвердительно ответил, и дворецкий, распахнув перед Рейнгольдом дверь и пропуская его, отступил на шаг в сторону. Войдя в большую комнату, Роман попал в полумрак. Высокие потолки с лепниной и широким багетом давали просторному помещению ещё больший объём. Тяжёлые шторы на трёх больших окнах были задёрнуты и спальню освещала лишь симпатичная лампа из пятидесятых, с колпаком из зелёного стекла, стоящая на массивном рабочем  столе. А так же мягкий свет исходил из двух бронзовых бра, находящихся сзади Ромы, на стене у входной двери.
Массивная деревянная кровать шоколадного оттенка из африканского бакаута, дерева жизни, с резной спинкой с видом сцены охоты туземцев на льва и изящными резными стойками матерчатого полога из натурального льна и москитной сеткой, была в полумраке.
На кровати на высоких подушках, укрытый мягким шотландским клетчатым пледом, лежал статный старик в архаичном спальном колпаке и больших очках с толстыми стёклами в роговой оправе, с покладистой тёмной  с проседью бородой. На лице старика выделялись тёмные густые брови и большой греческого типа нос. Может быть, из-за полумрака комнаты Рома дал бы ему на первый взгляд лет семьдесят, семьдесят пять. Но по всей вероятности это и был старик Олберих Мориц, а ему то, было уже под девяносто.
Одет Мориц был в мягкий велюровый халат синего цвета, из-под которого была видна белоснежная тонкого шёлка рубашка с повязанным под ней, на его шее тонким бордовым шарфом. Большие ухоженные руки Мориц держал, на какой-то толстой немецкой книге в кожаном переплёте.
На стенах спальни владельца дома также висели картины, но это были картины уже другого времени и других мастеров, чем те, что находились в холле. Изображены на этих полотнах были портреты, скорее всего многочисленных предков Морица, тут было пару немецких баронов 19 века, один из родственников был в костюме германского офицера первой мировой, остальные были в штатских цивильных костюмах, женщины в дорогих платьях и в драгоценностях.
В изголовье большой кровати висел портрет красивой женщины, которой на вид было бы около сорока лет, сидящей в высоком резном кресле с гербом на спинке в виде головы льва, на фоне тёмной драпировки. Она была одета в тёмное бархатное платье, с накинутым на плечи норковом манто и в колье с изумрудами. Как понял Роман, портрет, скорее всего, был изображением покойной жены Олбериха Морица, Эльзы Карловны фон Ригер.
Лицо старика казалось болезненно бледным, у кровати на приставном столике на колёсиках находились какие-то лекарства, тонометр в темной бархатной коробке, градусник, большой стакан и графин с водой.  Олберих Мориц пригласил Райнгольда присесть в стоящее  у стола кресло для посетителей. Дворецкий увидев, что его услуги больше не требуются, аккуратно прикрыл за собой дверь и молча удалился.
- Как вы уже знаете Роман Генрихович, у нас произошло великое несчастье, - начал срывающимся, но твёрдым голосом старик Мориц свой разговор с Рейнгольдом, - уже как две недели тому назад, пятого числа в Коктебеле, на нашей яхте трагически погиб мой сын. Мой единственный сын Карл, - старик сделал паузу, видимо разговор давался ему с большим трудом, - обстоятельства его безвременной смерти, а точнее гибели, вызывают у меня ряд вопросов, хотя следствие уже пришло видимо к своим выводам. Карл был найден на нашей яхте, сгоревшей у причала в нашем  яхт-клубе,  с огнестрельным ранением в голову… Мне говорят, что это он сам застрелился, в его руке якобы был найден пистолет. Но я не верю. Как мог застрелиться человек… Мой сын… Имея чувство долга перед семьёй, перед детьми, перед свои отцом наконец…. Как он мог уйти не поговорив со мной… Он бы ни когда так не поступил, не уронил бы честь семьи, что бы не случилось.
  Видимо силы на какое то время оставили Морица, его глаза закрылись. Через некоторое время, собравшись с силами, Мориц продолжил:
- Я получил значимые для меня рекомендации в Вашей компетенции и порядочности, есть ещё ряд имеющих для меня значение обстоятельств, по которым я вынужден был обратиться за содействием именно к вам. Я уверен, что вы приложите все усилия, что бы выяснить всё, что случилось с Карлом и если в этом есть виновные, я хочу, что бы они были наказаны, не богом, не судом, а вами… Вашей рукой, но моей волей… Вы понимаете это, я хочу, что бы они сгорели в аду…  Роман был поражён речью старика, конечно, он списывал это всё на волнение и боль его утраты, но покарать кого то даже за деньги он был не готов, это же не личная вендетта... 
Увидев его сомнения Олберих Мориц сказал:
- Пока вам надо выяснить все обстоятельства гибели сына. Вот вам номер моего телефона, звоните в любое время. А теперь прошу меня извинить… Силы оставили меня… Деньги на расходы вам переведут по номеру телефона. Обо всём остальном побеседуйте с женой Карла Соней, она ждёт вас внизу, Юстас вас проводит…. 
Мориц нажал кнопку на брелоке, который находился у него рядом с подушкой. Услышав вызов хозяина, дворецкий открыл дверь в комнату и пригласил Романа проследовать за ним.
Рейнгольд встал, попрощался с Морицем и спустился за Юстасом на первый этаж. Здесь его уже встречала стройная молодая женщина. Ей было на вид около тридцати с небольшим хвостиком, и она была одета в длинное траурное платье. Тёмно-каштановые волосы молодой женщины были красиво уложены в высокую строгую причёску, а лицо было сглажено лёгким макияжем пастельных тонов. Она представилась Роме как Соня Мориц и пригласила его последовать за ней, попросив дворецкого, что бы им в зал подали кофе.
Зал особняка был поистине залом, в полном смысле этого слова, как и положено в таких богатых домах. Дорогая мебель из карельской берёзы была расставлена вдоль стен. У глухой стены напротив огромных римских окон в пол, стоял громадный овальный стол, на резных массивных ножках, из того же гарнитура, что и вся мебель в зале, его массивная столешница играла на солнце замысловатыми янтарными переливами среза натурального дерева и была предметом настоящей роскоши. Вокруг красивого стола стояло двенадцать  массивных стульев с резными высокими тронными спинками, в средине которых было изображение резной головы льва.  На столе были сервированы два прибора для завтрака, одно место напротив другого.  Соня показала рукой на место для Романа, сама села напротив него. Здесь, как и во всём остальном доме висели картины, в дорогих багетных рамах и на больших трофейных розетках были вывешены головы кабана, буйвола и оленя с прекрасными ветвистыми рогами на восемь отростков, видимо кто-то из хозяев дома увлекался спортивной охотой или им близка была эта тематика.
- Роман Генрихович, вы можете называть меня просто Соней, - обратилась к нему жена Карла, - так нам будет удобнее общаться. Давайте, чтобы не тратить время друг друга, построим наш разговор таким образом, что вы будете задавать мне вопросы, а я на них по возможности полно постараюсь ответить. Вас это устроит?
- Да, - ответил ей Рейнгольд, эта женщина своим обликом и манерой разговора, сразу вызвала в нём симпатию, - мне так будет удобно. В первую очередь я сочувствую вашему горю,  я хотел бы от вас услышать более подробную версию гибели вашего мужа, а потом задам свои вопросы, если у меня таковые появятся.
Соня утвердительно кивнула в ответ, несколько секунд помолчала, опустив взгляд в пол, видимо решая с чего начать, и стала говорить негромко, хорошо поставленным приятным голосом:      
- У меня также как и у Олбериха Леопольдовича, есть сомнения в том, что мой муж покончил с собой. Но давайте я начну по порядку.  В тот день, 5 августа в воскресенье, он был на банкете в Коктебеле по случаю закладки на территории нашего яхт-клуба новой гостиницы. Это событие отмечали в клубе-ресторане «Санта Фе», который находится в курортной зоне городка, рядом с набережной. В ресторанчике есть открытая площадка под навесом, где и был заказан стол на восемь часов вечера. На банкет собирались его компаньон  по яхт-клубу Борис Спасский, инженеры ведущие проект гостиницы, кто-то из администрации Коктебеля, кто-то из налоговой и полиции. Словом нужные люди. Я не хожу на такие мероприятия с Карлом. Извиняюсь не ходила…. Хотя Карл и просил меня пойти с ним, так как все приглашённые были с жёнами, но я не люблю такие деловые нужные застолья, меня они тяготят, и Карл не стал настаивать. Что касается Бориса Спасского, то это весельчак и балагур, бывший яхтсмен, такой большой и добрый мужчина и мне кажется хороший друг.  Карл слабо разбирался в яхтах и всем, что с этим связано, но очень любил море, паруса, свободу. И вот Спасский как раз и был рекомендован ему друзьями как порядочный человек и знаток этого всего связанного с яхтами и морем. Борис сам мечтал об организации яхт-клуба, и всего с ним связанного, но своих средств у него не было. Муж  предложил ему стать управляющим яхт-клуба и тот с радостью согласился. Борис проявил себя способным организатором и с вложенными деньгами мужа дело пошло.
Потом вы знаете у нас наступило это время голосований… Мы конечно не против России и кто же теперь будет против. Но прожив почти всю жизнь в Украине, как можно так сразу рвать по живому… Словом, когда это произошло, у мужа возникли трудности с деньгами, я имею в виду большие, свободные деньги на строительство гостиницы, а это большой и затратный проект, с долгой окупаемостью как вы понимаете.  Вино, которое он поставлял в Европу через своих родственников в Германию попало под санкции, и теперь там происходят особые лавирования, что бы изменить место происхождение вина, его ввозят сначала в Черногорию, а уже от туда под маркой местного вина ввезут  Германию, где разливают на фирме нашего дядюшки. Но это вызвало дополнительные расходы на логистику маршрута, на транспортировку, новую фурнитуру, бутылки, рекламу… Начались проблемы с бизнесом в Киеве, на Карла стали давить новые власти и требовать откатов или уйти с Украины. Словом проблемы появились… Так вот, отец Карла также был на банкете, после мероприятия, когда все разошлись он уехал домой около одиннадцати вечера. Карл же после банкета, проводив всех гостей, ушёл в яхт-клуб, где хотел переночевать на нашей яхте. Муж назвал её «Райнгольд», - Рома при этих её словах невольно вздрогнул.
- Видите, какие бывают совпадения, - продолжала Соня увидев реакцию Рейнгольда, - сторож яхт клуба, говорит, что Карл действительно пришёл на территорию около двенадцати часов, а потом прошёл на причал, на яхту.  Примерно через час сторож увидел по мониторам видеонаблюдения, что яхта Карла горит и вызвал пожарных, затем он позвонил начальнику нашей охраны Грачевскому Леониду Павловичу и в полицию. Пожарные потушили яхту, но каюты и спальня сильно обгорели, в спальне нашли Карла, - было очевидно, что в этом месте Соне особенно трудно было говорить, - он лежал одетый на кровати в спальной каюте. Пожарные сказали, что пожар мог начаться от замкнувшего на столе в спальне кофейного аппарата… Но Карл никогда не стал бы пить на ночь кофе…
- Скажите, Соня, а Карла уже похоронили? - увидев, что женщина закончила свой рассказ, спросил Роман.
- Нет, была задержка с генетической экспертизой, так как для опознания нам Карла не предъявляли, - ответила Соня Мориц, - но теперь подтверждение получено, и похороны назначены на субботу, 18 число, ждём на них прибытия родственников из Германии и Москвы.
- И ещё один вопрос, что вы сами думаете о смерти вашего мужа, есть ли какие то сомнения, подозрения, может с кем-то в последнее время были у него конфликты, - спросил Райнгольд.
- Я уже говорила, что в последнее время у мужа были проблемы с деньгами, а так же ему угрожали какие то люди из Киева, но что это были за угрозы, что они хотели я конкретно не знаю, - сказала Соня, - вам надо поговорить с нашим юристом Шварцем Соломоном Израилевичем, он как наш поверенный адвокат был наиболее знаком с делами Карла. Вы знаете, что мы должны были согласиться с выводами следствия, которое установило неосторожное обращение с оружием, сами понимаете эти не нужные разговоры о самоубийстве нам не нужны. И для соблюдения обряда в церкви так проще…
- Да, понятно. Телефон вашего адвоката у меня имеется, - ответил Рейнгольд, - могли бы вы меня представить начальнику вашей охраны, как его там, Грачевскому и компаньону Карла, Спасскому.
- Да,  непременно, вот кстати, вам их визитки.  Я им сообщу, что бы они с вами связались в ближайшее время, - сказала Мориц.
- Я так же хотел бы побывать в вашем яхт-клубе в Коктебеле, а дальше по обстановке, - сообщил Роман.
- Держите меня, пожалуйста, в курсе расследования, - попросила Соня.
- Всенепременно, - ответил Рома, с чем и откланялся.

Дворецкий и мраморный дог проводили его до ворот. Выйдя за калитку, Роман развернулся неожиданно к Юстасу и спросил:
- Вот служивый, всё-таки хочу тебя спросить, пандус для инвалидной коляски я видел, а саму коляску нет, почему не знаешь?
Дворецкий от неожиданности долго соображал, но потом, придя в себя ответил:
- Так это же не для инвалидной коляски, хозяин вполне нормально ходил, это по распоряжению господина Морица, для детских колясок, на будущее устроено…
- А дети то где? - удивился Рейнгольд.
- Ну, это надо у Клары и Готвальда спросить, кто быстрее успеет, - усмехнулся Юстас.
- А где они, кстати?
- Так это, Готвальд в Киев уехал по делам, он же там в своей квартире и живёт постоянно. А Клара на фитнес поехала, - ответил ему дворецкий.
- Да, все в печали, - констатировал Роман.
Телефон в его кармане пару раз крякнул, Рома увидел на экране сообщение, что на его счёт от Олбериха Леопольдовича М. поступило 50 тысяч рублей.
"А старичок то всё успел", - подумал про себя Роман.

Подойдя к своей машине, Роман Генрихович передумал, куда-то ехать, и решил зайти в находящуюся за кованой оградой старинную армянскую церковь Сурб-Саркис, что бы побыть в тишине и привести мысли в порядок. Пройдя вдоль кованой, старой ограды Рейнгольд через открытые нараспашку ворота, пошёл по выложенной серой и розовой плиткой  в шашечки плиткой тропинке к невысокому старинному зданию. Одна часть стариной церкви была сложена из дикого камня со вставками. Это были, то ли могильные древние плиты с надписями на армянском, то ли какие-то летописные скрижали, выбитые на древнем камне. Вторая часть церкви была из светлого ракушечника. Над церковью возвышался прямой четырёхконечный крест, над небольшой прямоугольной башенкой, венчавшей довольно пологую двухскатную крышу из черепицы. 
  Тихий двор армянской церкви утопал в тенистой зелени деревьев, акаций и древесных можжевельников. Из дверей, ведущих в молитвенный зал с алтарём, доносилось армянское церковное песнопение, от которого душа просто отлетала из тела и на глаза наворачивались непрошеные слёзы. 

Роман потихоньку отошёл от входа, где за небольшой конторкой стояла служка, следившая за храмом и принимавшая пожертвования. Он уединился в тенистую часть церковного дворика, под цветущие акации и стал прокручивать в голове всё то, что он услышал в доме Морица.
Так, первым делом надо сгонять в морг, побеседовать с патологоанатомом, узнать всё, что тому удалось обнаружить при исследовании труппа Карла. К следователю соваться пока не чего, кому понравится, когда ему переходят дорогу.
Второе, обязательно побывать в Коктебеле, в яхт-клубе, опросить возможных свидетелей, побеседовать со сторожем.
Третье, надо почитать местную прессу, интересно, что пишут про смерть Карла, это же должно быть событием для Феодосии и Коктебеля, громким делом. Должны же, что-то говорить и писать об этом деле журналюги, этот дотошный народец.
Так с кем же я сегодня познакомился? Старик, как то сразу сник, хотя выглядит бледным, но сколько то ему сейчас, так если не ошибаюсь восемьдесят восемь лет, Юстас говорит, что недавно он ходил своими ногами, был в Коктебеле на банкете в день смерти сына. Мог быть конфликт с сыном? Мог, исключать нельзя, появились денежные проблемы, мог быть недоволен руководством сына или сын просил денег… Да это сбрасывать нельзя, но что бы убить и сжечь сына это конечно я перегнул… Но опять смотря за какие деньги, опять же тут может быть была задета честь семьи, но это только так как версия.
Что дальше, жена, Соня. С виду святая женщина, в тёмном ниже колен платье, значит в трауре, не побежала как дочь на фитнес. Могли быть измены у того и другого, могли. Исключать нельзя. Хотя от неё исходит, какая-то приятная аура…. Ставим вопрос на заметку и проводим опрос…
Так Борис Спасский, компаньон Карла. Заложили гостиницу, был простым управляющим и вдруг вошёл в долю.. Где взял деньги? Или он привёл к Карлу, каких-то людей с деньгами, под какие гарантии они дали деньги, на каких условиях… Мог быть конфликт интересов, вполне мог. Гостиницу заложили, а деньги ушли на другие нужды. Могло быть так, а почему нет. Да, деньги, деньги… Искать деньги.
Так начальник охраны, эти жуки вечно продажные, кто больше платит под того и танцуют… Этого надо проверить. Кто, что, с кем, всю подноготную. Таким убить привычное дело.
И кто у меня ещё остаётся, юрист и дети. Этих тоже пощупать, но позже, исходя из полученной информации..
И похороны, надо побыть ни чего там такого ожидать не приходится. Ни кто не придёт и не скажет, я этого убил и вас всех убью… Но посмотреть новые лица стоит, и разговоры потом послушать на поминках, наш народ когда выпьет не только петь начинает, как говорится у пьяного всё на языке.
Всё пойду искать, что поесть. Съел бы теперь даже эту вредную шаурму, жирная гадость, но такая сочная, жаль нельзя, холестерин сгонять надо, - размышлял про себя Рейнгольд, между тем он вышел из дворика за ворота церкви, прошёл к машине и поехал в центр городка, к своей гостинице. 
 


Вложенные эскизы изображений

[Shamans Road]

Глава 3. Дача Стамболи.       
    
Оставив машину на стоянке гостиницы, Рома зашёл в номер, принял душ и поменял бельё и рубашку.  После этого открыв бар, он не смог себе отказать в удовольствии, погреть руками изысканный напиток VSOP, для тонуса и набрав адвоката Соломона Израилевича Шварца, детектив пригласил юриста вместе отобедать и попросил того отрекомендовать ему хорошую кухню.
«О, любезный мой Роман Генрихович, с удовольствием к вам присоединюсь, знаете ли, не те уже времена, нет тех поваров, тех блюд. Но если так перекусить, то я бы вам посоветовал «Эрмитаж» на Айвазовского, в отеле "Алые Паруса". Вас устроит в час дня, сей час на моих полпервого. Вас это устроит, Роман Генрихович»? - c лёгкой приятной картавостью юрист любезно принял его приглашение.
Найдя на Яндекс картах ресторан «Эрмитаж» Рома пешком пошёл вдоль Айвазовского, отыскивая номер дома 47Б. Вокруг по улице Айвазовского фланировали толпами отдыхающие, рассматривая местные достопримечательности, сувениры в палатках, картины на аллее местных художников, попутно вкушая шаурму, сосиски в тесте, пирожки с капустой и другие плюшки, попкорн, сладкую вату и цветные шарики мороженного, пили Крымское пиво и низко калорийную кока-колу.
Рома нашёл ресторацию «Эрмитаж» при отеле «Алые паруса», приятным и достойным внимания дорогим заведением с изысканным вкусом.
Заказав бутылочку  «Боржоми» натощак и марочной грузинской «Хванчкары» под Крымские устрицы, телячью вырезку в черносливе и фирменный салат «Цезарь», Рома открыл планшет и стал искать местные новости с 5 августа.
О смерти Морица младшего писали скупо, ничего интересного Рома не нашёл, зато он обратил на происшествие описанное за 7 августа, на новостном портале Коктебеля:
«…рыбаки на городском пирсе нашли застрявшее между свай тело аквалангиста в костюме для подводного плавания, утопленник видимо провёл в воде несколько дней, так как лицо его было сильно обезображено морской солёной водой. Были описаны приметы утопленника, - мужчина 30-35 лет славянской наружности, нос прямой, волосы светлые короткие, на затылке старая татуировка в виде черной летучей мыши»….
«Вот такой карамболь, - присвистнул от удивления Рома, - а, что это мне интересно, эта летучая мышь подводной охотой занялась, такие звери сами не тонут, - как то мне уже и поплохело, что то и аппетит пропал».
В это время в зале появился с благодушной улыбкой юрист Шварц: «Приятного аппетита молодой человек, добрый день Роман Генрихович, очень рад знакомству!»
Рейнгольд встал и поприветствовал Соломона Израилевича. Юрист заказал себе  карпаччо из телятины, с запечёнными томатами, рукколой и пармезаном и так же салат из  утиной грудки, с  грушей и ягодами, с соусом Кимчи, а также бутылочку Боржоми.
Пока  на кухне готовили подачу блюд, Рома попросил Шварца рассказать ему, что тому известно о смерти Карла Морица.
- Дорогой мой, Роман Генрихович, - начал Шварц, - я как представитель семьи моих клиентов общался и со следователем и с начальником нашей полиции Коровиным. С их слов действительно получается, что Карл Олберихович застрелился сам. Пистолет, найденный в его руке, зарегистрирован на его имя как подарочный от МВД почётному гражданину ещё при Украине. Выстрел был один и следов пребывания иных лиц на яхте Карла не зафиксировано. Сторож так же показал, что Карл на яхту пришёл один, на съёмке наблюдения видно, хотя и не очень чётко, как Карл идёт через ворота к причалу, где стоят яхты клуба.  Потом записи нет… Говорят, что был сбой электричества или что-то такое с камерой случилось. Но самое главное, что Карл пришёл один, сторож видел только одного Карла. Потом был пожар, приехали пожарные, милиция и ни кого постороннего не было. Как вы понимаете, в милиции делают материал по не осторожному обращению с оружием, чтобы не афишировать факт самоубийства. Вот, словом и всё.
- А всё-таки мне интересно Соломон Израилевич, если предположим как вариант, что Карла всё-таки убили, - предположил Райнгольд, - допустим как версию, что это убийство. В таком случае вам известны лица, с которыми у Карла был бы конфликт или другие обстоятельства, являющиеся поводом возможного покушения на Морица. Наследство, деньги, имущество, женщины, словом вы меня понимаете.
- Ах, мой дорогой друг, - вздохнул Соломон Израилевич, разрезая ножом утиную грудку между серебряных зубьев эксклюзивной вилки, - я не думаю, что тут была бы замешана женщина, Карл очень нежно относился к своей жене, прекрасной Соне, и ни когда не давал поводов, даже допустить каких-то слухов.  Давайте мой друг помянём доброго Карла Морица.
Они подняли бокалы наполненные вином, и выпили, не чокаясь, после чего закусили. В зале в это время было занято ещё только два столика. За одним из них сидела пожилая интеллигентная пара, одетая со вкусом и дорого, с ухоженными лицами, женщина была в драгоценностях. За дальним столиком сидели двое мужчин в костюмах, с короткими причёсками и с военной выправкой. Рома их срисовал сразу, но эти двое вели оживлённый разговор между собой, пили коньяк и ни чем примечательным кроме своей выправки не выделялись.
- В отношении конфликтов, - продолжил, отложив приборы Шварц, вытерев рот полотенцем, - конфликт был в Киеве, по нашей юридической фирме. Уж больно хорошее помещение в центре занимает наш  юридический офис. Вот новая власть, а вернее, праворадикальные бандиты, захотели, на их жаргоне, отжать нашу недвижимость. С ними, с этими отморозками авторитетно поговорили и они нашли другие помещения. Потом за Карла взялись новые Киевские политики. Мол, остался в Крыму, всё отдай и вали в свою рашку. Карл объяснил, что Крым и Феодосия это его город, им владели и турки и татарские ханы, и русские и украинцы, ему всё равно кто этим городом будет владеть как политик. Он жил в этом городе, живёт и будет жить всегда, тут его семья и его дети.  А бизнес в Киеве он переписал на сына, Готвальда, у него там большая квартира и Киевская прописка. Так что теперь претензий там нет, друзья у него во власти там тоже остались. Здесь у многих разделились семьи, половина семьи в Крыму, половина в Украине, у многих так и осталось по два паспорта, по два комплекта номеров на машину с документами. Въезжают в Украину, пред таможней Российские номера в багажник прячут Украинские ставят. И на тех и других постах все это знают, вот такая жизнь, жизнь Рома она всё расставит на свои места. Давайте выпьем Рома за ваше здоровье.
Они еще посидели, выпили. Заказали кофе.
- Если Роман Генрихович и было, что-то за что могли бы убить Карла, то только вот это, - с этими словами Шварц положил на стол свой портфель и достал и него тёмный конверт, - вот за эти вещи Рома, если кто-то знал, что они есть у Карла могли и убить.
Шварц огляделся по сторонам, достал из конверта насколько фотографий и передал их Роме. На фото было несколько предметов, кубки, чаши, какие-то колье и небольшой клинок с изображениями зверей. Всё это было, как видел Рома из золота.
- И что же это такое? - изумлённо спросил Рейнгольд.
- Это дорогой мой Роман, я вам скажу, что это я тоже видел только на фото, - поспешил вставить юрист, - это золото скифов. Скорее всего, это клад, найденный в скифских курганах чёрными копателями. И это стоит миллионы долларов. Вы понимаете миллионы….
Помолчали, и Шварц рассказал, что фото золотых изделий ему дал Карл и попросил через антикваров в Киеве узнать их примерную стоимость и  тихо подыскать надёжных людей, которые могли бы без шума приобрести эти предметы за хорошие деньги. Сам Карл не хотел светиться с этими вещами, так как новые законы могли покарать за незаконное обращение этих ценностей. Так же Мориц говорил, что купил их у чёрных археологов, за сто тысяч долларов.
    - А где же теперь эти вещи, - спросил у юриста Рейнгольд.
    - Ну, вы и спросили, - удивился Шварц.
- Так вы и ответили, - пошутил Рома.

Отель «Алые Паруса» один из самых красивых, новых  и  комфортабельных отелей Феодосии, с собственным песчаным пляжем, с собственным SPA центром и с двумя ресторанами. Первый ресторан это «Эрмитаж», в банкетном зале которого и обедали наши герои, в основном зала этого ресторана для постояльцев отеля работает система All inclusive, а второй ресторан работает на крыше отеля, он называется «Капитан Грей». Отель довольно дорогой, имеет классификацию четырёх звёзд. Здесь останавливаются в основном состоятельные отдыхающие, стоянка перед отелем забита дорогими большими машинами. В красивом большом дворе отеля есть два бассейна и большой парк.
Тем временем наши герои вышли из ресторана во двор отеля и пошли к стоянке машин.
- Дорогой Роман Генрихович, вам, конечно, стоит посетить наш завод и виноградники Олбериха Леопольдовича. Он бы точно обиделся тому, что вы выбрали к столу «Хванчкару», а не его «Мерло», - в благодушном настроении после приятного застолья продолжил начатую беседу адвокат Шварц, - кстати, почему вы не выбрали этот отель для проживания, я бы вам сделал отличный номер и хорошую скидку. Я тут веду спор этого отеля за его парковую территорию с городскими властями. Оказалось, что в парке отеля находятся могилы владельцев дачи Стамболи. Когда город продавал эти земли в Украине, то они не знали, что ли, что продавали? А парк смотрите прекрасный.
Да, Роман увидал, что парк у отеля был хорош. Большая зелёная территория, с великолепными большими зелёными деревьями и аккуратно подстриженными кустарниками, фонтаны, скамейки и всё это отгорожено от проходящих мимо по проспекту Айвазовского курортников высоким кованым забором, было для гуляющих заманчиво, но не доступно.
Как раз в это время на аллее парка проходили приготовления к свадебному торжеству. Около десятка молодых девушек, подружек невесты были в белых бальных платьях, с открытыми плечами, с высокими торжественными причёсками и в драгоценностях. Невеста выделялась роскошном алым платьем, с длинным шлейфом, великолепной высокой причёской и бриллиантовым колье.
Как в «Алых Парусах» у Грина, промелькнула в голове у Ромы ассоциация алого платья невесты с названием известной книги. Невеста была прекрасна, молода, стройна, грациозна. Она была счастлива и радостно и беззаботно смеялась, о чём-то громко рассказывая подружкам. Тут же бегали дети, мальчишки были одеты в смокинги, а все девочки от пяти лет и выше  были в пышных белых бальных платьях.
Жених вместе со своими друзьями стоял немного в стороне от девушек. Он тоже был красив, если так можно сказать о мужчине, видимо армянин по национальности, высокий с пышной копной упрямо торчащих во все стороны чёрных вьющихся волос, в красивом строгом приталенном смокинге с узкими брюками, тёмно-синего цвета с изумрудным отливом. Молодой жених тоже улыбался и общался со своими сверстниками «мальчишками», обступивших его весёлой ватагой  и пившими дорогое шампанское, которое разносили на серебряных подносах официанты. Тут же были степенные родители и очень дорогие гости свадьбы. Молодым играл струнный небольшой оркестр со скрипками и большой красивой белой арфой, тут же на аллее стояли столики с большим пяти ярусным свадебным тортом, с шампанским, бутербродами из красной и чёрной икры и канапе. На деревьях свадебной аллеи были развешены гирлянды из цветных шаров, что то громко и жизнерадостно вещала в микрофон женщина тамада, развлекая гостей и молодых. Толпы отдыхающих проходящие мимо территории отеля по улице Айвазовского с неподдельной завистью смотрели на красивую и дорогую свадьбу и счастливых молодожёнов.
- Нет, вы знаете ли, господин Шварц, - ответил юристу Роман, - мне по душе более домашний отдых, я люблю отдыхать в тишине.
Он проводил Соломона Израилевича до его роскошного «Range Rover», который был припаркован на стоянке перед отелем, среди других таких же больших и дорогих машин постояльцев «Алых Парусов» и они обменявшись любезностями расстались. 
   
Роман отметил боковым зрением, что двое незнакомцев, обедавших с ними в банкетном зале, то же вышли на террасу отеля и, отойдя в тень, где было устроено место для курения, закурили, откровенно в сторону Романа они не смотрели и детектив на их счёт окончательно успокоился. Через минуту у Рейнгольда зазвонил телефон.
- Добрый день, Роман Генрихович, меня зовут Аьберт Яковлевич, я звоню вам по просьбе Андрея Дмитриевича, - сказал человек на той стороне линии.
- Да, слушаю вас, - ответил Роман, догадавшись, что Дмитрич всё таки не оставил его одного на новом месте.
- Вы сейчас, как я вижу, находитесь не далеко от дачи Стамболи, вы ещё не успели её посетить? Так я вам рекомендую, это наша изюминка.  Я там буду через десять минут, заходите внутрь, я жду вас во втором зале у окна. До встречи, - и новый знакомый Ромы отключился.
Всё это гаджеты проклятые, чертыхнулся про себя Рейнгольд:
- Это раньше "пехота" семёрки топтала за тобой ногами, пару тройку кварталов и оторвался, а теперь ты весь как на ладони, еще и фотки свои им шлёшь, а уж про геолокацию вообще и говорить не надо, это всё равно, что мелом крест на спине нарисовать, как разбойники Али-Бабе и болтать по телефону надо меньше. 
Выйдя за ворота отеля, Роман пошёл вверх по улице Айвазовского, в направлении дачи "Стамболи".
Дача была открыта для посещений, хотя частично была ещё в рабочих лесах.  А у нас сейчас август 2018 года.
У фонтана, напротив главного входа, уже не молодая женщина экскурсовод собирала очередную группу посетителей. На вопрос Ромы, как пройти во внутрь для осмотра экспозиции, экскурсовод, вскинув голову с явным не удовольствием ответила:
- Молодой человек, у нас стоимость экскурсии 150 рублей.
- Простите, но я бы хотел осмотреть дачу самостоятельно, - извинился Рейнгольд. 
- Тогда пройдите с заднего хода, - указала ему женщина.
Ожидавшие начала экскурсии отдыхающие, с укором посмотрели вслед Роману. 
Во второй комнате, у окна стоял невысокий, одетый в белую лёгкую рубашку и светлые брюки мужчина, в руках у него была кожаная мужская сумочка.
- Добрый день, Роман Генрихович, - поздоровался он с Рейнгольдом.
- Здравствуйте, Альберт Яковлевич, - ответил Роман.
- Вот выбрал для вас минутку, думаю нам стоит лично познакомится, - начал фээсбэшник, - а то место у нас курортное, загуляете потом как вас найдёшь.
- Ну, это от вас ещё надо умудриться затеряться, - с усмешкой парировал Рейнгольд.
- Ну, дорогой мой, не надо ёрничать. Служба, знаете ли, - одёрнул Романа Альберт Яковлевич, на правах "старшего брата", - словом, вот вам мой личный номер, надо будет, обращайтесь. Чем могу, помогу по старой памяти Андрея Дмитриевича. Да прошли мы с ним не мало, было время. Я в курсе, что вы приехали узнать обстоятельства смерти Карла Морица, у нас чего-то конкретного по этому поводу нет. Причин его устранять не было, хотя сей час времена такие, передел собственности в Крыму, а у него много земли в собственности, а она сей час в Крыму по цене золота.
Рома при этих словах оперативника немного напрягся.
- Ну, я думаю, вы сами разберётесь, - продолжил фэбс, - словом, если, что я на связи. Кстати смотрите, сейчас у нас активизируются диверсионные группы СБУ, теракты могут готовить, шкодить по крупному. Если столкнётесь с ними, обязательно сообщите. Вы кстати с оружием?
- Да, это конечно, оно зарегистрировано. Словом я вас понял Альбер Яковлевич. Спасибо за личное знакомство, буду держать вас в курсе событий, если таковые случаться.
Они пожали друг другу руки и разошлись. Рома понял, что он не очень интересует специалиста особых операций и тот провёл эту встречу для "галочки" и что бы лично увидеть, что за Москвич будет орудовать на его земле. 
Меж тем великолепная дача «Стамболи» помимо неимоверной своей красоты и редкости у нас мавританского, яркого стиля имеет интереснейшую историю своих владельцев. Я не буду предвосхищать ваше собственное знакомство с этой изюминкой Феодосии, а я думаю вам сюда надо обязательно приехать, но если совсем кратко, то дело было так.
Один очень невзрачный на вид, но умный Феодосиец из хорошей семьи, уехал, до Революции это дело было в средине 19 века, в Турцию. Звали его Вениамин. Там он изучал табачное производство и производство сигарет. Работал на табачных плантациях, потом на папиросной фабрике. Словом прошёл весь путь производства от «а» до «я». Вернувшись домой через десять лет, с заработанными на чужбине деньгами, он арендовал небольшой участок земли и начал выращивать табак в Крыму. Табак то конечно выращивали и до этого продвинутого Феодосийца, но так широко посмотрел на этот бизнес только он, он не только выращивал табак, но стал из него делать папиросы, причём его ассортимент был довольно широк, включал в себя и дамские тонкие сигареты в расчёте на просвещённый век и нарастающую эмансипацию слабого пола.  Вениамин открыл свои табачные лавки в Крыму и бизнес его пошёл в гору так, что через несколько лет он уже имел табачную фабрику и открыл свои магазины уже не только в столичных Москве, Питере и Киеве, но и во многих крупных городах России. Своего табака фабриканту стало уже не хватать, так широко он размахнулся значит, и ему возили табак из Турции пароходами. Словом, бизнес план удался, благодаря уму и сообразительности оного предпринимателя. И прозвали его в Феодосии Стамболи, от названия города, от куда он приехал, города значит Стамбула.
И был к тому времени у Стамболи сын Иосиф, который помогал отцу в семейном бизнесе и тоже был так же трудолюбив. И так он сильно был увлечён, значит семейным бизнесом, этим самым табаком турецким, что совсем не занимался своей личной жизнью. Словом, богатство то он и сам нажил и от отца перенял, и к тридцати пяти годам стал уже довольно степенным человеком с животиком и лысиной, и всё-то у него уже было, у Иосифа то, всё кроме любви. И вдруг где то в Киеве может быть, а может быть в другом городе каком, познакомился он с очаровательной миниатюрной девушкой из бедной еврейской фамилии по имени Рахель, и полюбил Иосиф свою Рахель, первой и последней любовью.
И что бы показать, что он не просто хочет воспользоваться её молодостью, а готов сделать для своей любимой, что то большее… Не просто звёзд с неба пообещать и оставить у разбитого корыта, а осчастливить на всю её жизнь и преподнести к ногам свой любимой действительно замечательный свадебный подарок, решил Иосиф построить для неё сказочный дом. Пригласил тогда он одного известнейшего архитектора, звали его по фамилии Вегенер, из города Санкт-Петербурга, столицы, значит, и показал ему свою Рахель и сказал тому архитектору:
«Хочу подарить моей прекрасной, молодой жене, такой же прекрасный дом, как она сама. Пусть дом этот будет такой же яркий и светлый, как янтарные глаза моей любимой. И такой же манящий, как сладкие её уста, и такой же сказочный и загадочный, как бесконечные сказки  Шехеризады о тысячедневной любви.»
Так вот Иосиф и построил в подарок к свадьбе своей Рахель, эту замечательную, великолепную и красивую как их любовь дачу, где они родили двух детей. Дети их кстати изображены в фигурках на фонтане перед парадным входом на дачу, правда это уже копии, мраморные оригинальные фигуры до нашего времени не дошли. А дальше грянула революция и принесла горе. Но это уже у экскурсоводов, а я лучше на любви и закончу… 

Когда Роман посмотрел на часы, было начало пятого. Морской бриз с Феодосийского залива слегка освежал продавцов сувениров, ожидающих  покупателей в своих многочисленных палатках на улице Айвазовского, при температуре воздуха в 33 градуса и нещадно палящем августовском солнце, которое только ещё начало медленно спускаться от точки своего зенита к горизонту. Курортники, просыпающиеся после благотворной сиесты, не спеша, как  по установленному негласному расписанию потянулись к морю.
Набрав номер адвоката Шварца, Рейнгольд поинтересовался у юриста, в каком морге производили вскрытие тела его подопечного. Оказалось, что по просьбе семьи, тело Карла из Коктебеля перевезли в Феодосию, хотя сам материал по факту смерти Карла проверялся полицией Коктебеля по территориальности. Это давало шанс застать эскулапа на работе, хотя на такой жаре слово работа и вид красивых загорелых женских ножек фланирующих  по бульвару к ласковому морю вступали в явный антагонизм. 

Роман, найдя на картах Яндекса, то, что городской морг в Феодосии располагался вдали от курортной зоны на улице Лесной, взял свою машину на стоянке отеля «Асоль» и решил, успеть до конца рабочего дня,  поговорить с патологоанатомом, который делал заключение о смерти Карла Морица.
Городской морг Феодосии состоял из не большого, одиноко стоящего одноэтажного здания, с  тихим пустынным двориком, с одинокой акацией.  Войдя, вовнутрь здания морга, в прохладном холле Рома увидел за стойкой медсестры молодую симпатичную девушку. Он отрекомендовался поверенным лицом семьи Карла Морица и спросил  у девушки, где он может найти патологоанатома, который занимался Карлом. Девушка, полистав журнал регистрации, нашла нужную информацию и ответила, что врача зовут Моисей Янович Блюмберг и он сейчас на месте и находится в крайнем справа кабинете, дальше по коридору. Найдя указанный сестрой кабинет, Рейнгольд постучал в белую большую дверь с табличкой «патологоанатом» и вошёл во внутрь.
- Добрый день, Моисей Янович, - поздоровался с эскулапом Роман, - я доверенное лицо семьи Мориц и хотел бы задать вам несколько вопросов о смерти Карла Морица…
- Да, я в курсе, мне звонил господин Шварц и предупреждал о вашем визите, - подтвердил статус Райнгольда Блюмберг, - что вы конкретно хотите от меня услышать? Всё что мог я уже написал в заключении о смерти. Причиной смерти стало огнестрельное ранение головы с близкого расстояния, насколько близкого, я как не специалист баллистик сказать не могу, следов пороха и ожога вокруг входного отверстия я обнаружить не смог, так как тело было сильно повреждено пожаром. Даже опознание труппа в полиции не делали, так как опознать тело было не возможно. Экспертиза по ДНК дала 99,7 процентов совпадения с ДНК отца. Далее выводы делать должно следствие и как я понимаю, оно уже сделало вывод о причинении смерти по неосторожности. Какие у вас могли возникнуть вопросы в связи с этим, пожалуйста, задавайте, если это будет в моей компетенции, из уважения к Соломону Израилевичу я на них постараюсь ответить…
Рейнгольд немного помедлил и спросил:
- Моисей Янович, а вы сами выезжали на место в яхт-клуб в Коктебеле?
- Да, вы знаете, у нас сейчас отпускная пора и я подменяю судмедэксперта в Коктебеле, так что пришлось выезжать. Разрываюсь так сказать пополам, -  с явным неудовольствием ответил специалист.
- Это просто замечательно, Моисей Янович, - не обращая внимания на явное неудовольствие эскулапа затронутой детективом темой, обрадовался неожиданной удаче Роман, - я хотел бы услышать ваше личное мнение, как вы думаете, могли бы быть на яхте посторонние? Вы, сами, не заметили ли там следов борьбы или ещё чего то, на что вы или кто-то из следственной группы обратил бы внимание?
Блюмбергу этот разговор явно был в тягость, или он не хотел распространяться о деле, которое вела полиция и нарушать тайну следствия, или просто он к вечеру устал от своей работы и хотел по быстрее закончить тяготивший его разговор.
Это был мужчина лет шестидесяти, с седой головой и слегка оттопыренными душками очков ушами. Он был довольно полный и небольшого роста. Под его белоснежным халатом была одета такая же белоснежная тонкого шёлка рубашка, во время разговора он листал какие-то бумаги, скорее всего очередное заключение о смерти, на левой руке его были золотые часы с довольно увесистым браслетом изящной работы.
- Нет, молодой человек, там было столько гари и копоти, что я осмотр тела проводил уже на берегу, и все сошлись на версии, что это самоубийство… То есть, как и написано в постановлении, неосторожное обращение с оружием. Видимо поводов думать по-другому, у полиции нет…- хотел видимо закончить разговор Моисей Янович.
- Да, с этим всё ясно. Но вот скажите мне, пожалуйста, раз вы как сказали в данное время выполняете работу патологоанатома в Коктебеле,  - на это судмедэксперт утвердительно и нетерпеливо кивнул лысеющей головой, и Роман продолжил, - значит вы также занимались, трупом обнаруженном рыбаками под пирсом в Коктебеле через два дня после трагедии с Карлом Морицем. Что послужило причиной смерти этого бедолаги аквалангиста?
- А вы, по какой линии доверенное лицо Морицев? - немного опешив, спросил удивлённо Блюмберг, испуганно уставившись на Романа.
- Я самое доверенное лицо из всех доверенных! – уверенно, с лицом, не терпящим возражений, твёрдо заверил Рейнгольд и вынув портмоне, достал оттуда две стодолларовых купюры и   вложил их между страниц заключения в руках эскулапа.
Лицо Моисея Яновича заметно посерело и у него на лбу выступили маленькие капельки пота, хотя кондиционер в кабинете исправно работал. На конец, видимо взвесив все за и против, патологоанатом сказал:
- Я надеюсь на вашу порядочность молодой человек.  У этого утопленника я воды в лёгких не обнаружил и это всё что я вам могу сказать.
- То есть он умер, ещё не утонув? А время смерти могло совпадать со смертью Карла Морица в яхт-клубе? - уточнил Роман, его смутные предположения могли подтвердиться.
- Знаете ли, воздействие морской воды превратило его лицо и руки в сжатую губку, но день два, да вполне возможно, а вы думаете, это может быть связано?- и серое лицо эскулапа ещё больше потемнело.
- А тело, какие-то следственные действия по нему проводились?
- Тело по настоянию родственников было выдано родственникам, - ответил коротко Блюмберг.
- Как так выдано, на каком основании? -  удивлённо спросил Роман.
- Я не знаю, выдано в моё отсутствие, об этом есть запись и расписка в получении, - испугано и не убедительно оправдывался Моисей Янович.
- Да, чудны дела твои господи, - констатировал с не хорошей ухмылкой Рейнгольд.
- Это всё, что я вам могу сказать. Думаю, что больше я ни чем не могу быть вам полезен, - с надеждой выдавил из себя Блюмберг.
- Да у меня нет к вам претензий, не волнуйтесь, - успокоил Роман явно взволнованного и напуганного патологоанатома, - благодарю вас за полные и исчерпывающие ответы на мои вопросы. Не волнуйтесь, всё останется между нами…

Так, констатировал итоги дня Рейнгольд, когда возвращался за рулём машины по вечерней Феодосии обратно в свой отель: cвязь аквалангиста с убийством Морица возможна, даты смерти примерно совпадают, умер не своей смертью, - убрали свидетеля или его убил при сопротивлении Карл, хотя если профессионал, какое сопротивление? Cловом, вопросов стало больше, но хорошо, что появились вопросы, констатировал Роман Генрихович, заезжая на парковку отеля «Асоль».   
        Вернувшись в отель около семи часов, Роман принял душ, побрился и освежился туалетной водой. Затем он переоделся в джинсы и светлую рубашку на выпуск, обул вместо мокасин лёгкие замшевые крocсовки «New Balance», взял с собой наплечную сумку с планшетом и телефоном, бросил в сумку портмоне с наличкой и картами, и в отдельный наружный карман сумки спрятал выкидной самодельный нож, который достался ему в память от какого то урки, вместе со шрамом на правом боку. Надел на руку свои любимые часы «SEIKO ASTRON» с ремешком из кожи крокодила, и взъерошив чёлку гелем, придав себе бравый и привлекательный вид вышел в вечерний город.

На улицах Феодосии горели фонари и деревья в пешеходной зоне украшали разноцветные огни разноцветных гирлянд, светились вывески магазинчиков и палатки лоточников, ларьки с шаурмой и самосами, мороженным и сладостями, звучала живая музыка многочисленных летних кафе и ресторанчиков.  Уличные продавцы запускали в звёздное небо, возвращающиеся святящиеся бумеранги, заманивая потенциальных покупателей. В палатках продавали вино и пиво на разлив, отдыхающие расслаблялись и развлекались. Везде звучала музыка и на набережной было много гуляющего перед сном курортного народа. На открытых танцевальных площадках люди танцевали и веселились, знакомились и влюблялись, заводя краткосрочные и бурные курортные романы. Вокруг гуляло много, ищущих любви и знакомств, молодых девушек и прекрасных женщин, с одинокими зовущими глазами. Они манили мужчин длинными загорелыми ножками, открытыми на грани приличия ложбинками груди и обтянутыми тонкой тканью бёдрами. В воздухе стоял запах акации и лаванды, турок с закипающим кофе и жаренного на мангале мяса, пахло морем, которое шумело в темноте ночи, пенилось разливаемое по кружкам бархатное пиво и переливалось рубиновым светом в фужерах прекрасное вино. Курортники жаждали новых встреч, новых впечатлений, любовных романов и готовы были тратить на это собранные за год на отпуск свои кровные денежки. 
Рейнгольд прошёл мимо фонтана с улицы Земской, на Галерейную, затем на Айвазовского перешёл через железнодорожный переезд и вышел на многолюдную набережную, по которой прошёлся до её конца, к торговому порту. Он иногда останавливался послушать кого-то из понравившихся ему уличных музыкантов,  с любопытством разглядывая молодых женщин, которые поодиночке и парами, одни и в сопровождении ухоженных кавалеров прогуливались не спеша, среди толпы под звуки музыки и шум набегающих на песчаный берег волн Чёрного моря. Курортники зажигали в многочисленных кафе, любовные парочки о чём-то весело щебетали на лавочках, расставленных вдоль аллеи из цветов, декоративного кустарника и акаций.
Роман сел за столик в одном из многочисленных летних кафе с приятной живой музыкой 80-х и заказал тёмное пиво. За соседним столиком сидели две девушки, блондинка и брюнетка. Тёмненькая сразу понравилась Роме, она была среднего роста, стройная, с немного длинноватым прямым носиком, который придавал изюминку её слегка вытянутому загоревшему лицу с прекрасными жемчужными зубами и горящими в темноте ночи янтарно карими глазами. У красавицы была причёска в каре, со скошенной вправо чёлкой. Она была одето просто в светлую кофейного цвета футболку и белые джинсы, в коралловых туфлях на высоком каблуке. Подружка её была в шикарном платье, коричневом в мелкий горошек с открытыми плечами. Она была тоже хороша и весела. Но Рома увлёкся брюнеткой.
Заказав бутылку шампанского, фрукты и мороженое, Роман пошёл на абордаж. Спросив разрешения у девушек, он подставил свой стул к их столику, представился и быстро познакомился с девчонками. Те были рады неожиданному знакомству, шутили, рассказали о себе, откуда приехали, где и в какой гостинице отдыхают. Блондинку звали Кристиной, а брюнетку Вероникой. Веронике было приятно явное внимание к её персоне Романа, и она отвечала ему взаимностью, девушка вела себя просто и естественно.
Они пили шампанское и ели мороженное, смеялись, рассказывая друг другу интересные истории, которые с ними приключились на отдыхе, затем на медленный танец, Рома пригласил Веронику танцевать и они медленно кружились под звуки шансона у сцены, под подбадривающие знаки Кристины. Затем Рома пошёл провожать девушек к их гостинице, которая была довольно далеко от набережной, в районе городского парка. У входа в гостиницу девчонок они распрощались, обменявшись поцелуями и телефонами.

В этом районе города фонарей на улицах было меньше чем на заполненной курортниками набережной. Пройдя два квартала  в направлении своей гостиницы Рома неожиданно увидел, что из темноты переулка к нему вышли два довольно крепких мужика, причём один из них был своей кряжистой фигурой с длинными руками и квадратным подбородком похож на гориллу. Эти двое явно переигрывая стали изображать пьяное приставание, со всем надоевшим «Дай закурить», причём один из них, тот который был выше, стал обходить Райнгольда со спины, а изображающий подвыпившего человека, обезьяноподобный мужик, вдруг пружинисто выкинул в направлении Ромкиной скулы руку, на которой, в отблеске фонаря блеснул кастет. На этот выпад Рома заученно слегка сдвинулся с направления удара, и через руку противника дал в ответку, точно в голову нападавшего. Тут же ещё довернул влево, пропуская вдоль тела удар сзади от второго мужика, и мгновенно ударил того с разворота, ногой под коленку, с глухим стуком по кости, и тут же поднял падающее на обездвиженной ноге тело хуком снизу, в челюсть. Чуть наклонившись, над пытающимся встать после полученного удара первым мужиком, быстро и точно добил его ударом в подбородок, второй подняться не пытался. Потом Роман быстро обыскал лежащие и стонущие на земле тела, достав из карманов брюк их паспорта, быстро щёлкнул документы на телефон и поспешил удалиться, услышав, что шум драки разбудил жителей соседнего дома, там в нескольких окнах зажёгся свет, и какая-то женщина стала кричать с балкона, что вызвала полицию.


Вложенные эскизы изображений

[Shamans Road]

Глава 4. Коктебель. 
    
Утром следующего дня Роман как всегда размялся на ближайшей к отелю открытой спортивной площадке, где уже занималось несколько парней и девчонок.  Он выполнил свой уже привычный комплекс упражнений из подтягиваний на перекладине, отжимания на брусьях и прокачке пресса,  немного разогревшись он совершил пробежку к морю, где проплыл свой заветный километр.
О нападении совершённом на него вечером, Рейнгольд к единому мнению не пришёл. Паспорта, которые он снял на телефон, были Российскими, ну не ксивы же СБУ он ожидал увидеть у этих мужиков, в самом деле, паспорта принадлежали двум обычным с виду, по фотографиям, мужчинам с Феодосийской пропиской. Роман решил пробить их при случае с помощью фэбса и дал событиям развиваться своим чередом. Если это нападение не случайно, то с этими «клиентами» он обязательно ещё пересечётся, если же это просто обычный  ночной гоп-стоп, значит и заморачиваться не стоит.

Придя в гостиницу, он принял душ, а затем спустился в кафе, где заказал  омлет и кофе с круассанами.  Затем сев в просторном холле на диван, стоявший рядом с большим телевизором недалеко от стойки регистрации, он приветливо улыбнулся девушке администратору и стал смотреть новости. Потом достал свой iPhone и посмотрев на часы, которые показывали начало десятого, набрал Соню Мориц.
Он пожелал женщине доброго утра и спросил, как себя чувствует старый Мориц.
Соня ответила, что Олберих Мориц всё ещё плох и ни кого к себе не допускает, кроме дворецкого и её дочери, Клары. И вряд ли он сможет завтра присутствовать на похоронах Карла.
Роман спросил, вернулся ли из Киева Готвальд. Мориц подтвердила, что  сын вернулся, но пока они все не могут уделить ему время, так как заняты подготовкой к траурной церемонии, которая состоится завтра, в субботу в час дня на старом городском кладбище, где у семьи зарезервирован свой семейный участок. Карла будут хоронить рядом с могилой матери.  Так как её мужа будут хоронить в закрытом гробу и семья не хочет афишировать обстоятельства его смерти, старик Мориц решил, что панихида по сыну пройдет на кладбище в узком семейном кругу.  Так же Соня поинтересовалась, появилась ли у Рейнгольда новая информация по обстоятельствам смерти Карла. Рома ответил, что он работает и попросил о встрече с Соней в понедельник, что бы рассказать её о ходе расследования и задать ей  и детям несколько появившихся у него к ним вопросов. Соня пригласила его встретиться с ней и её детьми в понедельник, в 11 часов у них дома. 
После звонка Соне Мориц, Рейнгольд набрал Бориса Спасского, представился и спросил, может ли тот принять его в Коктебеле в районе 12 часов. Компаньон Карла не был удивлён звонком Романа, и видно был в курсе проводимого им расследования. Он согласился встретиться с детективом в яхт-клубе в оговоренное время. 
    
Приморская дорога в Коктебель шла через небольшую, довольно пологую горную гряду, ведущую к подножью потухшего вулкана Карадаг. И пока наш герой следует на своей автомашине туда в яхт-клуб, на встречу с компаньоном Карла Морица, я вас кратко познакомлю с этим благодатным местом.
Само название посёлка, окружённого горной грядой, - Коктебель, в переводе с крымско-татарского звучит красиво и романтично, - «Край голубых холмов». Действительно места здесь великолепные,  уютная живописная бухта, необыкновенные морские пейзажи, величавые вершины гор, пёстрое разнотравие степной растительности, раскинувшиеся по склонам стройные ряды виноградной лозы, благотворный климат и ласковое солнце и тёплое Чёрное море, что ещё казалось бы надо человеку для счастья.   

Однако у нас есть время немного вернуться к истории возникновения самого Коктебеля, как он из маленькой бедной  деревушки превратился в оазис  и Мекку для писателей, поэтов, художников и музыкантов всех званий и регалий. Вот, например, перечислю только те, что у всех на слуху, это поэт и художник Максимилиан Волошин,  писатель Алексей Толстой, поэтесса неподражаемая Марина Цветаева, великий Михаил Булгаков. Поэт Николай Гумилёв, великий теоретик победы духа над плотью, вдохновивший собой все творчество русских поэтов 20-го века. И многие, многие другие известные своим творчеством люди, которые своим пребыванием в этом посёлке, принесли ему славу негласной культурной жемчужины Крыма.
Так вот, к истории Коктебеля, в конце 19-го века это была богом забытая бедная рыбацкая деревушка, едва ли в два десятка дворов. И вот тогда-то это место приглянулось известному Петербургскому врачу-окулисту профессору Эдуарду Андреевичу Юнге, который  для своего времени, да и для нашего наверно, был довольно обеспеченным человеком. Профессор скупил по дешёвке, буквально за гроши, почти все земли в Коктебеле и его окрестностях. Здесь Юнге, развел небольшой виноградник и занялся сельским хозяйством… А далее слава о прекрасной бухте разнеслась по Петербургу и из тамошней тусовки стали к профессору подтягиваться известные люди, в основном творческие, которые искали здесь в Крыму тепло, после промозглой сырости столицы, ценя лечебный чудный морской воздух Крыма и уединение для творчества.
Предприимчивый профессор стал продавать переселенцам земельные участки, которые скупил до этого, с хорошим наваром. И эти творческие люди обосновали в Коктебеле свои летние резиденции и стали жить в Коктебеле дружной творческой общиной, по-семейному. Устраивали творческие вечеринки и пикники, читали стихи и ставили пьесы, известные театралы проводили для друзей творческие капустники. С ними в посёлке  появились и значительные средства.  Стали строиться зажиточные великолепные дома и дачи, появились банки, ресторанчики и кафе и была обустроена набережная.  Ранее являвшийся  убожеством и захолустьем  Коктебель ожил и расцвёл и превратился в очаг культуры и творческого вдохновения. 
Вот как то так с этим славным Коктебелем, который и в наши дни всё ещё прекрасен. Вулкан Карадаг, всё так же лежит, как сказочный великан, на своём месте и всё так же, как  много сотен лет  назад, спокойно и безмятежно спит, подставив свою седую голову под голубые облака. А многочисленные курортники стекаются сюда в сезон со всей нашей необъятной матушки России, чтобы побывать в доме Волошина, послушать  стихи на литературных вечерах Ахматовой и приобщиться к атмосфере творчества и покоя.
Яхт-клуб Морица, находился в восточной части Коктебельской бухты. Здесь на площади около гектара поистине бесценной земли, стояло  трёх этажное здание со смотровой площадкой на крыше, где была устроена стилизованная рубка с большими окнами с видом на море, с  мачтой радиопередатчика,  на которой развивалась гирлянда разноцветных сигнальных флажков. У перил смотровой площадки был установлен большой смотровой стационарный бинокль, для обзора бухты. В здании размещались радиорубка,  учебные классы, и  небольшое кафе с летней верандой. Рядом со зданием яхт-клуба был ангар, где хранились небольшие учебные  лодки, катамараны, гидроциклы и другое оборудование, здесь же была небольшая мастерская. На общей огороженной территории за зданием яхт-клуба, был заложен фундамент новой гостиницы. Прямо за воротами клуба находился проход по  берегу моря к двум длинным свайным пирсам, с двух сторон которых было пришвартовано порядка трёх десятков больших двух и трёхпалубных морских прогулочных белоснежных яхт, сверкающих никелем и благородной бронзой, украшенных элементами из элитных пород дерева, от яхт веяло морской романтикой и большими деньгами. Хотя проход к пирсу не был закрыт забором, так было положено по городскому курортному кодексу, но единственная дорога к нему проходила мимо будки охранника  яхт-клуба, и дорога эта была перекрыта шлагбаумом, который управлялся охранником.
Рейнгольд подъехав к воротам клуба, представился охраннику и въехал на стоянку перед зданием клуба, где уже стояло несколько машин. На веранде кафе молодая симпатичная официантка обслуживала несколько столиков с отдыхающими. В открытых дверях ангара рабочие производили какие-то работы.
Из стеклянных зеркальных дверей клуба вышел высокий улыбающийся мужчина, в белых брюках и белой рубашке на выпуск, с небольшой кучерявой тёмной бородкой и в белой капитанке, с золотым вышитым якорем. На загорелых запястьях мужчины было несколько браслетов комбинированных серебром и кожей, а так же большие стильные оранжевые  часы «Casio G-Shock», из очень дорогого вследствие бренда пластика, которые должны были продемонстрировать, что их владелец не чужд новым технологиям и поклонник экстремальных видов спорта и отдыха. Это и был компаньон Карла Морица по  строительству новой гостиницы и директор яхт-клуба «Коктебель», Борис Спасский. 
Спасскому было около пятидесяти лет с маленьким  хвостиком, он был крупным мужчиной и имел холёный вид  довольного жизнью и обеспеченного человека. У него была ослепительная улыбка, видимо недавно имплантированных белоснежных, идеальных зубов. Лица его видно тоже не раз касалась рука пластического хирурга, всё, что надо было подтянуто, лишнее убрано, словом красавец писанный или деланный. Но это теперь общепринятый тренд. Но первое впечатление от Спасского у Романа сложилось вполне благоприятное. 
Они прошли, по приглашению Бориса под навес кафе и сели за свободный столик, тот был уже заранее сервирован, на две персоны, видимо их ждали. Официантка подал лёгкие мясные салаты, и стейки из осетра, нарезку из ананаса и разлила в коньячные рюмки благородный напиток.  Мужчины выпили, закусили, и во время первоначального знакомства обменялись дежурными фразами.
Затем Рейнгольд  спросил:
- Борис Олегович, что вы можете мне рассказать о Карле Морице, как состоялось ваше знакомство с ним, словом всё, что вы сочтёте нужным в связи с его безвременной кончиной. А я по ходу нашей беседы задам вам дополнительные вопросы, если они у меня появятся. Вам так будет удобно?
Спасский подняв бутылку коньяка, аккуратно на одну четверть наполнил бокалы и начал не спеша рассказ:
- Честно говоря, я и не знаю, что вам могу помочь. Мне кажется смерть Карла такой неожиданной и нелепой. Мориц был сильным, волевым и жизнерадостным человеком. И эта смерть всех нас тех, кто с ним работал, потрясла и была действительно как гром среди ясного неба. С Карлом мы были как за каменной стеной. - Спасский согрел рукой бокал и сделал небольшой глоток, - Я занимался парусным спортом ещё во времена союза. Теперь конечно  яхты не те, они моторные, со спутниковой навигацией, управлять такой махиной может всего один человек, всё на автоматике. И стоят они каждая как десяток ваших Mercedes. Потом пришли 90-е, было, как помните, безденежье и разруха, затем появился Карл и предложил мне помочь ему приобрести, стоявший тогда уже  пустым и разорённым наш клуб и организовать тут работу.  Я повел его по своим связям в администрации, мы переговорили с нужными людьми. В результате Карл выкупил это здание и участок земли под ним, а пирс взял в аренду с последующим выкупом.
Мориц предложил мне стать у руля этого предприятия, а мне как раз, как вы понимаете, была нужна эта работа. Работать с Карлом было одно удовольствие, он всё как будто видел на несколько шагов вперёд. Он ни когда не делал не обдуманных поступков, не вкладывал сразу большие деньги в безумные проекты, а развивал дело постепенно, по заранее продуманному плану и оно росло на небольших вложениях, постепенно развиваясь. Так получилось и с яхт-клубом. В девяностые ни кто и не думал про такие дорогие яхты. Мы начинали с трёх гидроциклов, которые Карл привёз из Германии, нескольких прокатных лодок и катамаранов. 
Через два сезона у нас появилась парусная прогулочная яхта. Посмотреть на неё собрался весь Коктебель. А вот теперь у нас яхт-клуб, солидные люди ставят у нас на стоянку свои яхты, платят взносы и за стоянку немалые деньги. А мы, производим сервисное обслуживание и мелкий ремонт их яхт. Занимаемся оформлением разрешений и лицензий, оформлением страховки и регистровых разрешений, визами и другой всячиной. Обеспечиваем радиосвязь и помощь в море. Так же у нас учебные классы для новичков, где мы преподаём морскую науку и штурманское дело, изучаем устройство яхт и работу с ними, учим даже вязать морские узлы… Ну, это я наверно увлёкся, о море я могу говорить бесконечно.
- Ничего, ничего, - поощрил Спасского Рейнгольд,  - говорите мне это интересно. А как вы стали компаньонами по строительству гостиницы?
- Вы знаете, - продолжал Борис, - по гостинице всё получилось как то спонтанно. Мы с Карлом давно мечтали построить гостиницу, надо было использовать пустующую землю. Видите, здесь застроен каждый клочок земли, и если такая земля пустует, это вызывает определённые вопросы и не рационально. Места то в бухте не много и земля безумно дорогая и продолжает дорожать. Вот мы и решили, что хорошая гостиница здесь будет как раз к месту. К нам кроме постоянных наших клиентов из Крыма, заходят так же яхты их других регионов Черноморского побережья и даже других стран. Ведь Чёрное море это не закрытая лужа, а как вы знаете, оно через Босфорский пролив соединяется с Мраморным морем, а затем и Средиземным, а оттуда уже имеет выход в океан. Интернет сделал всё доступным и у нас бронируют места у пирса яхты и из Испании и Португалии, с Мальты и Майорки. С приходом к нам России, и этими санкциями у Карла возникли трудности с наличными, и реализация проекта застопорилась, и гостей у пирса то же стало меньше. Тогда я и предложил ему войти в строительство гостиницы 51 на 49.  Так, что решающий голос оставался за Карлом. У нас с ним были довольно доверительные отношения, он мне доверял свою красавицу новую яхту. Мы вместе выходили в море, ходили в Европу и Англию. Это было очень здорово. Очень жаль, что такое прекрасное судно пострадало, но думаю, мы после похорон Карла займёмся вместе с Соней её восстановлением, в память о Карле. Словом моё предложение он принял. Так что решающий голос оставался за Морицем, но одновременно наше партнёрство давало и мне еще один стимул в работе. Вот вроде и всё. Гостиницу то заложили, вот только Карл натворил делов. Но все вопросы я думаю, мы решим с его семьёй. Его жена большая умница и Готвальд уже возмужал, я уверен, что вместе мы справимся.
- А если не секрет, где вы нашли деньги, что бы выступить компаньоном Карла? Ведь деньги не малые, вы может озвучить сумму вашего участия, - спросил у Спасского Роман.
- Да деньги для меня  огромные, это порядка 500 тысяч долларов. - ответил Борис, - Это я думаю, останется конфиденциальной информацией? Я взял их в долг под низкий процент у одного из наших клиентов. У меня с ним приятельские отношения и он позволил себе меня спонсировать.  Ведь с Карлом была уверенность, что всё получиться, гостиница будет возведена во время, и вступит в строй. И я обещал рассчитаться со своим кредитором, сдав ему несколько номеров новой гостиницы в долгосрочную аренду. Теперь вскоре всего у меня будут проблемы. Но все будет зависеть от того, кто в семье будет приемником Карла.
- Как вы думаете, Борис Олегович, - задал вопрос Рома, ставя свой пустой бокал на стол, - если бы смерть Карла оказалась насильственной, кто бы мог быть в ней заинтересован?
- А у вас есть причины считать, что Морица могли убить? - искренне удивившись и заметно волнуясь, спросил Борис.
- Я лишь делаю такое предположение. Не будем пока исключать такую версию, - добавил Рейнгольд.
Спасский, налил себе еще коньяк, и собравшись с мыслями сказал:
- Я не знаю, кто бы мог желать смерти Карла. Я точно нет, мне она принесла одни проблемы. И вы знаете, мы общались с ним исключительно по гостинице и по делам клуба, ну и в море, в походе. Вам я думаю лучше поговорить с его сыном, Готвальдом. Сын был очень близок с отцом, но знал ли он вероятных врагов Карла, если таковые были, я не знаю.
- А когда вы ушли с банкета, в день смерти Карла? - уточнил Роман.
- Я ушёл вместе с начальником полиции Коктебеля и начальницей налоговой, мы с ними ещё продолжили у меня дома - улыбнувшись, ответил Спасский, - так, что алиби у меня железное.
- И последний вопрос, - Роман внимательно посмотрел в глаза Спасского, - вы ни когда не слышали от Карла о золоте скифов?
- Каком золоте? О чём вы говорите? – искренне удивился Борис Олегович.
- Да нет, это я так, значит это просто слухи, -  ушёл от дальнейших вопросов Рейнгольд. - Ну, что же, спасибо Борис Олегович, признателен вам  за встречу и нашу беседу. Я с вашего разрешения ещё хотел бы поговорить с охраной и осмотреть яхту, ту где нашли Карла.
- Да, конечно, - так и не поняв видимо, о каком таком золоте спрашивал его Роман, согласился Борис, - пожалуйста, смотрите. Яхту еще не начинали приводить в порядок, будем ждать сорок дней. Из полиции уже звонили и сказали, что проверка закончена и разрешили снять с неё их печати. Яхта у первого пирса, но вы её увидите сразу по следам пожара.
- А почему её так странно назвали, «Рейнгольд»? - спросил у Спасского на прощанье Роман, - моя фамилия кстати звучит так же, Рейнгольд.
- Ах, да «Рейнгольд», - видимо уже думая о чём-то другом, рассеяно ответил Борис, - чистое золото. Это с подачи отца Карла, по его просьбе. Карл говорил, что когда то человек с такой фамилией оставил своё наследство старику Морицу, с которого и началась его удача.
- Ну, спасибо вам ещё раз, - попрощался удивлённый рассказом об своих однофамильцах Рома, - с вашего разрешения, если у меня возникнет такая необходимость, я с вами ещё свяжусь.
- Да, конечно, вы же наверняка, то же будете на похоронах Карла? - спросил Спасский, - А так звоните, сделаю всё, что будет в моих силах.
Попрощавшись с Борисом Спасским, Роман пошёл к будке охраны.


Вложенные эскизы изображений

[Shamans Road]

Глава. 5 У матросов есть вопросы…    

Будка охраны стояла у ворот яхт-клуба,  охрана проверяла членские билеты у входящих и пропускала машины на клубную стоянку, а так же контролировала проезд машин к причалу, где были пришвартованы яхты.
Когда Роман подошёл ближе к будке он услышал, как охранник с кем-то спорит, видимо разговаривая по телефону.  Из обрывков разговора Рейнгольд  понял, что сменщик вахтенного не вышел на работу и охранника уговаривают отстоять ещё одну смену, пока не найдут замену.
- Да, сколько уже можно, Леонид Павлович, - обиженно вопрошал охранник, - вторые сутки пошли… Да, зачем мне ваша компенсация….У меня с женой были планы сводить внуков в зоопарк… Да, я понимаю, что заболел, с каждым бывает, и я мог заболеть…. Но, это же надо заранее предупреждать… Вечно этот Баркас куда ни будь вляпается… Вы уж постарайтесь к обеду хотя бы смену прислать… Я понял… Слушаюсь… Но а вы ещё обещали приплатить Палыч … Да, я понял, конечно… Жду.
Видимо тот с кем говорил охранник, а это как понял Роман, был не кто иной, как начальник охраны Грачевский, не очень, то возился со своими подчинёнными и был у них в авторитете.
- Добрый день, - поздоровался с охранником Роман, - я по разрешению  управляющего клубом Бориса Олеговича, хочу задать вам несколько вопросов.
- Да, здравствуйте, - ответил охранник, - ну, если Борис Олегович разрешил, то задавайте. На, что смогу, отвечу.
- Для начала, давайте познакомимся, меня зовут Роман Генрихович, я выполняю поручение Олбериха Морица, вашего хозяина, - представился Рейнгольд, что бы охранник понял, что он  должен отвечать не просто по желанию, но и по необходимости, - а вас как зовут?
- Меня звать величать Соболев Василий Иваныч, тысяча девятьсот шестьдесят второго года…- начал охранник.
Это был мужчина небольшого роста, как успел услышать Роман, ему было 57 лет. Охранник был довольно тучен, с животиком и двумя подбородками, имел крупные черты лица, а из-под его форменной фуражки топорщились темные жёсткие волосы.  Соболев носил не большие висячие усы, свисающие с двух сторон довольно пухлых губ. Глаза у Василия Ивановича были покрасневшие и немного на выкате, как у рыбы. Одет охранник был в серую форму с нашивками «охрана» на грудном кармане и спине. 
В его будке стояла кушетка из искусственной кожи, рабочий стол у окна, на котором находилось несколько регистрационных  книг: журнал учёта пришвартованных яхт, журнал пропуска на стоянку машин, и книга передачи дежурства. Так же на столе дежурного был установлен большой монитор, экран которого был разбит на восемь кадровых окон, на которые выводилось изображение камер наблюдения за территорией и зданием яхт-клуба.
- Хорошо, Василий Иванович, мне рапортовать не надо, - перебил охранника Роман, - давайте лучше я задам вам несколько вопросов, а вы постараетесь на них ответить.
- Да, хорошо, так будет даже лучше, задавайте, -  подтвердил своё согласие Соболев.
- Расскажите, кто из сотрудников охраны дежурил в ночь, когда загорелась яхта хозяина.
- Да, вот, знаете ли, я и работал.  По-моему, только я тут и работаю, остальные-то вон болеют… - с обидой в голосе ответил Василий Иванович.
- Вот и прекрасно, - перебил причитания охранника Рейнгольд, между тем осматривая, мониторы и анализируя, как организованно видео наблюдение в яхт-клубе и  какие участки территории видны охране, - вспомните тот вечер, кто был в клубе, когда пришёл Карл Мориц, что он делал, что вам было видно. И как произошёл пожар. Мог ли кто-то ещё пройти на яхту Карла. Поняли задачу, ну тогда говорите.
Соболев заметно волновался, у него выступили на лбу мелкие капли пота, он достал из кармана клетчатый носовой платок, мял его в руках и вытирал вспотевшее лицо.
- Да, я уже всё вроде рассказал полиции… Ну, пришёл он значит из посёлка около двадцати трёх часов. Моросил мелкий дождь и хозяин молодой, Карл Мориц значит, был в плаще накидке, такой чёрной и блестящей, с капюшоном и в своей белой клубной капитанке, он постоянно в ней ходит. 
- Карл Мориц подходил к вам, вы с ним разговаривали? - спросил охранника Роман.
- Да, чего он будет ко мне подходить и разговаривать, кто я и кто он? - немного с обидой и с лёгким недоумением спросил Соболев.
- Ну, а вы точно видели, что это был именно Карл?
- Да конечно, он! - уверенно ответил охранник, - да, разве можно спутать, тут вот десять метров до шлагбаума. Он, его рост, его  фигура и его плащ и фуражка.  Шёл, правда не спеша, хотя дождь моросил, но ведь говорят, была какая- то гулянка в Коктебеле, выпил человек, это понятно…
- Ну, а дальше, кто-то был в клубе ещё или на яхте, на причале. Кто-то проходил за ним? - направлял рассказчика Рейнгольд в нужное русло.
- Ну, в нашем кафе ещё сидело несколько человек, но оно уже закрывалось и люди расходились… - вспоминал Соболев, - а на пирсе ни кого не было. Стояло у причала двадцать одна яхта, вот у меня журнал учёта швартовки и отхода, тут всё точно, тютелька в тютельку. У нас не побалуешь! Но на яхтах в тот день ни кто  ночевать не оставался. Бывает, знаете ли, молодёжь девчонок приведёт на ночь, похвастаться папиной яхтой и там такое всякое. Но в эту ночь, нет, на яхтах ни кого не было.
- И что дальше делал Карл, - спросил Роман.
- Что делал? Молодой хозяин прошёл сразу на пирс,  к своей яхте, и видимо остался там ночевать.. Это такая яхта, просто сказка… Сказка была, - уточнил Соболев, наверно имея в виду пожар, - там тебе всё, что надо для счастливой жизни и камбуз с газовой плитой, и посудомоечная машина, и стиральная. Есть  душ и джакузи, большая спальня, две спальни, и большая каюта с огромными диванами из кожи, богатым столом и огромной плазмой, гальюн опять же золотой.  Да я бы свою квартиру отдал за эту яхту! Да, только не хватит квартиры то, надо десяток квартир! - с явным восхищением говорил о яхте Морица Соболев.
- Я хочу услышать от вас, приходил ли кто-нибудь на пирс, к яхте Карла или выходил ли он куда-нибудь? - решительно прервал тираду охранника Рейнгольд.
Охранник, как то сник, заёрзал и с видимой неохотой рассказал:
- Тут, понимаешь такое дело. Теперь то уже всё равно… Ведь полиция уже установила, что это значит он сам того… Застрелился значит. Но я сильно виноват… - потея и бледнея, выжимал из себя с явным трудом охранник Соболев, - уснул я значит малость, а потом это смотрю мониторы мои  все выключены, рябь на них стоит и всё изображения нет… Ну, не все конечно, те что на клуб смотрели работали, а на вход, на ворота  и на пирс не работали, сломалось, что то или сбой был.. А на пирсе уже отсветы пламени… И дым валит… Я бегом звонить в пожарную и начальнику охраны, всех вызвал и стал смотреть, что там с мониторами. А изображение до часа нормальное,  а потом прыгает… Только рябь на экране, но на одной камере был кусочек…
- Кусочек чего, - не понял сторожа Роман.
- Да, понимаешь, - виновато говорил Соболев, - среди ряби было как Карл уже в рубашке и с курткой на плече, с непокрытой головой идёт обратно на яхту… И  потом опять рябь… Ну, я не знал, что и думать… Думал если я полиции и начальнику охраны расскажу, что проспал труба, ещё и посадят. Ну, а теперь то, уж что, сам же он это, того.  Словом, испугался я очень и стёр тот кусочек, где Карл обратно в начале первого часа ночи на яхту идёт…
- А это точно был Карл? - ни чего не понимая спросил Роман.
- Ну, что я хозяина с кем-то спутаю, - убеждал Романа охранник, - тем боле изображение было с ним чёткое, дождик уже прошёл. Может он выходил куда-то и вернулся. Словом, виноват я конечно.. Но вы уж, я вас прошу не сдайте меня. Ведь уже ясно всё, сам он это… Что уж теперь.
- Ну, ты, брат, конечно накрутил, - укорил дежурного Райнгольд.
- Ну, вы же ни кому! Я вас очень прошу! - взмолился Василий Иванович.
- Да, ладно уже, спите спокойно дорогой товарищ, - с чёрным юмором пошутил над нерадивым охранником Рейнгольд.

Закончив опрос с охранника, Роман прошёл на пирс, где среди белоснежных красавиц яхт выделялась, бортом покрытым копотью, большая трёхпалубная яхта с написанным золотыми вензелями названием, «Rinegold», чистое золото.
Погода стояла прекрасная, на небе ни облачка,  был почти полный штиль, но море дышало. Из тайных морских глубин равномерно вздымались тонны морской воды которые величественной массой устремлялись бесконечной чередой волн к берегу и спотыкаясь о мелководье длинные и пологие волны, вдруг яростно громоздились одна на другую, закипая и пузырясь накатывались на берег, шурша мелким ракушечником. Солнечные блики отражались от зеркала воды и играли на белоснежных бортах и зеркальных стёклах иллюминаторов пришвартованных у пирса яхт. Несколько городских рыбаков сидело в конце пирса, забросив в море свои снасти, в надежде на улов, спрятавшись от любопытствующих и надоевших им за сезон шумных курортников. 
Яхта Карла Морица была пришвартована кормой к пирсу, и причалена к чугунным кнехтам белоснежными канатами, форштевень яхты смотрел в море и был также зачален за стоящий на якоре в море большой оранжевый бакен. С пирса на корму яхты был перекинут не большой лёгкий деревянный  трап, с металлическими никелированными поручнями.  Проход по траппу был перегорожен висящей на шнуре табличкой «Вход воспрещён» с бумажкой с печатью полиции. Видимо после осмотра следственной группы на яхту ещё ни кто не проходил.  Рейнгольд нагнулся под табличку и прошёл на судно.
Палуба яхты была сделана из благородной кипарисовой доски. И даже копоть пожара не смогла скрыть грациозную красоту этой яхты, изысканность её форм и благородства отделки. Роман прошёл по корме под навес образованный второй палубой и поднялся по лестнице на второй ярус, в рубку.  Здесь всё управление было напичкано электроникой. В центре у больших смотровых окон было место рулевого. На пульте управления, отделанного дорогим дубовым шпоном, находился небольшой штурвал из дерева и дорогой белой пластмассы, с кожаной отделкой, он был похож на руль у дорогой машины, а рядом со штурвалом находилась двойная консоль управления оборотами двигателя, газ вперёд и реверс, для швартовки и маневрирования. Тут же было несколько сенсорных экранов с выведенными на них  штурманскими навигационными  картами, проложенным маршрутом, пройденным расстоянием в милях, и расходом топлива.  Тут же располагался второй монитор с показателями работы двигателя, скорости яхты и её техническим показателям, а также эхолот, который показывал рельеф морского дна, в разных масштабах. Был также экран радара с эхолокацией, для плавания ночью или в тумане, и спутниковая связь.
Лестница, ведущая на нижнюю палубу, где располагались спальные комнаты, душевые и нижний гальюн, была заблокирована, покрывавшей всё толстым слоем копотью и сажей от пожара. Пройти туда, без последствий для своего внешнего вида, не было ни какой возможности. Роман успел рассмотреть на мониторах охраны, что камеры снимали лишь проход на пирс и общий план яхт. Яхта Карла, стоявшая дальней от берега, заслонялась от оператора другими пришвартованными у причала яхтами, и была видна на мониторе лишь фрагментом верхней палубы и навигационного радара, с мачтой-антенной радиостанции. 
Рейнгольд ещё раз пройдя вокруг рубки яхты внимательно осмотрел палубу и не найдя там ни чего интересного, спустился по сходням на пирс. Он прошёл в конец причала к рыбакам и поинтересовался у них, удачлив ли сегодня клев. Так как клева не было, рыбаки заметно скучали, и появление Романа внесло в их пребывание на пирсе свежую струю.


Сам то, Рейнгольд последний раз был на рыбалке уже давным-давно, ещё в детстве.
В то лето маленький Рома гостил у родственников друзей отца, в небольшом посёлке с названием Вышков, в средней полосе России. Мальчишке было уже восемь лет, и на летние каникулы, он был отдан под попечительство тамошней тётушки Нади.
Если бы в том маленьком посёлке не было спичечной фабрики, то он по всем статьям назывался бы деревней. Со всеми её прелестями, небольшим количеством жителей, тихим и устоявшимся укладом жизни, песчаными немощёными улицами, прекрасным сосновым лесом, подступающим прямо к посёлку, и полноводной речкой Ипуть, с её песчаными высокими берегами, с дубовыми вековыми дубравами по высоким обрывистым берегам и раздольными лугами.
      Прямо через посёлок проходила железная дорога, и был даже свой маленький вокзал с аккуратно выкрашенным жёлтой краской, небольшим кирпичным зданием вокзала, и как положено настоящему вокзалу, с большими круглыми часами, билетной кассой и залом ожидания поездов. Правда, поезда тут ходили не часто, а дальний скорый поезд, в столицу, проходящий из Бреста, стоял всего четыре минуты. Но этим собственным вокзалом жители Вышкова по праву гордились.
Вечерами, когда поздним вечером на бескрайнем, как чёрная дыра небе вспыхивали миллиарды звёзд, маленький Ромка, любил сидеть на крыльце, под переливы сверчков, и смотреть в небо. И звёздное небо втягивало в себя мальчишку, ему казалось, что их маленький посёлок летит навстречу млечному пути и чёрная дыра поглощала его своей бесконечностью, а стук колёс проходящих товарняков, навевал мечты о далёких больших городах.
Тётушка Надя, была замечательной женщиной, доброй и когда надо строгой. Она жила в одной половине деревянного дома, который ей построила спичечная фабрика со своей старенькой матерью, с мужем и двумя своими девочками. Одна девочка была на пять лет старше Ромки, а меньшая на шесть лет младше.
      Тётя Надя готовила в русской старой печке вкуснейшую пшённую кашу, с запечённой коричневой корочкой, сливочным маслом и парным коровьем молоком. А какие душевные были у неё картофельные драники, с помидорным рагу на шкварках. Тётушка работала на местной спичечной фабрике, как и большинство жителей посёлка, и по совместительству исполняла роль профсоюзного работника в своём цеху. Её муж, дядя Володя, был тихим скромным человеком, он работал электриком в посёлке, и очень любил рыбалку.
Утром как обычно, дядя Володя будил Романа в начале шестого утра. Они брали собранные с вечера узелок с провизией, салом, хлебом, луком и помидорами с огурцами и термос с индийским чаем, а также удочки, заваренную на пару пшеницу, решётчатую банку с прикормом, весло от лодки. и зябко поёживаясь от сырого утреннего тумана, брели по песчаной дороге среди светлых стволов разлапистых сосен к реке. Там в укромном месте в затоне, среди других лодок местных жителей, была посажена на цепь с замком, небольшая плоскодонка дяди Володи.
Погрузив пожитки на лодку, Ромка устраивался на носу плоскодонки, поджав под себя босые ноги, а дядя Володя, садился на скамье, ближе к корме и, оттолкнувшись от берега веслом, выгребал по течению реки. И они долго плыли в рассветном тумане, по текущему кругами руслу реки, зажатому с левой стороны высоким обрывистым, песчаным берегом с дубовым бором, и обплывали иногда стороной подмытые и поваленные рекой могучие кряжистые деревья, а правый берег был ниже, его окаймляли заросшие кувшинками заводи, и сосновый лес. Лёгкая на ход небольшая плоскодонка, которую дядька с любовью выкрасил в тёмно-зелёный цвет, проконопатил весной и промазал дёгтем, скользила по зеркалу реки. Вода, разрезаемая носом лодки, весело журчала и разгоняла прятавшихся в ряске мальков. По воде между круглых листьев кувшинок бегали вездесущие водомерки.
        Большая рыба кое-где ходила кругами и высовывала из воды свои жирные губы, и с шумным пришлёпыванием хватала утренних мотыльков. Утро на реке, когда солнце ещё только собирается выглянуть из-за горизонта, так завораживало дядю Володю и Ромку, что они плыли обычно молча, полностью растворяясь в течении реки.
Как я уже говорил, дядя Володя очень любил рыбалку. Людей он, наверное, любил тоже. Но об этом, почему-то, ни кто не догадывался, потому что мой дядя был очень скромным и немного стеснительным человеком. Он хорошо выполнял свои обязанности поселкового электрика, зажигал людям свет и в посёлке он как человек безотказный был нарасхват. Но как человек застенчивый и скромный дядя Володя не мог постоять за себя в конфликтных ситуациях, а народец то наш привыкший собачиться друг с другом, таких чудаков считает слабаками, а надо бы признать их святыми. В доме по хозяйству и в быту тоже всем руководила тетушка. Ну, как тут не полюбить рыбалку, и ничего не говорящую рыбу.
Вот так и приплыли мы потихоньку с нашими рыбаками, на прикормленное ими место на реке.
Дядька привязал на брезентовый ремень якорный груз и аккуратно, стараясь не напугать рыбу, спустил его за корму плоскодонки, лодку развернуло течением, и она стала на якорь. После этого он так же не спеша и тщательно заправил сетчатую банку приманкой и также спустил её на привязи по борту лодки, слегка потряхивая, чтобы находящийся в ней хлеб, пропитанный подсолнечным маслом, разнесло течением по ходу лодки, для привлечения рыбы. Затем рыбаки настроили удочки и уточнили длину поводков, что бы крючок с наживкой не цеплялся за дно, а курсировал по течению, поддерживаемый поплавком в сантиметрах пятнадцати от песчаного дна и был привлекателен для рыбы.
Снасти дядя Володя делал сам, в то время купить хорошие, телескопические удочки было проблемой. И удилища у него были самодельные, из заготовленного зимой орешника, высушенного на чердаке в тенёчке. Три колена удилища были соединены между собой металлическими трубками. Потом на нитки туда вязались кольца для лески, нитка пропитывалась для прочности лаком, ставилась катушка с лесой и снаряжались груза, вязался рыбацким узлом крючок и вешался самодельный, яркий пенопластовый поплавок.
Впрочем, такая удочка была выдана в пользование Ромке. Сам же дядя Володя владел заветной пластиковой японской удочкой, которую ему подарил отец Ромки, где уж он её достал в то время, как говорится история умалчивает, но в то время со знакомствами можно было достать все, вы сами наверно слышали. Словом поселковые рыбаки, очень завидовали дяде Володе за его удочку, кто-то даже предлагал её продать, но дядя Володя больше всего на свете любил рыбалку, и расстаться со своей чудесной удочкой не пожелал бы даже за все сокровища мира.
      Удочки настроены и закинуты, на первую, располневшую на пару пшеничку, на которую как положено, три раза плюнуто и сказано заветное слово. И поплыли поплавки по течению, раскручивая неспешно леску на круглых металлических катушках. Пятнадцать-двадцать метров по течению, скручивание, проверка пшенички и следующая проводка. Всё осторожно, тихонько, стараясь не грохнуть о дно лодки и не шуметь, рыбаки начинали свою работу. Поплавки яркими солдатиками качались на небольшой ряби от течения реки, иногда ложась на бок, если крючок шёл по каким-нибудь речным растениям. 
Первая поклёвкам тогда была у Ромки, поплавок несколько раз резко нырнул, а затем резко ушёл под воду. Мальчишка решительно и умело дернул удилищем на себя и в сторону, осторожно подсекая добычу, Удилище согнулось от веса и сопротивления в воде рыбы, леска заходила зигзагами, наматываясь на катушку. Дядя Володя деловито доставал со дна лодки подсачник и когда серебристое тельце с красными плавниками показалось у борта лодки, аккуратно подвёл под рыбу сачок и поднял её в лодку.
«С первым уловом,» - негромко говорил дядя, искренне радуясь успеху обученного им мальчишки. Ромка, старался не показывать распиравшей его гордости и радости от успеха. Он бережно доставал красноперку из сачка, вытаскивал не спеша крючок, стараясь не повредить губы рыбы и взвесив её на руке, укладывал рыбину в привязанный к борту лодки сетчатый садок. Красноперка была хороша, чуть больше двухсот грамм, с темной спинкой и красными ободками вокруг глаз, с ярко красными плавниками и хвостом.
Клев начинался, до одиннадцати часов они натаскивали с два десятка красноперок, пяток подлещиков, и семь больших толстопузых язей, грамм по семьсот, девятьсот каждый. Солнце вставало почти в зенит, утренний клев подходил к концу. Якорь поднят, снасти сложены аккуратно на дно плоскодонки и дядя Володя, высадив мальчишку на берег для облегчения лодки, старательно выгребал против течения обратно к месту стоянки лодки. Он работал веслом сильно, но неторопливо как всегда, и маленькая лодочка, скользя по прибрежным зарослям кувшинок, плавно шла против течения, её низкие борта едва возвышались над водой.  Блики солнца, отражаясь от воды, играли на лице дяди Володи, он слегка жмурился и тихо улыбался, представляя себе, как захлопают в ладоши, увидев так много рыбы его девочки.
      Вот оно счастье у человека, думал про себя мальчишка, шагая по обрывистому берегу вдоль реки и следя за лодкой.
        Кое-где по берегу уже сидели местные рыбаки, выставив из своих затонов по паре-тройке длинных удочек. Местные все знали об удачливости дяди Володи и слегка завидовали его плоскодонке, его удочке и его улыбке в лодке.
«Привет, Володя, как улов»? - приветствовали они рыбака.
«Есть немножко», - негромко и смущённо отвечал дядя Володя на приветствия и, стараясь случайно не наехать лодкой на снасти рыбаков, он объезжал их по стремнине и грёб с улыбкой к дому…

Двое из рыбаков, рядом с которыми и остановился Рейнгольд, были отставными военными из Новосибирска. Они приезжали в Феодосию уже второй год подряд, с семьями и останавливались в частном секторе, не далёко от моря, у одной и той же хозяйки. Пока их жены и внуки отдыхали на пляже Коктебеля, они удили рыбу. А вечером улов жарили всей семьёй на шампурах, и сковородках, делали уху и продавали излишки рыбы соседям хозяйки и другим отдыхающим. Ловили они в основном крупную кефаль, на донные снасти.
Мужикам было по шесть десятков лет, они словоохотливо рассказывали с явным интересом поддерживающему разговор Роману о своей бывшей военной службе, снастях и приманке, о ценах на жильё и трудностях жизни на маленькие пенсии.
Немного в стороне, от этой пары на причале рыбачил местный мужичок. Он с интересом прислушивался к разговору ветеранов с Ромой и иногда вставлял своё словечко. Звали его по прозвищу, «Таранка», может быть потому, что он был удачлив в лове или из-за его телосложения, мужичок был не большого роста, худощавый, с продолговатым морщинистым лицом, как у сухой рыбы. Морщинистое оно было, скорее всего, от того, что «Таранка» постоянно смотрел на свой поплавок играющий на волнах в бликах солнца и при этом щурился. 
Роман между делом спросил, рыбаков про закопченную яхту.
- Да, вот, ишь ты, подишь ты, - сказал первый из пенсионеров, которого звали Володя, - как это ещё тут все яхты и причал не сгорели, это просто чудо. Чего вдруг этот барин решил застрелиться, и виноградники говорят, у него были и винный завод, жена красавица, дети взрослые, яхта вот опять же? Живи и радуйся, так же. 
- Да, нет Владимир, - отозвался второй, - я думаю тут не все чисто.  А вчера слышал, спасатели с соседнего пляжа сюда лодку пригнали. Говорили, что лодку нашли на берегу после ночного шторма, и лодка эта была с номером яхт-клуба и его названием. Может на ней и приехал убийца. Ты слышал про лодку то, Таранка? - окликнул он соседнего рыбака.
- Да, не мелите вы чушь, - ответил им ворчливо местный мужичок, - вот уже вояки, все вам стрелялки чудятся. Полиция же ясно сказала, сам, из своего пистолета этот мужик на яхте застрелился. Ну, сорвало от причала лодку в шторм, что тут криминального, не мелите чушь. Вовка, не спи, смотри, клюёт у тебя!  
Действительно у Володи клевало, конец его удилища согнулся и ходил  ходуном. Рыбак стал сматывать леску, вращая катушку, подводя к пирсу добычу, второй рыбак взял в руки большой подсачник и готовился подхватить вываживаемую рыбину на пирс. Таранка подначивал друзей и шутил.
Рома, чтобы не помешать, незаметно, по-тихому отошёл от занятых долгожданной поклёвкой рыбаков. 

Так, думал про себя Рейнгольд, что же мы имеем в итоге? Вопрос по сторожу, что же он проспал, куда отходил перед выстрелом Карл? Вопрос второй, лодка найденная спасателями, если её сорвало в ночь смерти Карла, не мог ли на ней уплыть убийца? Но если я предполагаю, что убийца аквалангист, то зачем ему лодка, тем более приплыл то он не на этой лодке, она же стояла у пирса...
И главный вопрос, пистолет. Если Карл был застрелен из своего пистолета, то как он попал к убийце? И если  это пистолет Карла, то что же, убийца шёл на дело без оружия? Да, пока у меня больше вопросов, чем ответов на них, подумал про себя Рейнгольд.

Вернувшись в Феодосию, Роман позвонил Веронике и пригласил её составить ему компанию за ужином. Девушка явно обрадовалась его звонку. Рейнгольд заехал за Вероникой в гостиницу. Она вышла к нему в коралловых босоножках на высоких каблучках и лёгком оливковом платье, с открытыми плечами, которое также открывало её красивые коленки и загорелые стройные ножки с тонкими точёными щиколотками. Тёмные волосы Вероники были уложены в безукоризненном каре и четкий  профиль прямого, слегка вытянутого носика, делали загорелое лицо девушки с изумительными карими глазами с отблеском янтаря, немного похожим на египетскую царицу Клеопатру. Только маленький золотой крестик на тонкой витой цепочке на груди девушки, говорил о том, что эта красавица наша, православная. И её ослепительная улыбка сразила Романа наповал.
Он повёз девушку в уже проверенный им отель «Алые паруса», где они ужинали в ресторане «Капитан Грей» на крыше отеля. Ели устриц, которых Вероника до этого ни когда не пробовала, и они вместе смеялись над её неловкостью. Затем брали салаты из телятины и чернослива, пили испанское полусладкое шампанское и ели мороженное с орехами и ванилью. Словом ужин удался, Роман много шутил, Вероника рассказала ему об интересных случаях, которые произошли с ней на весенней практике в больнице. Оказывается, она училась на аспирантуре медицинского вуза в Орле.  После ужина они пошли гулять по парку отеля, где долго сидели на скамейке под развесистой акцией, недалеко от фонтана и целовались, смущая пожилых, отдыхающих бродивших парами по тенистым дорожкам парка. Потом они сходили, на какой-то романтический фильм в кинотеатре на набережной. Затем гуляли по вечернему городу, сидели в открытом кафе под звёздами, слушали живую музыку и пили вино. А ночь провели в отеле Романа. После утреннего секса и поцелуев, молодые люди позавтракали в кафе отеля, и Роман отвёз Веронику к уже потерявшей её подруге.    


Вложенные эскизы изображений

[Shamans Road]

Бумажная книга "Золото скифов" стоит 300р с доставкой, для заказа пишите в личку.
Читать полную версию этой книги и другие мои книги в электронной версии. Вы можете на Amazon, Ridero, Mybook, ЛитРес
https://mybook.ru/author/andrej-voronin-3/zoloto-skifov-6/

Сообщение отредактировано Shamans Road: Jan 16 2019, 11:43

Вложенные эскизы изображений

[Shamans Road]

Уж, пролетели М4, столица стала не видна
и арки Крымского Моста взмахнули крыльями стальными,
над гладью синею пролива, соединяя берега.
Смотри, за дымкою морской, открылся Крым для нас любимый,
такой не близкий, но родной.
Он с детства был уж нам знаком…
Ласкал нас пеною волной, пьянил лавандой ароматной,
и сочной потчевал шаурмой.
Жемчужина ну, право слово!
Тут горы, степи и долины и многоцветны и красивы.
И ждём мы сказки всей душой, следя за дымкою морской.


Крым с материнским молоком,
привит нам променадом Ялты, и Коктебеля громогласьем,
и Феодосии бульвар не раз нас с радостью встречал.
Здесь белый парус на просторе, трепещет на глазури моря,
а черноморская волна, и говорлива и быстра,
и берег нежно поласкав, прольётся пеной на причал.
Здесь виноградная лоза, и персики и абрикосы,
здесь крупные на небе звёзды и полон удивленья мир.
Как аргонавты у Гомера, мы покоить решили Крым
и золотым руном заветным он нам сокровища открыл.

Здесь перекрёсток всех религий, каким богам они молились.
И стены древних городов , напоминают с тех времён,
какие тут баталии были, как племена в бою сходились
и сколько полегло бойцов, штурмуя славный бастион.
Сменяли тавров киммерийцы и греческие колонисты
свой возвели Пантикапей, из груды с ракушкой камней.

Тут скифы в золотых доспехах, несли Понтийского царя,
и римлян славный легион фалангаю на готов шёл.
Там Хан Батый скакал с ордою, завоеватель всех времён
и войско Гедика Ахмеда создало ханство Феодор.
Здесь князь Суворов бился с турком, и с боем брал Азов и Керчь,
и матушка Екатерина писала славный манифест.
Тут был основан Севастополь во славу Русского царя,
и неприступная твердыня, грозна для турок и поныне…
И видно это всё не зря!


Пройдя сквозь годы лихолетья, подняв с колен свою страну,
по праву первых мы вернули, свой Крым, свой флот, свою судьбу.
Россия вспомнила о славе и чести русских моряков,
и стяг андреевский вознеся под вопли злобные врагов.
Здесь русский дух, здесь русских Слава, тут кости русских моряков,
и кровью русской мы вскормили обилие твоих плодов.

19.06.18 Феодосия