Здравствуйте, Гость ( Авторизация | Регистрация )


3 страниц  1 2 3 > 
Reply to this topicStart new topicStart Poll
 "Путь самурая", "Ментовский" роман.

Mart
post Oct 29 2017, 12:49
Создана #1


Профи
******

Группа: Validating
Сообщений: 19,775
Зарегистрирован: 23-June 09
Из: Деревня Гадюкино.
Пользователь №: 10,657
Почётный модераторПерсональная

Металлоискатель: XP Deus
Пол: мужской

Репутация: 1381 кг
-----XXXXX



"Я постиг, что Путь Самурая - это смерть".
"Хакагурэ" Трактат о Бусидо.

Пролог.
Хорошо! Солнце, ветерок, запах мокрой земли и цветов – сирень цветет! Я оглядываюсь на жену, потом смотрю на испачканное мороженым лицо Настюхи. На носу у нее смешная белая нашлепка – всю мордочку засунула в стакан!
Жизнь хороша, и жить хорошо! Я молод, здоров, у меня красивая жена, замечательная дочка – чем не жизнь?! И хочется петь! Что петь? А лучше всего старую песню, еще довоенную – «Все выше, и выше, и выше! Стремим мы полет наших птиц!» Есть что-то в ней такое…летящее, красивое! Так и видишь птиц, уносящихся в небеса!
Мне двадцать девять лет, и у меня все хорошо! Хорошо идет служба, как говорит Маша, я работаю «Анискиным». Дома все хорошо, и вообще все отлично! Денег не очень-то и много, но нам на жизнь хватает. А работа мне даже нравится, хоть и говорят, что участковый, это самый что ни на есть неблагодарный участок фронта. Да, именно фронта – мы, участковые, на передовой! К нам ссылают проштрафившихся оперов, к нам идут бывшие военные, которым нужно где-то начинать свой карьерный взлет по ментовской взлетной дорожке. «Дальше фронта не пошлют – дальше участкового не отправят!»
Я оглядываюсь на жену, протягиваю к ней руку, и…
Удар! Смачный, хрустящий, шлепок! Черный фургон пронесся мимо меня, снеся и Настюху, и Машу – черный, как сама смерть.
И я уже не смотрю – остановился он, или нет, какая мне разница?! Я вижу только два комочка, две маленькие съеженные фигуры на асфальте – и больше ничего в мире. Весь мир для меня сосредоточился в этих двух фигурках!
И я кричу – страшно, дико, из самого нутра – криком умирающего зверя, криком человека, который только что лишился все, что составляло суть его жизни. За одну секунду – всего!
И я просыпаюсь. И жду, когда ночной кошмар уйдет, оставив вместо себя отчаяние, одиночество и боль.
А потом иду на кухню – грязную, неубранную, достаю из холодильника бутылку водки, наливаю в граненый стакан, доставшийся от деда, и стуча зубами по старому стеклу – пью. Пью - захлебываясь, вздрагивая от жгучей горечи.
И отпускает. Снова отпускает. Теперь – только чернота. Холодная, одинокая постель в неухоженной тихой квартире.
Глава 1.
Я давно уже приучил себя вставать по внутреннему «будильнику». Не знаю как это происходит в мозгу – но стоит мне с вечера представить себе циферблат будильника, время, в которое нужно встать, и…ап! Я просыпаюсь за десять минут до назначенного часа. Всегда – если, конечно, совсем уж не пьян и не валяюсь на полу в состоянии полного и категорического нокаута. И так бывает, да…чего уж греха таить.
Встал, пошел в ванную комнату, включил свет – из маленького окошечка над ванной свет поступал чисто условно, хотя за окном уже ярко светило солнце. Июнь!
В забрызганном пеной, залапанном руками зеркале отразилась моя физиономия – опухшая, с глазами-щелочками, на голове – черт знает что, не то сеновал, не то помойка. Эдак и до вшей можно дойти, не участковый, а бомж какой-то!
Пошел на кухню, опасливо отстранившись от газовой колонки - разжег этот адский агрегат. Всегда боялся этого мерзкого изделия адептов сатаны – если не стену разнесет, взорвавшись, так когда-нибудь спалит твой несчастный скальп!
Не разнесла. Не спалила. Теперь можно хоть как-то привести себя в порядок. Перегара, конечно, горячая вода не уберет, но повышенную лохматость – точно.
Рубашка, конечно, уже не то что третьей свежести – четвертой! Но другой, увы, нет. Остальные все еще хуже.
Быстренько застирать засаленный воротник, замыть пятно от кетчупа на груди (не помню, что вчера жрал – но из этой штуки определенно текла «кровь гамбургера») – потом утюгом по мокрому, пар, шипение – и вот я уже новенький, как только что отчеканенный пятирублевик!
Включил телек – пока отглаживал брюки, смотрел новости. Ничего хорошего не увидел. Разгул преступности…падение доходов…бла…бла…бла…
Реформаторы херовы! Губошлепы! Только и можете что шлепать своими толстыми мокрыми губищами, и вещать о том, как хорошо нам будет при рыночной экономике, особенно после того, как правительство выполнит ваши дурацкие планы! Ох, Сталина на вас нет! Как говаривал покойный дед, в квартире которого сейчас я и живу. Ах, дед, дед…может и хорошо, что ты не дожил до такого дерьма! С твоей-то и баушкиной пенсией!
1994 год на дворе. Опять грохнули какого-то нефтяного магната – все стоят на ушах! Хорошо, что я не нефтяной магнат, и взять у меня нечего – кроме грязных носков. Но они вряд ли кому-то подойдут по причине совершенной своей отвратности. Нет – а какими им быть, если ходил в них целый день по жаре? Какой-то идиот придумал, что ходить участковый должен только в черных форменных ботинках, и никак иначе! Надеть бы на него эти ботинки, и как следует погонять! Узнал бы тогда, каков он, горький ментовский хлеб!
Да, горький! А что смешного-то? Попробуй, потаскай этот дурацкий дипломат, набитый кучей бумаг – небось взвоешь! А на каждую бумагу в десятидневный срок нужно дать ответ. Прикрыть зад хорошей бумажкой – это главное в работе участкового. А еще - отбиться от толпы заявителей. Впрочем – частенько это одно и то же.
Завтракать не стал. Разве можно назвать завтраком выпивание двух сырых яиц? Да и те просто заставил себя выпить – есть не хотелось. Водка, я читал, она жутко калорийная! И если выжрать ночью целый стакан – хватит этого ночного «завтрака» до самого обеда.
Ох, и тащит же перегаром! Во рту эскадрон гусар летучих ночевал. И десять ассенизаторов на «газонах». Хмм…а во времена гусар были ассенизаторы? Нет, на «газонах» точно не было, а на лошадях – были. Золотари назывались.
Закрыл дверь на ключ – довольно-таки хлипкую, фанерную – и потащился по лестнице, пыльной, можно сказать – грязной. Времена такие – все пыльное, грязное, все какое-то…рваное. Вся страна такая. Рвут ее стаи больших и маленьких стервятников, рвут, и никак нажраться не могут! Загадили всю, вымазали в своем дерьме, и просвета не видать. Народ голодный, озлобленный. В квартиру звонишь, так черта с два откроют – будут через глазок изучать не менее получаса, а потом мерзким каркающим голосом сообщат, что милицию они не вызвали, а потом я могу идти стороной, пока настоящую милицию они не вызвали. Рожа у меня такая, что ли? Вроде и бреюсь, и стричься стараюсь… Ну да, уже немного оброс, но не до такой же степени, чтобы принять меня за бандита?! Бандиты – те лысыми ходят, в кожаных куртках, в трениках «типадидас», а я-то в форме, в конце-то концов! Идиоты… Да, это не Анискин, совсем не Анискин!
На меня накатила волна тоски, тяжелой, захлестывающей, как поток нечистот, вырвавшихся из переполненной канализационной трубы. У меня даже в глазах потемнело.
И потому я чуть не пропустил сидящую у подъезда бабу Маню, бабульку тихую, беззлобную, достойную моего монаршего внимания. В отличие от остальной компании бабок, настороженно вперившихся в меня взглядами-альфа-лучами.
Мерзавки! Но полезные мерзавки. Делать им нехрен, так они сидят у подъезда, и пасут за окрестностями. А потом радостно докладывают участковому – кто куда пошел, кто сволочь, нажился на народном горе, и кто честный человек – каких, впрочем, в их понимании очень мало. Потому что время такое!
Не эти бабки, другие – на моем участке. Где я царь и бог. Пока не окажусь на ковре у начальства. Вот там я тварь дрожащая, и права не имею. Потому что показатели у меня слабые – протоколов по пьянке мало составил, по «хулиганке» - тоже. Только говорить о том, что невозможно устроить массовый геноцид хулиганов совершенно нельзя – убойный аргумент начальства: «Я сейчас возьму тебя за руку, поведу к ближайшему пивному ларьку, и за пять минут найду десять мелких хулиганов! Что, никто не ругается матом, что ли?! Ты, Каргин, просто работать не хочешь! А не хочешь – так иди в народное хозяйство – там лишние руки не помешают! Можешь на стройке кирпич таскать! Можешь гавно ведрами черпать! Ты все можешь! У тебя руки-то золотые! Только дай работу!»
Мда. Пока шагал к остановке, задумался – а правда, вот вышибут меня в конце концов за пьянку, куда пойду? Что я умею? Технологом, по специальности? На завод? Так заводы стоят! Там зарплату не выплачивают месяцами, а то и годами! На стройку? Там своих хватает. Да и не по чину мне, белой кости, таскать кирпичи и мешать раствор. Не для того я на свет народился! Тогда кем? Ну что я умею?
Умею составлять правильные бумаги. Из меня вышел бы хороший адвокат, будь у меня юридическое образование. Я и в суде хорошо работаю, и расследование учиню не хуже бывалого опера. Опыта хватает – три года в ментовке, участковым, всего насмотрелся!
Участковый – это вообще-то нечто среднее между опером и дознавателем. Орган дознания, можно сказать. Могу следствие учинять, могу…ничего не учинять.
Опять мысль куда-то ушла…итак, что я умею делать? Стрелять. Все-таки мастер спорта по пулевой стрельбе (спасибо покойному отцу). Бегать могу. Хмм…мог. Сейчас, наверное, сдохну, пробеги я хоть километр. Хоть и не курю.
Дыхалки нет! Какая дыхалка, если год уже бухаешь?! Ну..почти год. С тех пор, как я узнал решение суда – бухаю. Каждый день. Каждый! Сколько денег пробухал – самому страшно. Все запасы, все, что копил годами. Впрочем – а на кого мне теперь тратиться? Мои любимые, мои дорогие лежат в могилке. А мне…мне ничего не надо. Одежду государство дает. Обувь – тоже. И зарплату – вполне приличную для одинокого непритязательного вдовца. Жахнешь стакан, и отпускают ночные кошмары, и забываешь ты о том, что снова ляжешь в холодную постель, в тихой…мертвой квартире. И живешь вот так – с утра, и до вечера, ждешь, когда сможешь прийти и присосаться к заветному стакану. Алкаш я уже, точно. Без водки – никак. И работать мне осталось в органах – хрен, да маленько. Как бы не лояльно относились к участковым, которых вечно не хватает. И которых дальше фронта не пошлешь – система не терпит, если кто-то переходит прочерченную ей черту. Бухают все – в нашей работе нельзя не бухать. Свихнешься. Но «знают меру». То есть – на дороге пьяными почти не валяются, и проблем начальству своим гнусным видом не создают.
Здоровенный автобус вздохнул пневматическими тормозами, заскрипел древней дверью, принимая в свое пахнущее солярой и застарелой грязью нутро толпу осатанелых людей, спешащих на постылую работу. Все-таки парадокс – зарплаты задерживают, кидают с деньгами почем зря, а люди рвутся работать так, будто это последняя работа в их несчастной жизни! Казалось бы – не платят – пошли они нахрен! Не приходи! Не работай! А они едут, и работают, работают до упада. Поддерживаемые лишь одной надеждой, синие от недоедания.
Проклятая страна! Ну что ты с нами делаешь?! Эх…ну почему у меня в родне нет ни одного, хоть завалященького еврея? Или немца? Свалил бы отсюда к чертовой матери!
Только не надо плевать мне в глаза за непатриотизм! Если страна меня не любит – за что я должен любить ее?! За грязь? За обман? За политических губошлепов, каждый день с экрана рассказывающих мне, как я замечательно живу, и как буду жить еще лучше?! Пропади все пропадом! Эта страна не смогла даже наказать убийцу! Убийцу моих любимых Машульки и Настеньки! Эту мразь! Год колонии-поселения за то, что убил двух человек! Это как? Мол, переходили дорогу не на переходе, а рядом, а значит – сами прыгнули под фургон! Но я-то был с ними! Мы шли по переходу, на зеленый свет!
Почему мои слова не приняли в расчет?! Почему мне, милиционеру, не поверили, а поверили этим мразям, дружкам-бандитам? Судья был куплен, точно. Уверен в этом, но попробуй, докажи! Ехали братки на стрелку, а…«дорогу переходят какие-то лохи. Думал – успею! И не успел. Да пох! Откупимся!»
Рожа этой мрази была довольная, улыбающаяся. Скорее всего, он и дня не провел в колонии. Денег дали – и числится по месту отбывания. А сам ходит по городу, девок щупает, водку хлыщет! Где справедливость, Бог?! Где?!
У государства я и не спрашиваю. Оно не знает, что такое справедливость. Для него – курс рубля. К доллару. К фунту. Ну и к остальным буржуйским валютам!
Вот я и начал пить. Чтобы больше не стоял в глазах черный фургон, убивающий мою семью.
Чтобы не видеть разгуливающих по улицам мразей, которым дали на откуп страну, мою страну, которой гордился, которую любил!
Да, «любил»! В прошедшем времени! Только не надо трепать языком про Родину, которая бла-бла-бла! Родина для меня – это лесок, в котором я собирал грузди! Степь, которой я дышал, и не мог надышаться! Запах реки, и вкус чая с душицей, спина отца, когда мы спали возле костра на рыбалке, накрывшись непромокаемым пологом. Вот что такое Родина! А не эта мразь, которая пришла к власти, и которую я ненавижу каждой стрункой своей подыхающей в муках души!
- Ты платить-то будешь? – прервал мои мысли водитель, с ненавистью глядя на меня маленькими свинячьими глазками – Или формой прикроешься? Теперь – не совок! Теперь и мусора платить должны!
Я сунул руку в карман, нащупал деньги, вынул, отсчитал нужную сумму. Легким движением бросил мелочь на деревянный ящичек, какие стоят у всех автобусников. Водитель что-то хотел сказать, но видимо что-то увидел в моих глазах, потому что резко заткнулся и даже подался назад, к открытому по случаю летнего времени окну. И тогда я вышел, негнущимися ногами ступая по ступенькам автобуса. Вслед полетело что-то вроде: «Развели мусарню! Дармоеды е…ные!» Но я оборачиваться не стал. Потому что если обернусь – тогда уже все. Конец. Всему конец. Работе, свободной жизни, и вообще самой жизни. Потому что из колонии, я это точно знал – не выйду. Сдохну там. Вот была у меня такая уверенность – сдохну, если попаду в колонию, и все тут!
Меня трясло, пальцы сжаты в кулаки, и мой пластиковый дипломат казался легким, как пушинка – столько адреналина выплеснулось мне в кровь.
Ох, неладно со мной! Совсем неладно! Только вот заикаться о том, что со мной происходит нельзя совсем никому. Ни-ко-му! Почему? Потому что ментовка это такая контора, в которой покруче, чем в курятнике. Закон курятника: «Клюнь ближнего, обосри нижнего, и залезь на верхний насест!»
Паша Пыхтин, приятель из вневедомственной охраны как-то мне сказал, что у себя в отделе ни с кем нельзя дружить, никому нельзя изливать душу, и вообще высовываться. О тебе должно сложиться впечатление как о дельном, исполнительном, и недалеком служаке, интересующимся только службой, и больше ничем. Как только заведешь дружбу, как только найдешь себе «верных друзей» из числа сослуживцев – тут тебе и конец.
Ведь оно как бывает – как минимум один из десяти твоих сослуживцев состоит на связи у «соседей», «освещая» всю работу райотдела, и что характерно – зная, что он здесь такой не один, все события описывает еще и другой агент, так что соврать – это себе дороже.
Как надо себя вести на службе? Смотри в глаза начальству, и повторяй: «Бу сделано! Бу сделано! Бу сделано! И…не делай! Мало ли что они там напридумают! Хорошая бумага должна вылежаться!»
Конечно, Паша преувеличивал, и я ему не верил – хотя он прослужил в органах гораздо дольше меня. Десять лет против трех моих. Утрировано, да. Но сермяжная правда в его словах была, она же посконная, она же ментовская. Это я начал понимать буквально в первые месяцы службы в отделе.
Зачем я пошел работать участковым? Банально, и тривиально. И даже глупо. За квартирой. Тогда началась болтовня о том, что участковых надо приподнять во всех отношениях – и в моральном, и в финансовом. И в квартирном, само собой. Мол, давать им квартиры, и в участковые народ попрет. А что, логика была, народ попер. Я же попер? Ну и вот. Само собой – с квартирами всех киданули, и если бы не смерть моих дедов – остался бы на бобах. Жили бы мы у тещи на квартире, когда даже потрахаться как следует нельзя – теща посреди ночи идет посмотреть, как спится нашей дочурке, и само собой – вламывается в комнату в самый неподходящий момент. Если бы не дед, в квартире которого я был прописан с самого детства – труба дело.
Смешно – то, как я представлял себе работу участкового. Анискин, ага! Иду себе по участку – все меня узнают, здороваются, а я такой важный и красивый, как с картинки! И никаких тебе помоев, никакого дерьма, кучи бумаг, едва умещающейся в громадный дипломат.
Откуда помои? Если отставить в стороне помои, льющиеся на голову участкового со стороны начальства, и со стороны «благодарных» граждан – самые что ни на есть настоящие помои. Этой зимой – у начальства началась очередная шиза. Кто-то с самого верху спустил указание, что нужно активно побороться с распространителями заразы и заливателями улиц помоями. Типа – пройти по улицам нельзя, целые наледи образуются из желто-зеленых продуктов жизнедеятельности налогоплательщиков, и злостных от налогов уклонистов. Проще говоря – плещут ссаки на улицу, и все тут! А народ - ходи, дыши миазмами, наслаждайся «чистым» воздухом. Нет, ну так-то дело хорошее – насчет гонений на этих грязнуль, но вот только кто будет их ловить?
Ну да, да…не надо быть трех пядей во лбу, чтобы догадаться – кто! Участковые. Униженные, оскорбленные, гонимые, солнцем палимые, ветром продуваемые. Мы, однако. Я!
Каждый должен был на следующий день, на планерку, представить как минимум шесть протоколов за антисантирию на злодеев, загаживающих улицы Города. Где взять? Это глупый вопрос! «Вот сейчас я возьму тебя за руку, и поведу…и найду десять нарушителей порядка! А если ты сам не можешь найти – иди в народное хозяйство!»
Сцука! Это пресловутое «Народное хозяйство» представлялась начальственным ментам как самое худшее, что может быть в жизни – не считая колонии под Нижним Тагилом! Мол, раз пошел туда, в НХ – значит пропал! Ведь покинуть светлые ряды воинства в серых мундирах – это смерть человека! Не физическая - моральная смерть. Потому что попадешь в компанию тех, кто ниже тебя, кто копошится у подножия твоего трона, и на кого ты плевал сверху вниз, с самой высокой колокольни. Ужасно! Ей-ей ужасно!
Не ходите дети в народное хозяйство – там живет серый волчок, и укусит вас за бочок! Ага, точно. Серые волки – это мы. Вместо того, чтобы помогать людям – отписываемся, отбиваемся от заявлений, прикрываем задницу правильной бумажкой, расписываемся за выговора, получаем инструктажи, и слышим, какие мы долбоособи, и ничего не стоящие ослы. Со всех сторон слышим.
Да, быстро развеиваются твои розовые мечты и заблуждения, когда Система принимает в свои колючие объятья. Из колеи не выскочишь, да и нет такого желания. Пусть все идет, как идет. Досадно только. В кого нас превратили? Пэпээсники обирают пьяных, опера крышуют бандитские заведения, бандиты разгуливают по городу, как по своей квартире – даже оружие, суки, не прячут. А у меня нет оружия. Нам его только на дежурство дают. Потертый такой «макар», почти белый – воронение осталось на руках и кАбурах моих предшественников.
Впрочем – стреляет он до сих пор хорошо и отсутствие воронения совсем не влияет на точность попаданий. Я сдури на первых стрельбах все пули в десятку засадил – все-таки с детства стреляю, отец научил. Меня хотели на ментовские соревнования отправить – по стрельбе, само собой разумеется. Еле отбился – пришлось следующий раз едва-едва на зачет натянуть, а это дело потруднее, чем попасть в десятку! Нужно изобразить, что я целился-целился, целился-целился, а потом – бах! И мимо. А первый раз – случайно, с испугу попал!
Кто-нибудь может спросить, а какого черта я уклонялся от соревнований? Что, убудет от меня, если я выиграю эти самые соревнования? А зачем мне это? Кто мои бумаги исполнит, если я буду мотаться по соревнованиям?
Кстати – а я бы выиграл. Ни хрена ведь стрелять не умеют. Молодые, или те, кого уволили из армии и они устроились к нам – эти умеют. А «старички» – нет. У них в головах крепко засела одна старая истина: «Пусть лучше уйдет, чем засадить ему пулю в спину, и потом месяц отписываться в прокуратуре о правомерности применения!» Особенно, если это был несовершеннолетний, или баба – тут совсем уж кисло. Что, мол, без стрельбы не мог взять?! Ты, здоровенный верзила?! Обязательно надо было стрелять?! Ну и что, что у нее нож?! Тебя же учили спецприемам! Ты кто, милиционер, или бабка, торгующая семечками?!
Было такое, было…и кончилось плохо. Так что лучше пусть бегут. А если ты не готов стрелять – зачем учиться это делать? Сдал зачет – ну и ладушки. А не сдал – коньяк поставил принимающему, и все в порядке.
Сейчас, конечно, времена меняются. И старичков осталось меньше (поувольнялись нахрен!), и новое правило пришло на смену старому: «Лучше отсидеть за превышение, чем отлежать в морге за глупость». У каждого ( и у меня в том числе), есть «левые» патроны к «макару». Стрельнул – для отстрастки, под ноги, или в воздух – и доложил недостающие в коробку при сдаче в оружейку. И разбирательства нет, и народ застращал. «Кто стрелял?! А кто ж знает! И не стрелял никто – это фейерверки были! Ошиблись люди, бывает!»
А еще на смену идее пришли деньги. Берут все. Кроме меня, наверное. Впрочем – и я брал. Только не деньгами. Услугами. Помощью. И не от бандитов. Ненавижу бандитов! До скрежета зубовного ненавижу! Подыхать буду, а их кровавые деньги не возьму! И не надо мне втирать, что время такое, что молодежь не знает куда себя деть, что экономическое положение заставляет. В войну – еще не такое положение было, и что? Не было такой коррупции, не было! По крайней мере - мне так кажется, что не было. При Сталине такой райотдел как наш разогнали бы к чертовой матери! Кого в «народное хозяйство», а кого по зонам, да не по ментовским зонам, а по общим!
Я сталинист? Да ни черта. Терпеть не могу Усатого. Мои предки по отцу с Дона, так вот там Усатый и его прихвостни крепко почудили во время «расказачивания». Много казаков сгинуло, много…генетическая память у меня, однако, не дает забыть.
Но человек я справедливый. А еще – юридически «подкованный» (что немудрено, при такой-то работе). Жесткая власть нужна. Хотя бы для того, чтобы органы исполнительной власти не превратились в вонючие помойки.
Впрочем – а зачем мне большие деньги? Есть-пить хватает, одевает меня государство – могу себе позволить послать нахрен бандитов, пытающихся избежать справедливой кары за свои преступления! Сующих свои грязные деньги!
А легче всего избежать соблазна, если тебе никто и никогда денег не предлагает. Как мне, например. Кому нужен простой участковый, когда все вопросы решаются по звонку сверху? Вызовет меня начальник отделения участковых, скажет, как мне жить, кого трогать, а кого не трогать – оно все так и будет. Кто я против них? Тварь дрожащая! Самый униженный и обиженный класс ментов! Наверное. Впрочем – про «обиженных», это я зря. «Обиженка» - обидное слово, и криминальный контингент может и на «перо» посадить за такие слова. Даже участкового, если совсем уж отмороженный.
Впрочем, и начальник отделения ничего не скажет. Он вызовет старшего участкового Гаранкина, скажет ему, и тот четко поставит задачу – «Х…й не заниматься, а делать то, что надо. То что не надо – не делать». И перечислит то, что делать не надо.
Кирилыч так-то мужик неплохой, но…только не надо вот это – «ссытся и глухой!» Очень даже не глухой, слышит все, а что не услышит – додумывает. И тогда держись! Насчет «ссытся» - не нюхал, не щупал. Потому сказать определенно не могу. Потому что юрист! «Место, время, событие происшествия» - вот на чем зиждется все бумагамарательная юридическая система. Не видел – говори, что не видел. Можно сказать что подозреваешь, но…на подозрениях обвинение не построишь, и годны подозрения только для оперативной работы, коей у нас хрен, да маааленькая тележка. Мы же не опера, в конце-то концов!
Хотя смекалку приходится иногда проявлять почище тех самых оперов! Опять же, пример – протоколы на выливающих помои. Как их добыть? На кого написать? Ведь люди должны быть реальны, туфта не прокатит! Штрафы идут в доход государства, вычитаются из зарплаты, или через сберкассу заплатят. А несуществующие люди штрафов не заплатят! Так и вычислят афериста с липовыми протоколами!
Итак, протоколы. Февраль, ночь, звездное небо. Я иду по переулку между частными домами. Окна светятся, из труб поднимается пар (газовое отопление у всех), люди ужинают, смотрят «ящик», ругаются, любятся, и только я, одинокий волчара, крадусь в темноте, отыскиваю свою жертву. Хотя ради правды надо пояснить, что не такая уж и ночь – время всего семь часов. Темень согласно времени года, не более того. Люди только-только оттаяли, придя домой с хрустящего морозца, из-под ветерка, обжигающего щеки и щиплющего уши. А тут – я!
Нет, никаких засад в маскхалате и выслеживая злодеев с помойным ведром. Все проще и банальней. Смотрю на сугроб, освещенный одиноким, почему-то еще никем не трахнутым фонарем, и определяю направление «раневого канала» сугроба. Тут ведь как – вышел, и далеко не отходя от калитки, шваркнул струю в снег. Если взять направление по «раневому каналу», точно узнаешь, из какого дома вышел злодей. И дальше начинается самое интересное – как расколоть супостата?
А делается это так:
- Здравствуйте. Я ваш участковый. Жалоба на вас поступила!
- Какая-такая жалоба?! Мы ничего не сделали!
- Ну как же…СОСЕДИ видели, как вы выплескиваете помои на улицу, и довели до нашего сведения. Будем принимать меры!
- Ах твари! Да они сами! Да мы всего раз!
- Вот и напишите в протоколе: «Всего раз! Обязуюсь больше не совершать!» а со соседями мы разберемся, спасибо за сигнал.
И протокол в кармане. И такой примерно разговор в каждом доме по этой улице. А потом по другой. По третьей! Протоколы льются рекой, и участковый Каргин благополучно прикрыл свой нежный зад от начальственного крепкого пендаля. Разве не голова? Голова! А то – Анискин, Анискин! Да Анискина уже бы уволили по нашим реалиям! Он в кино только ездил на уазике, да с детишками болтал, лицо делал умное! А ты попробуй, нафигач полсотни протоколов на злостных помоечников! Или попробуй, отправь в ЛТП алкаша, который ни дома не ночует, ни по повесткам никуда и никогда не является, и вообще не собирается общаться с представителями правоохранительных органом кроме как посредством неприличных жестов!
Кстати, хорошо что с этого года ЛТП официально закрыли. Как это все задолбало! Вынь, да положь одного в месяц на лечение! А где их взять?! И ясно же – никакое это не лечение, чистой воды заключение на производственную зону. Беспредел, без сомнения. Почему я занимался беспределом, зная, что это беспредел? Тупой вопрос. И тупой ответ: по кочану!
На стене отдела рожи-фотороботы, по которым можно узнать половину страны, за стеклом Михалыч, майор, хороший мужик – бывший старший участковый на той зоне, на которой сейчас я работаю.
Про него легенды ходят. На участке у него (теперь у меня) был ресторан, довольно известный и недешевый. Так Михалыч его «держал» так, что они пукнуть боялись без его позволения! Не знаю правда, не знаю – нет, но говорили, мол, заходит он в ресторан, и от входа мечет свою папку на столик, как диск олимпийский метатель! Хлоп!
А потом щелкает пальцами, и командует зычным, командирским голосом: «Аррркестррр! Музыку!» И они начинают, и наяривают! А он идет к приготовленной ему закуске – кушает, выпивает, все, как положено.
Брехня, скорее всего, но за что купил, за то и продаю! А с Михалыча всему можно поверить. Мужик хитрый-прехитрый, тертый-перетертый!
Вот одной истории точно поверю: искал он как-то элтэпэшника, алкаша. Тот усиленно от него бегал, прятался, вел антиобщественный образ жизни и всяко портил жизнь соседям, начиная с забрасывания их двора дерьмом, и заканчивая метанием пустых бутылок по движущимся целям. Шебутной мужичонка, ему сидеть, да сидеть – сам бог велел! И даже не в ЛТП.
Ну и вот: стучит в дом – алкаш не открывает. А Михалычу донесли, что супостат точно в доме. Михалыч тогда тихонько отжимает дверь, наплевав на прокурорские заморочки и т.д. (всегда можно сказать, что дверь уже была открыта и на ней имелись следы взлома, а значит ты вошел для пресечения правонарушения), входит в дом, и начинает поиски . А злодея нигде нет! Ни в шкафу, ни на антресолях, ни на чердаке! И где ты, гад такой?!
Только одно место – подпол! Где еще прятаться этой крысе, как не в земле?
Тогда Михалыч возвращается ко входу, берет прислоненный к стене здоровенный лом, идет к подполу и откидывает крышку. Заглядывает, и…вроде никакого не видит: «И тут нет! Да где же ты, Витя?! Куда спрятался?!» И ломом вниз – бац! Прямо между ног супостата, в землю - раз, другой, типа ищет! «Где ты, Витя?!» Витя в ужасе блеет: «Я тут, Юрий Михалыч! Осторожнее!» Михалыч: «Блеет где-то, а никак не найду – и где спрятался?!» И снова ломом – раз, другой!
И был Витя извлечен на белый свет – перепуганный до смерти, мечтающий поскорее уехать в ЛТП. Что, в общем-то, и было нужно. В шестой раз.
Со свистом ушел – судья даже не думала над тем – отправлять его, или не отправлять, когда принимала решение.
Михалыч на меня ноль внимания – принимает звонок, весь ушел в дела, пофиг – кто вокруг ходит, и что делает. Состояние полного сосредоточения – хоть стреляй в него! Он в дежурные перешел, чтобы на пенсию выйти с хорошего оклада. Дежурному платят больше. Да и потолок звания подполковничий. Дп и на самом деле – хватит лазить по помойкам, ловить алкашей! Не молод ведь уже. По помойкам надо лазить таким как я - молодым, злым, шустрым.
Быстро прохожу в конференцзал, и как ожидал – наверное, последним. Все уже сидят на местах, а Гаврилов на сцене. В бумажки заглядывает. Сверяет списки? А что, с него станется.
- Эй, Каргин! Опять опаздываешь?
Это Петька Семенчук. Гавно-парень. Вот три года работаю в отделе, и три года он меня достает. Боюсь – сорвусь когда-нибудь, и дам ему в рожу. С последствиями, и не только по служебной линии. Петька, козлина, орясина здоровенный, в полтора раза шире меня в плечах. Тот еще боров. Чего он до меня докопался – до сих пор не знаю. Подкалывает, подгаживает, палки в колеса вставляет. Казалось бы – все мы в одной лодке, все на фронте, но…вот так. И в нашей стае есть безумные волки, кусающие тебя за зад в самый разгар драки с шакалами. Семенчуки, одним словом.
Проигнорировал гнусное нападение, уселся с самого краю, чтобы не привлекать внимания контролирующих органов, но…прекрасно знаю, что все это бесполезно. Гаврилов все видит, все замечает. Не человек, а Цербер многоглазный!
Вот тоже интересный персонаж спектакля под название «Жизнь». Ему, по его возрасту и трудоспособности (Фанатик чертов! Оголтелый ментяра!) давно пора быть генералом. Ну хотя бы полковником. И сидеть не райотделе, собирая совещания по мелким хулиганам и помоечным крысам, а решать гораздо более серьезные проблемы, глобально искореняя преступность, выжигая каленым железом тех, кто «кое-где у нас порой честно жить не хочет». Но нет. Райотдел, беспрерывные планерки, работа с утра до ночи, и никакого движения вверх.
Вначале я удивлялся, а потом узнал: сын у него сидит. Да не просто сидит, а десять лет за разбой с жертвами! Как Гаврилов вообще в органах удержался при таких родственных связях – это понятно. Фанатичный служака отрабатывает «свой» косяк. Истово, с душой, наплевав на свою личную жизнь и норовя угробить личную жизнь всех своих подчиненных - с переменным к тому успехом.
Говорить о чем-то не относящемся к службе с ним бесполезно – все равно как с роботом. Он нацелен на одну и ту же поставленную задачу, и будет выполнять ее с фанатизмом, достойным картины лучших художников средневековья: «Не сломленный Джордано Бруно весело идет на костер». Такой гавриловский фанатизм заслуживает уважения, но никак и никогда – любви. Кто любит тяжелый молоток, упавший тебе на ступню? Хочется обматерить его. И отбросить как можно дальше.
Кстати, как ни странно, я был у него в некотором фаворе. Как так получилось? Да запросто. Еще два года назад, когда я отработал уже год в отделе и находился на дежурство в опорном пункте охраны правопорядка, или как его называют в просторечии причастные к теме граждане – в пикете. Пэпээсники привели с улицы пьяного – бродил, понимаешь ли, и «своим видом оскорблял человеческое достоинство». Кстати, до сих пор не понимаю – что это за формула?! Какой дебил ее придумал?! Как можно своим видом оскорбить человеческое достоинство, мать вашу за ногу?! Идиоты! Но положено писАть именно так. В протоколе, по 162 статье. «Находился в пьяном виде в общественном месте». Именно в «пьяном виде», а не находился пьяным!
Ооо…этому некогда посвятили целое совещание после серии скандалов, связанных с задержанием пьяных на улице. Мол, откуда милиционер знал, что этот человек пьян? Анализы он не делал! Тогда почему пишет, что ты был пьяным?! А вот пьяный вид – это другое дело!
Казуистика и тупизна, точно. Но из песни слова не выбросишь. Все так, как оно есть.
Так вот – оформляю я этого пьяного, и вдруг…щелкнуло у него в голове, предохранитель сорвало! Кинулся он на меня – прямо через стол!
Ну что сказать – во мне 75 кг веса, и ни одной жиринки. И боксом в юности занимался, и дзюдо (успехов, впрочем, в этом деле не имел – кроме выбитых щелкающих пальцев и головных болей от битья по вместилищу разума). В секцию карате ходил (Потом бросил, когда трагедия случилось. Просто на все стало наплевать). Даже на инструктора по рукопашному бою меня готовили. В общем – ответить я смог, и тут же поверг супостата на пол. А потом начал вязать ему руки и ноги – дабы пресечь его неправоправные деяния.
И вот когда моя эпическая битва была в самом разгаре – в опорный прибыл Гаврилов с проверяющим из УВД. Областного УВД! Рейд они делали по пикетам, чтобы посмотреть, как участковые борются с разбушевавшейся преступностью. И вот они входят, и что видят? Участковый именно и борется с этой проклятущей преступностью! А преступность визжит, орет, плюется, матом виртуозно ругается – в адрес «мусоров», и жадно следящей за происходящим широкой и узкой общественностью в лице студентов юридического института. На ДНД их к нам присылали в обязаловку. А нам и хорошо – иногда так непросто темной ночью найти понятого для досмотра! Или для подписи в протоколе, чтобы зафиксировать вот такое, как сегодняшнее, безобразие.
В общем – это был подарок моему начальнику! Борьба идет, руки злодеям крутят – все, как на картинке!
Он довольно потер подбородок указательным и большим пальцем правой руки (был у него такой характерный жест), и стараясь не выдать удовлетворения, деловито спросил: «Хулиган? Хулиганит?» - как будто этого не было видно с первого взгляда, и не слышно – и так же деловито продолжил, погрозив супостату могучим, толстым, как сосиска пальцем – «А ты не хулигань! Не хулигань! Работай Каргин, молодец!».
Высшая похвала! Что-то вроде ордена Ленина районного масштаба!
С тех пор он меня даже зауважал. Ну…до тех пор, пока я не вошел в пике. Впрочем – и сейчас он полоскает мое имя не так часто, как по логике этого следовало ожидать. В глазах этого «робота» нет-нет и промелькнет что-то вроде искорки жалости, когда он смотрит на меня своим тяжелым ментовским взглядом. Уж лучше бы гонял в хвост и в гриву! Лучше бы не отличал от других! От этой жалости еще тяжелее, еще горше!
Планерка прошла как обычно. Вялое бубнение участковых, к которым возникли претензии (примерно половина состава), пафосно-грозное обличение нерадивых со стороны заместителя райотдела по воспитательной части, постановка задач – обычных, навязших в зубах – мелкие хулиганы, проверка разрешительной системы, пьяные, «зарезинивание» материалов, не рассмотренных в положенный срок - все, как обычно. Час, выдернутый из жизни бездарно, и бесполезно. Показуха. Палочная система, будь она неладна! Нет, не в том смысле, как это понял бы простой обыватель – не порка подчиненных гибкими палками толщиной не больше толщины пальца заместителя начальника райотдела. «Палка» - это единичка в клеточке достижений ментовского хозяйства. Составленный протокол, раскрытое преступление, пресеченное правонарушение. Много у тебя палок – молодец! Мало – бездельник. И место тебе…где? Правильно! В народном хозяйстве! Среди остальных ста миллионов с лишком «бездельников»! Палки, палки, палки…задолбали своими показушными палками! Система, ее не сломать никогда!
Когда после окончания планерки все поднялись, дабы разбежаться по кабинетам и пикетам, чтобы начать изображать бурную деятельность, Гаврилов вдруг повысил голос и приказал, не глядя на меня, продолжая копаться в бумагах:
- А вас, Каргин, я попрошу остаться!
Ну мля прямо-таки гестаповский начальник Штирлицу! Только Гаврилов вряд ли сделал это нарочно, подражая героям известного сериала. Во-первых, вполне допускаю, что Гаврилов сериала и не смотрел, занятый своей истовой службой. Он и сына-то «упустил», отдав все свободное время службе, какие там сериалы?! Во-вторых, не тако он человек, чтобы так явно хохмить, да еще и при трех десятках учатковых, на службе, в святая святых – конференцзале, увешанном плакатами с призывами охранять правопорядок! Святотатство! Подлежит сжиганию! Такого шутника, не плакаты.
Но мои коллеги заметили, кто-то хихикнул, кто-то шепнул: «Попал парень!», Семенчук же довольно гоготнул, вероятно представив, как через минуту с меня сорвут погоны, вырвав их из форменной рубашки как чирей из здорового ментовского организма. Чирей не вырывают? Да какая, к черту, разница!
И чем я буду в народном хозяйстве заниматься? В технологи пойду? В бандиты? Нет – только не в бандиты! Никогда! А если взять водки – на все выходное пособие, и ужраться до смерти? Смогу я сдохнуть во сне? Ох, только не так. Таскал я в морг одного кадра, ужравшегося насмерть. Захлебнулся тот рвотными массами. Лежа на спине в состоянии полного нестояния. Такой смерти я себе не пожелаю.
Впрочем – чего это я хороню сам себя? Особых косяков за мной нет – преступления не скрывал, старушек не обижал, банк в черной маске не грабил – как сынок Гаврилова. Так чего мне бояться? Нечего. А все равно боюсь! Тварь я дрожащая, иль…тварь. Тварь!
Так, хватит самоуничижаться. Эдак и в привычку войдет. Лучше послушаю, за что меня сейчас поимеют без вазелина. Да, поимеют – для поощрений не оставляют одного после планерки. Поощрения высказываются громогласно, под фанфары и барабанный бой, под пение ангелов, под…хмм…в общем – громко. А не так – «Каргин, останьтесь!» - голосом Мюллера.
Подошел, садиться не стал – руки по швам, глазами есть начальство – настоящий служака! Дуб дубом! «Чем больше в армии дубов, тем крепче наша оборона!» И добавлю – правопорядок!
- Каргин…у меня к тебе просьба – Гаврилов оторвал глаза от бумаг, пристально посмотрел в мои бесстыжие буркала. Почему бесстыжие? Потому, что известно - мы, участковые, все бесстыжие! Вместо того, чтобы исполнять данные нам начальством поручения, груши околачиваем одни местом! Кстати, это в некоторой степени даже лестно. Я не могу пожаловаться на размеры энтого места, но предположить, что я им достаю до груш…спасибо, начальники!
- Слушаю, товарищ полковник!
Никаких подполковников. Это только в дебилофильмах о ментах эти самые менты зовут подполковника подполковником. Только «полковник»! И не потому, что хотят польстить – плевать на лесть. Просто так принято, вот и все.
Кстати, когда я смотрю эти фильмы, постоянно хочется кинуть в экран огрызком колбасы, или напоить «ящик» остатками чая. Но увы – таким способом нанести вред тупому сценаристу, или тупому режиссеру совершенно невозможно. И пострадает только несчастный телевизор, которому в этой жизни и так уже досталось после того, как я в ярости сбил его с подставки и трижды пнул в пластиковый бок. Я был не в себе, сильно пьян, и мне тогда хотелось крушить и ломать. Выместить на чем-то свое отчаяние и злобу.
Но я не о том. Не понимаю, почему в фильмах о ментах так врут?! Неужели трудно попросить проконсультировать о содержимом сценария какого-нибудь обычного мента, с земли? Кого-нибудь, вроде меня, убогого! Того, кто хлебает с этой земли дерьмо огромными ложками, и кто не собирается врать! Ну, если только…для дела? Но точно не по Системе. Что мне терять? «Дальше фронта не пошлют». Дальше народного хозяйства не отправлюсь. Не бандиты же, в конце концов, не убьют! Менты!
- Я тебе бумагу отписал… - Гаврилов чуть замешкался, что тоже странно – этот человек, как я давно заметил, никогда не сомневается. Если решил – назад дороги нет! А тут…ощущение такое, будто он сомневается, надо мне это говорить, или нет.
Помолчал, продолжил:
- Ты разберись там…история мутная. Мне бы хотелось, чтобы ты подошел к этому делу с разумом и…в общем – правильно разобрался.
Офигеть! Гаврилов меня просит! МЕНЯ! С какого это перепугу?! И что значит: «с разумом»?! Что я должен сделать? Закрыть дело? Отписаться? Или наоборот – раскрутить, найти свидетелей? Почему такие загадки?!
- Разберусь, товарищ полковник! – четко, как положено служивому человеку.
Показалось, или нет? Поморщился. Служаке не понравилось мое рвение? Так ты же этого добивался – превратить подчиненных в бессловесных долбоособей, способных изъясняться лишь штампованными фразами! Или не этого добивался?
- Там один…пенсионер избил парня. Руку ему сломал, два ребра, и нос – задумчиво продолжил Гаврилов – По пьяному делу. Со слов потерпевшего. И вроде как не одному ему нос сломал. Только остальные не обращались за помощью. Потерпевший, как ты понял – в больнице. Пенсионер пока дома. Дела еще не возбуждали. Разберись, выясни все как следует. Как ты уже понял – пенсионер непростой, военный пенсионер. Ему шестьдесят лет.
- Шестьдесят лет?! И он троих как минимум уложил?! – поразился я, не веря ушам – Это что за громовержец такой?!
- Не знаю – сухо ответил Гаврилов, не глядя на меня. Но я почувствовал – врет. Знает. Только говорить не хочет. Или не может. Разницы никакой, но…
- Это вам лично нужно? – прямо спросил я, не вдаваясь в подробности – что именно «нужно». Имеющий голову – да поймет.
- Просили сверху – как следует разобраться. Вот и разбирайся. А я посмотрю, как ты умеешь разбираться!
Угроза? Или намек на поощрение? Щас прям…дождешься о него поощрения! Хорошо, если не накажет! Вообще, в нашей работе – «не наказание» - это уже поощрение. Не трогают – и ладно. Нервы не треплют, не полощут на каждой планерке – вот и слава богу. Система такая. Глупая система? Может быть. Но надо сказать честно - эффективная. А что касается справедливости – это категория субъективная. Справедливо все, что ведет к цели. Кто так сказал? Я так сказал!
- Разберусь, товарищ полковник! Разрешите идти?
- Подожди…
Гаврилов снова посмотрел мне в глаза, внимательно, будто хотел просветить до самых пяток. Секунд пять смотрел, не меньше – я даже слегка заменжевался – чего это он? Еще что-то решил пристроить на мою многострадальную шею? Какое-то особое дело?
- Перегаром от тебя тащит – за версту. Глаза красные. Одежда несвежая. Лицо бледное, отекшее. Вывод – вчера ты хорошенько наподдал. Но скорее всего – ночью. Потому что живьем тащит. Каргин, ты понимаешь, что катишься по наклонной?
Сука! Я без тебя не знаю, что ли? Чего ты мне тычешь?! Зачем? Хмм…а вот зачем – чтобы КАК СЛЕДУЕТ разобрался! Намекает, что если я разберусь неправильно – прямая мне дорога…куда? Ага. В него. В народное.
- Понимаю, товарищ полковник! Я все понимаю!
Не много ли в голосе «понимания»? Я должен каяться и кивать головой, а не подпускать в голос яду! Зря это я.
- А раз понимаешь – иди, работай. Работай, Каргин, работай! Пока что…
И я пошел. Пока что. Работать.
Вот почему так? Сцука, нельзя было по-человечески попросить? Мол – сделай так, а не эдак, и будет тебе счастье!
Нельзя было. Потому что он – Старый Служака, а я – Щегол На Крючке. Мне намекнули, что если я сделаю не так – небо мне покажется с полушку. А если сделаю так, как надо – мне позволят и дальше катиться по наклонной плоскости.
А что – все логично. Каждый человек – кузнец своего несчастья. Я – своего. И всем глубоко наплевать на мои личные трагедии, и вообще на всех – кроме самого себя. Ну и своих близких, само собой разумеется. Это я - гол, как сокОл, ни семьи, ни отца-матери. Бывшая теща не в счет. Тем более, что она меня ненавидит лютой ненавистью, будто это я виноват, что Маши больше нет. Мол, связалась с этим уродом, и погибла.
Кстати, в этом есть своя правда. Не связалась бы со мной, не было бы Настеньки, мы бы не пошли в парк погулять, их не сбила бы машина. Значит, кто виноват? Я! Я? Я… Может потому я и пью? Может, потому…а может…достало все! Все достало! Совсем – все!
Уселся за свой стол, видавший виды, исцарапанный, залитый чаем, водкой, пивом, шампанским…не знаю, чем его еще заливали – может и совсем уж таким…экзотичным для отделения милиции, но не суть важно. Все здесь было старое, потертое, и запах – знакомый уже мне запах. Запах канцелярии, застарелой грязи, въевшегося в стены, пол и стулья табачного дыма. Я не курю (спасибо отцу и деду), но те, кто курит, и остается на дежурство, не отказывают себе в удовольствии покурить в кабинете. А что – форточку открыл, и смоли себе на нездоровье! Начальства ночью нет, а выходить в поганый, загаженный туалет, чтобы получить в легкие порцию такого желанного, ядовитого дыма – это влом. Получать удовольствие над унитазом – это для мажоров в ночном клубе, трахающих молоденьких шлюшек, а не для уважающего себя жестко-конкретного мента. А то, что потом вся обстановка в кабинете воняет табачным дымом – да кого это волнует? Некурящих? Перетопчутся!
Я бы сцука этим курякам рты позашивал! Хотя бы на время!
В кабинете уже сидят пятеро моих коллег – бумажки перебирают, что-то печатают на раздолбанных машинках – треск стоит, будто работает взвод пулеметчиков. Когда у нас, в конце-то концов, будет нормальная техника? Ну черт подери, конец двадцатого века на дворе! А мы все на раздолбанных машинках фигачим! Даже не электрических – простых машинках! Кабинеты ободранные, линолеум порванный – это что такое? Небось, в Кремле нет подранного линолеума!
Мда. Вот так, на контрасте, и растет росток оппозиции. Впрочем – я не оппозиция, я не прокремлевский. Я просто мент, который пытается выжить и сделать свою работу. Какую? А вот сейчас узнаем – какую…
Вот она, главная бумага. Та, за которую мне обещали повесить барабан на шею и отправить в долгое эротическое путешествие. Итак, что мы имеем…ну да, сообщение из травмпункта. Что же еще-то? Сотрясение мозга. Кстати - штука эфемерная и трудно доказуемая в отношении симуляции. Скажи, что тебя тошнит, что в глазах двоится – и вот уже ты на больничке, и вставать тебе нельзя, и само собой – трудиться. И можно навесить статью – телесные средней тяжести – это если ты пролежишь на больничке больше 21 дня. А чего бы не пролежать, если у тебя ребра сломаны, и рука?
Мда. Вот это старичок! Интересный старичок!
Итак, что делать? Ну а что еще делать – ехать в больницу, опрашивать потерпевшего. Узнавать, чего он хочет. Вообще-то даже интересно – что там за эпическая битва?
Собираться – только бумаги утрамбовать. Только вот посмотрю, что там еще есть…ага…заявление гражданки Сидоровой о том, что…что такое? Черт! Опять психическая! «Надо мной произвели уникальный опыт. В подвале нашего дома выкачали мою кровь, и перелили мне кровь от моей сестры. Этот уникальный опыт был записан на видеокамеру…»
Черт! Ну как же они надоели, эти психи! Время от времени приходится их проверять. По графику. Зачем? Если бы я знал… Вот, например, пришел «в гости» к парню, который зарубил топором свою мать, отсидел полгода в психушке, типа полечился, и теперь снова живет дома. Пришел, и смотрю на него. Дальше что? Дожидаться, когда он меня зарубит? Когда зарубит соседей? Чего именно мне ждать? Что писать? Как обычно: «Находился дома, по адресу… Состояние адекватное, признаков…не замечено» Все! И дальше пошел! А он через пять минут взял, и зарубил соседку топором! Тьфу-тьфу. Что дальше последует? Участковый виноват! Допустил! Не проследил!
Зачем их выпускают?! Убил кого-нибудь, посидел в больничке полгодика – и снова на волю! Делай, что хочешь! Убивай! Режь! Бей! Неправильно это. Совсем даже неправильно.
Так, что у нас там еще? Еще два сообщения из «травмы»…бла-бла-бла…отпущены. Легкие телесные…неизвестные люди на остановке….бла-бла… К этим придется ехать, брать объяснение и требовать отказное заявление.
Что еще пришло? Так…проверить по месту житиельства…опросить…проверить на разрешительную…ничего серьезного. Текучка. Успеется. Сейчас в больничку!
Собрался, и быстрым шагом из кабинета. Подальше от начальства – целее будешь. Ушел – и с концами. Главное дать результат! И тогда отстанут. Похмелиться бы…голова трещит, во рту как кусок дерьма застрял. Отвратительно! А я ведь раньше совсем не пил. Даже пиво. Смеялись сослуживцы – мол, ты не стучишь, случайно, начальству? Все непьющие стучат! Шутка, ага – а глаза такие внимательные, колючие… Не любят у нас белых ворон, особенно таких. Не пьет, не курит, спортом занимается – обязательно это гнида-стукачок! Стучит, точно! Не пьют только язвенники, да стукачи!
А теперь – свой. Совсем свой – в доску, в сиську свой. В драбадан!
Печально мне что-то. Грустно. Не хочу я быть»своим в доску». Таким своим. Впрочем – уже наплевать…
Снова жара, снова автобус, только водитель теперь другой. Хачик, а они власть уважают. Пока уважают. Здесь. Не в Чечне. Впрочем чеченцы водителями автобусов у нас и не работают. Бандитствуют – да. Магазины держат – да. Но чтобы баранку крутить? Никогда.
Обеденное время. На улице столпотворение – народ куда-то бежит, ларьки торгуют, машин – не протолкнуться! Вот куда они все среди дня все бегут? Когда работают? Ну молодняк я могу понять – гуляют, солнцу радуются, на девчонок поглядывают. А остальные?
Девчонки вырядились – как спам, прошу удалитьи на работе, глазками стреляют. А может и правда спам, прошу удалитьи? Сейчас это запросто. Путана – звание гордое! Фильмы снимают об их несчастной жизни и выгодной работе. Интересно, сколько девок стали спам, прошу удалитьами, насмотревшись такой херни? Ведь оно как – стала спам, прошу удалитьой – и тут сразу очередь взять тебя замуж! И все иностранцы! И все из хороших, богатых стран! Дуры, ох, дуры! И подлецы. Те, кто делает такие брехливые фильмы - подлецы! Те, кто заманивает девок в грязь, в мерзость, в притоны!
Нет, я не яростный противник проституции. Более того – я за то, чтобы ее легализовать. Построить официальные публичные дома, выдавать «желтый билет», как до революции, и пусть себе пашут. Под медицинским контролем, с уплатой налогов. Ничего не умеешь, кроме как ноги раздвигать – так раздвигай, только налоги заплати, да здоровье береги! И свое, и клиента! А что сейчас? Криминал! Сколько бандитских групп кормятся на этом деле? Тысячи, и тысячи!
Почему не легализуют? Мое мнение – специально. Как только легализуешь – кто будет платить за то, чтобы не трогали? Чтобы не разгоняли? Да и расценки упадут.
Нет, не легализуют. Наш брат мент тоже хочет жить, вкусно есть-пить, а если не будет запретов – кто будет платить тем, кто следит за соблюдением запретом?
А проституция – ну что она, проституция…была тысячи лет, и будет тысячи лет. Пока за нее платят, и пока есть люди, которые платят. Идиотом надо быть, чтобы решить, будто указом можно запретить это явление. Даже при Сталине были спам, прошу удалитьи, не такие организованные, как сейчас, но были.
Не выдержал, зашел в ларек-распивочную, купил бутерброд с колбасой и пятьдесят грамм водки, стараясь не встречаться глазами с молодой, симпатичной продавщицей. Ну да! Я в форме! И бухаю! И что вытаращилась?! Никогда не видела, как бухают?!
- Вы такой симпатичный молодой человек! - продавщица улыбнулась, и я впервые с интересом посмотрел на нее, как на женщину. Лет двадцать семь, немного вульгарная – но не надо забывать, где работает. Сюда интеллектуалка-то и не пойдет работать, смотреть на алкашеские рожи. Из простой семьи, точно. Но если ее прилично одеть, сделать хорошую прическу вместо этой, «не пойми чего» – вполне себе будет девочка. Не стыдно выйти с ней в люди.
- Спасибо – уголком рта улыбнулся, отошел к дальнему столику, чтобы не было видно лица, и того, что я делаю. Все-таки на самом деле – пить во время рабочего дня, да еще и в форме – это грех. Нажирайся, но вне службы. И не позорь мундир, не валяйся в канаве по-форме! За такое увольняют сразу - и правильно. Скоро и меня уволят. В каневе еще не валяюсь, но к тому дело уже идет. Вот уже и «по-форме» бухать начал.
- Что, дежурство было тяжелым? – я едва не вздрогнул, обернулся – она. Улыбается, подает пепельницу – Вы не курите? А то вот сюда пепел!
- Не курю… - а сам взглядом обвел ее с пяток до макушки. Небольшая, но ладненькая. Юбка короткая – ноги загорелые, крепкие, стройные. Интересно – замужем? Нет – кольца нет.
Ищет себе нового мужа? Или единственного? Нагулялась – решила заякориться в тихом затоне? Нет, девочка, тут тебе не светит. Одна у меня жена теперь. Бутылка водки. Долго я не проживу. Зачем тебе алкаш без надежды на будущее? Иди своей дорогой… На одну ночь? Честно сказать – не хочу. Даже желания уже нет никакого. Только нажраться, и спать – главное, чтобы без снов.
Доел свой бутерброд, кивнул девушке, и пошел из павильона, чувствуя, как взгляд девицы буравит мне спину. Пусть буравит, спина у меня крепкая, мышцы еще не пропил, сдюжат. Не до тебя мне теперь, девочка. И ни до кого другого из вашего женского племени.
Когда подошел ко входу в больницу, настроение уже улучшилось, как и самочувствие. Пятьдесят граммов растеклись по телу живительной струей, омыли больные органы и притупили боль - на какое-то время. Плохо будет потом. А сейчас – хорошо!
Потерпевший нашелся в палате отделения нейрохирургии (а где же еще, с башкой-то?). Это был здоровенный парнюга, хотя и рыхловатый, какими бывают ширококостные от природы, но не следящие за собой люди. Веди он здоровый образ жизни, занимайся спортом – получилось бы что-то подобное…хмм…кому? Я что-то даже имен нынешних спортсменов не помню. Не интересно. Они где-то там, в вышине, а я здесь, на моей земле. В грязи копошусь.
В общем – был бы парень большим и крепким, а не рыхлым и противным. Как сейчас.
Широкое лицо его все в сине-желтых потеках, в носу – ватки. Видуха еще та! Рука на перевязи, ребра на перевязи – класснно парня отделали! Ощущение – будто после автомобильной катастрофы! Меня увидел – оживился:
- Чо, ко мне? Давай, давай – хочу я этого чмошника закрыть! Нефуй на людей нападать! Козел старый!
- Хех! – сосед по палате радостно хихикнул – Ничего себе, дед какой-то отделал! Ну и молодежь пошла – только водку жрать могут! За себя постоять – никак!
- Заткнись нах…й дед! Пока по кумполу не получил! – взвился «потерпевший», и тут же осекся, заметив в моем взгляде что-то для себя неприятное – Ну чо, заяву писать на соседа? Примешь? Воще-то тяжкие телесные! На кичу бы его неплохо отправить, сучару! Пусть парашу понюхает, урод!
- А не западло – заяву-то писать? – холодно спросил я, устраиваясь на больничном табурете – Не по понятиям, заяву-то.
- А ты чо, меня понятиям пришел учить? – набычился парень – Тебя чо прислали – заяву взять? Вот и пиши! Допрашивай!
- Слышь, ты… - не сдержался я – Ты поскромнее будь! Перед тобой офицер милиции, а не чушкан из вашего шалмана! А то я щас тебе такую заяву выпишу – до конца жизни будешь писать! Обнаглел!
- Ладно, ладно – чо ты?! – парень опасливо прищурился, в глазах блестел злой огонек – Это я так…сгоряча! Вишь, башка у меня битая! Мне за то скидка! Мож я спятил слегка!
- Спятил – в дурку давай направлю! – у меня внутри все кипело. Ненавижу это бычье! Хорошие люди умирают, а эти твари живут, и живут! Ну и где в мире справедливость?! Точно, Земля – это ад, и на Землю ссылают отбывать свой срок души грешников! И вот эти черти поганые делают пребывание твоей души на Земле как можно менее комфортным. Слуги Сатаны, ей-ей! Нет, я не спятил – это я где-то прочитал. И ведь на самом деле – все сходится, если как следует поразмыслить!
- Эээ…не надо в дурку! - забеспокоился отморозок – Внатури, ты чо? Я так…пошутковал слегка! Спрашивай, я все расскажу!
После двадцати минут содержательного опроса, занесенного на бумагу, я узнал, что на моем участке, в Третьем Линейном проезде проживает некий пенсионер, Василий Петрович Сазонов, очень злой человек. И вот этот человек напал на него, Царькова Виктора Васильевича, когда оный Виктор Васильевич дышал свежим воздухом, прогуливаясь перед сном перед своим родимым домом. Ну не своим, маминым, но домом. И вот этот Сазонов, злобный и гадкий человек (слова были нецензурными), сломал ему нос, руку, ребра – совершенно ни за что. А когда друзья Виктора Васильевича хотели оттащить негодяя от несчастной жертвы – досталось и им, хотя и не так сильно, как Виктору Васильевичу. Потому что они вовремя покинули поле боя (Свалили, внатури, пацаны! А что делать?! И я бы свалил, когда на такую измену присядешь!). И скорее всего злой сосед был под наркотой, потому что откуда такая сила, чтобы одолеть Виктора Васильевича. Или сумасшедший - у них, по слухам, такая сила появляется, когда ни в безумство впадают. Ну и все. «Мною прочитано и собственноручно подписано»
Заявление по форме: «Прошу привлечь к ответственности (как пишется отвественнасть?!)» - ну и так далее. Документы готовы, теперь еще пару слов.
- А тебе не стремно – дед вас разогнал, как шавок? И ты заяву на него бросаешь?
- Ничооо…это раньше понятия были, а щас, внатури, все не так. На кой менты, если меня не защищают? Я тож гражданин этой страны! Налого…на-ло-го-пла-тел-щик! Вот! Я тебя кормлю, а ты меня защищай! Вот так! Закон за меня!
- Ранее судимый?
- Ну и чо? Чалился по малолетке, да. И чо? Я свое отбыл! И такой же гражданин, как и все!
Смотри как резво рассуждает…поднаторел! Колония – кузница кадров. Сел за хулиганку – вышел законченной мразью! И права качать умеет – научили, небось. Мало ли советников?
Тут «хулиганка» катит. Начнут с деда деньги выжимать, чтобы написать отказную заяву. И то, что он тут мне напел – полная лажа. Чтобы шестидесятилетний дед вдруг взял, и набросился на пятерых (!!!) отморозков – это что, бесрсерк какой-то, что ли? Не верю. Брешет, сука!
Теперь надо будет послушать агрессора. Ехать на место. А может вызвать его повесткой? Вечером студенты придут, послать их повестки разносить. Придет в пикет – там и поговорю.
Стоп! Так не пойдет. Дело непростое, не зря мне замнач его получил. И снова неясно – почему именно мне? Ну да – место происшествия у меня на участке, то есть формально по месту совершения. Но можно было бы поручить и оперу! Фактически усматривается сто шестнадцатая – побои! Позови опера, дай ему задание, и вперед! А тут – вызывают алкоголика-участкового, и дают ему непонятное указание – «разобраться с разумом».
Ну, мля, вы и кружевники! Таких кружев наплетете – сами-то понимаете, чего наплели?! Ладно. Я на крючке у начальства, меня можно подтянуть. Это ясно. Формально – я и должен заниматься этим делом. Это тоже ясно. Но не все ясно! Они ведь знают, КАК я ненавижу всякую эту мразоту, бандитву – мелкую и крупную! Хмм…а еще знают, что я не поддерживаю с этой самой шпаной никаких контактов. Ни родственных, ни дружественных – никаких. Может в этом и есть секрет? Или во всем сразу, все вместе взятое… Что толку гадать – работать надо! И дожить до вечера.
Зашагал по коридору – мимо высоченных дверей, мимо больших окон. Больница построена еще до революции, а тогда стройматериалов не экономили. Потолки – теряются в небесах. Перила на лестнице – настоящий дуб, с тех самых пор сохранились, помнят руки сотен и тысяч больных и врачей.
А линолеум рваный, как у нас в отделе. И пахнет из сортира мочой. И пыль на полу. Ну почему, почему все перемены обязательно с грязью?! Перестройки всякие, революции? Почему первым делом надо все загадить, а уж потом! Оооо…как мы построим потом – на этой самой куче говна! Которую сами и наделали! Тьфу!
До участка добирался с трудом, отвратительно. Откуда-то народ набежал, автобусы полные, так что еле залез. Толкаться и лезть дуром не позволяет офицерская честь. Какая-никакая, но она у меня есть. Отталкивать старух с корзинами, пихать женщин, разбрасывая толпу локтями – это не по мне. Машину бы купить какую-нибудь, хоть плохонькую – все было бы гораздо скорее. Только вот где денег взять? Да и разбил бы я ее в первые же дни. По пьянке. Или ее бы угнали от дома, как угоняют десятки и сотни машин по всей стране. Ставить негде, кроме как у дома. До стоянки тащиться далеко.
В принципе – можно и на стоянку…надо будет подумать. Когда деньги заведутся.
Через час я стоял возле калитки неприметного крепкого дома, ничем не отличающегося от десятков других домов по этой улице. Дощатый забор, скамейка – давно не крашеная, видно, что на ней никто не сидит, как это обычно происходит у других домов. В палисаднике кусты сирени- неухоженные, разросшиеся до дикого состояния. Окна в доме закрыты ставнями. Что вообще-то вроде и странно, и довольно-таки объяснимо. В эту жару – лучше укрыться в темноте. Так прохладней. А если еще ты знаешь, что кое-кому отмороженному вчера набил морду – лучше поберечь стекла и укрыть их за деревянной броней. Так целее будут, это уж точно.
Минуты три я разыскивал звонок, с помощью которого рассчитывал добраться до хозяина дома. Звонка не было, калитка закрыта, так что ничего не оставалось, кроме как лезть в палисадник, рискуя повиснуть на штакетине и разорвать мои единственные условно-чистые штаны, а также поиметь неприятности на свою худую задницу – в буквальном смысле слова.
Но нет – перелез, не повиснув, не зацепившись, и не лишившись мужских первичных половых признаков. И заколотил кулаком в ставню – вначале тихо, осторожно, но видя, что мои усилия ни к чему не приводят – во всю силу своих подпорченных алкоголем тридцати лет.
Когда контакт с «объектом вожделения» совершился, я едва не упустил в штаны - мужик подкрался настолько тихо, настолько осторожно, что это можно сравнить со скрадыванием добычи диким зверем вроде леопарда – медленно-медленно, тихо-тихо, а потом рывок! И жертве каюк. И поделом – нужно быть внимательнее! Не подставляйте спину клыкам и «перьям», звери и участковые!
- Что хотел? – голос был хрипловатым, низким, а его владелец совершенно невидным, неопределенного возраста, от сорока до семидесяти.
Шестьдесят лет? Мда…двигается он не так, как человек, отягощенный болезнями и долгами. Спокойный, как удав, ловкий, как леопард, и проницательный, как…как…кто? Питон Каа – вот кто! «бандерлоги, подойдите еще на один шаг! Хорошо ли вам видно, бандерлоооги?!» Брр…аж мурашки по коже. Ну что же, поговорим, Каа?
- Василий Петрович Сазонов? Я ваш участковый. Мне нужно вас опросить по поводу инцидента…
- А имя у участкового есть? Фамилия? – негромко, но жестко осведомился мужчина – Представляться не учили?
- Извините… - я слегка покраснел, что было для меня совсем неожиданно. Неужели я не разучился краснеть? – Каргин Андрей. Лейтенант милиции. Участковый. Теперь мы можем с вами поговорить?
- Теперь – можем. Заходи! – калитка открылась. И я вошел во двор. И это простое деяние навсегда изменило мою жизнь.
User is offline Profile Card PM 
 Go to the top of the page
  + Quote Post

Mart
post Oct 30 2017, 13:57
Создана #2


Профи
******

Группа: Validating
Сообщений: 19,775
Зарегистрирован: 23-June 09
Из: Деревня Гадюкино.
Пользователь №: 10,657
Почётный модераторПерсональная

Металлоискатель: XP Deus
Пол: мужской

Репутация: 1381 кг
-----XXXXX


Глава 2
"Если каждое утро и каждый вечер ты будешь готовить себя к смерти и сможешь жить так, словно твое тело уже умерло, ты станешь подлинным самураем"

Двор чистый, ухоженный – в отличие от палисадника. Видно, что за двором ухаживают – с душой, с расстановкой. Цветы, газон. Камни – расставлены в неком художественном беспорядке. Ну что-то вроде сада камней у японцев. Не хватает только небольшого пруда с рыбками, и сакуры. Впрочем – вон и сакура. Не совсем сакура, но тоже вишня – наша, русская сакура! Цветет, кстати, ничуть не хуже.
На травке шезлонг, книжка лежит. И что интересно – книжка на английском языке. Хмм…вот тебе и пенсионер! Кто же это такой, в конце-то концов?!
- Здесь сядем, или в дом пойдем? – Сазонов показал на стол под навесом. Вокруг стола стояли четыре стула – ровно, как по линейке. Стеклянный кувшин с чем-то желтоватым, высокие коктейльные стаканы – два стакана. Розетка с чем-то красным, похоже, что-то вроде аджики. Нарезано сало – аппетитное, в мясных прожилках. Хлеб – не магазинный, это сразу видно. Круглые караваи с зажаристой корочкой, и похоже, что еще теплые – от них шел запах горячего хлеба, такой уютный, такой аппетитный, что я невольно сглотнул слюну.
Сазонов заметил мои страдания, чуть улыбнулся одними губами, и снова предложил:
- Давай-ка здесь сядем. И не стесняйся, угощайся, чем бог послал.
Я секунду помедлил, затем решительно сел, приземлив свой эпического размера дипломат и отложив в сторону фуражку – на второй стул. Ладони горели – попробуй-ка, потаскай такую тяжесть весь день! Небось, ладони тоже станут толстыми, как подошвы!
- Это вино – кивнул Сазонов, не спрашивая разрешения налил в стакан и пододвинул его ко мне – Пей, тебе надо.
- Почему – мне надо?! – оторопев, переспросил я.
- Потому, что ты с тяжелого похмелья. И похоже – не первый день. И не первую неделю.
- Откуда…откуда вы знаете?! – поперхнулся я, чувствуя, как снова кровь бросилась мне в лицо. И тут же поправился – С чего вы взяли-то?!
- Ты кому втираешь? У меня глаз наметанный – ты с похмелья. И от тебя тащит живьем. Пару часов назад ты выпил пятьдесят-сто грамм водки. Будешь отрицать?
- Не собираюсь. Это ваши выводы, и ничего больше. Нет, я вино пить не буду. Если не трудно – воды. Жарко.
- Чаю. Будем пить чай. В такую жару на востоке – пьют зеленый чай. И мы будем.
- Только сало на востоке не едят! – не выдержал я. Меня напрягало, что этот человек так запросто, легко взял инициативу в ситуации на себя, и потому я немного злился. Кто он вообще такой?! Человек, который ходит под статьей! А я? Я тот, от кого зависит, упадет на него эта статья, или нет! Так какого черта?
- Не едят – усмехнулся Сазонов – А мы – едим. И ты - ешь давай, голодный небось. Весь день на ногах. Вон, какой чемодан таскаешь! К нему колесики, да мотор – можно было бы на нем и ездить!
Я невольно улыбнулся – точь-в-точь как я всегда говорил насчет моего чемодана. Правда – к нему бы колеса и мотор!
Сазонов ушел в дом, а я не выдержал, и с жадностью набросился на сало. Что я сегодня выкушал, если не считать водки? Один жалкий бутербродик! Организм требовал своего, организм не обманешь фальшивыми водочными калориями.
Сазонов пришел минут через пять, когда я уже успел пропустить через глотку приличное количество пахнущего чесноком, охренительно вкусного сала, и такого же охренительно вкусного хлеба. Ей-ей, я давно так вкусно не ел! Все закусь какая-то, гадкие пирожки, гадкие беляши, килька в томатном соусе, подозрительная колбаса и венец творения – яичница.
Ну что может быть проще яичницы? Но я и ее умудрялся время от времени палить до состояния антрацита. В общем – обычно я не ел, и даже не питался, а перекусывал. Как волк, запертый в клетке перекусывает палку дразнящего его негодяя. Щелк! И перекусил.
А вот сейчас я ЕЛ. И наслаждался едой. Простой, здоровой, и незамысловатой. Не такой, как в моей постылой квартире. Хорошей едой.
- Ну вот и славно, Андрей Владимирович! – Сазонов поставил передо мной довольно-таки большой бокал с чаем.
Не люблю, когда подают чай в маленьких чашечках-фитюльках. Ну что это за подражание гнилому западу? По-русски - вот так, поллитровая кружка, и пей на здоровье! Кстати – в такой кружке чай дольше сохраняет температуру – обычная физика, объем-то больше, чем в фитюльке, которую можно опорожнить одним глотком!
- Я вам не говорил моего отчества – безмятежно глядя в глаза Сазонову, сказал я, пододвигая к себе бокал – Яду мне в бокал не насыпали? Слабительного?
- Ах-ха-ха-ха! – вдруг раскатисто рассмеялся Сазонов, показав идеально ровные, белые зубы. Явно – не натуральные. Дорогие зубы, я знаю. Как-то в райотделе был разговор, мол, чтобы вставить все зубы во рту – наших зарплат надо за год вперед.
Не бедный пенсионер. Так что он тогда делает здесь, в «Шанхае»? Почему не живет где-нибудь в центре, в дорогой, хорошей квартире, как подобает персональным пенсионерам. Ведь персональный, точно! И про меня ему уже все доложили. Зачем только?
- Не собираюсь я тебя травить – вытерев слезы с глаз, и откашлявшись, заявил Сазонов – Да и зачем? Отрави тебя – пришлют какого-нибудь дурака. Он и разберется по-дурацки. А ты парень умный, хотя и злоупотребляющий. Ты мне нравишься, парень. Башка у тебя есть, вижу. Да и юмора не занимать. Люблю людей с юмором. Ну что, если ты сыт – поговорим?
Я еще не был сыт, но ведь можно и в процессе подъесть, так что утвердительно кивнул головой:
- Поговорим. Рассказывайте, как все было.
- Ну как…шел домой. А у меня на скамейке сидит эта гоп-компания. Выпивают, грегочут, бутылку разбили о столб. Я сделал замечание, предложил им свалить куда подальше. Они начали выступать, у потом этот…как его…
- Царьков Виктор Васильевич – помог я.
- Вот-вот…Царьков Виктор Васильевич…мерзкая подзаборная дрянь! Попытался схватить меня за лицо, с матом и угрозами. Ну я на рефлексе и…остальное ты знаешь.
- А остальные?
- Ну а что остальные…тоже полезли. Но они поумнее оказались, и после первых оплеух разбежались. Тут ведь смысл какой – когда вожака завалили – кто из стаи полезет? Звериные инстинкты, ничего больше.
- Василий Петрович…а где вы научились так драться? Ну вот так – чтобы разогнать пятерых шпанюков? Вы не выглядите таким…хмм…могучим!
- Парень, сила не в плечах. Сила в духе. А духа у меня хватает с избытком!
Я хотел схохмить про дух человеческий, вернее про запах, который может разогнать толпу врагов, но поостерегся, глядя в гранитное лицо собеседника. Это был даже не волк, это волкодав! Невольно поверишь, что такой может разогнать стаю шакалов! Почему-то вот не хотелось его обижать.
- Где я служил – не имею права тебе говорить – Сазонов извиняющее улыбнулся – И где учился тому, что умею – тоже. Поверь, при желании я мог бы их всех просто поубивать. На месте.
- Спасибо, что не поубивали! – с иронией протянул я, и Сазонов кивнул головой:
- Пожалуйста.
- Да, мне тут на земле только смертоубийств не хватало! Ко всему прочему! Так говна по жизни хватает, так еще и пилюлей от начальства получить за то, что не уследил.
- Еще поешь? Ешь, ешь, не стесняйся – не обеднею. Да и легче потом думать будет, сытому-то.
- И раз мы вместе хлеб преломили – теперь мне вас гнобить будет стремно – задумчиво заметил я, протягивая руку за ломтиком сала.
- Хмм… - Сазонов пристально посмотрел мне в глаза, опустил взгляд, и задумчиво кивнул своим мыслям – ты не так прост, каким кажешься. Меня предупредили, да. Только не спрашивай – кто предупредил. Глупо же.
- Да я и не спрашиваю – я невозмутимо отхлебнул чай, и с удовольствием отметил, что хозяин добавил в него ломтик лимона. Люблю – с лимоном! Просто обожаю! С детства. И вообще люблю запах цитрусовых. Даже одеколон, что покупала мне Маша пах цитрусом…
- Ты уже решил, как будешь выкручиваться? Хмм…вернее – меня вытаскивать…
- Вы хотите, чтобы я дал вам полный расклад? – я усмехнулся, и довольно откинулся на спинку стула, уцепив кружку за широкую ручку – Зачем?
- Интересно! Я же пенсионер, мне все интересно. Делать нечерта. Сижу вот, чай пью. Или цветы окучиваю. Виноград выращиваю. Мне такие сорта прислали районированные – закачаешься! Ученый один вывел. Только никому теперь не нужны его сорта. Сейчас вообще ничего не нужно – кроме денег. Может и тебе деньги нужны? Да ладно, ладно, чего ты так лицом-то окаменел? Извини. Ты наверное единственный в вашем отделе, кто на деньгах не повернут. Или не единственный?
- Сто шестнадцатая усматривается – не отвечая на вопрос холодно ответил я – побои из хулиганских побуждений. Так можно повернуть. А можно сделать штраф – личные неприязненные отношения. Это уже административка, совсем другое дело. То есть, вы знали этого негодяя и раньше, у вас были конфликты, которые вылились в драку на бытовой почве.
- Я не буду платить этой твари! – предупредил Сазонов, и желваки напряглись на его щеках.
- Не будете. Но мне нужно накопать на него какой-нибудь грязи. Вы с соседями общаетесь? Что-нибудь знаете про то, как этот тип живет? С кем? Что делает?
- Его мамаша, насколько знаю, приторговывает самогоном.
- Еще чем-то?
- Не знаю. Может и наркотой. Этого я не знаю. А вот мужичков с бутылкой в руках видал, и не раз. Там у нее в калитке окошко такое, звонок рядом. Подходят, звонят, окошко открывается. Туда суют деньги – появляется бутылка. Противная баба. Зубы золотые, пальцы все в перстнях, одевается как…хмм…в общем – чем-то на цыганок смахивает. Сама льстивая такая, улыбается, а глаза недобрые. Знаю таких людей – опасные, подлые – стоит отвернуться – тут же в спину нож воткнут. Сынок ее, вот эта самая шайка – что-то вроде охраны. Наверное, еще и долги выбивают – я видел, как они грузили мужика, кричали что-то про долг, про деньги. Слушай, это же твоя земля? Почему ты-то, участковый, не знаешь, что тут происходит? Они уже год тут торгуют, не меньше!
- У меня бы непростой год, и я кое-что упустил – промямлил я, кусая нижнюю губу. Мне было стыдно. Уж чего-чего, а шинок на своем участке я должен был засечь! Тоже мне, участковый! Алкаш хренов…
- Я знаю, что у тебя случилось – Сазонов кивнул, но не стал, как я с отвращением ожидал, произносить что-то заезженное, вроде «Мои соболезнования!» «Жизнь не закончилась!» «Надо жить!». Жизнь закончилась. И я не живу. Тело мое живет, а душа умерла в тот солнечный день. И теперь я ненавижу солнце. Люблю дождь. Облака. Снег. Но не солнце.
- Давайте все запишем – все, как случилось. И я буду работать. Только должен предупредить – скорее всего, мне нужно будет договариваться с мамашей отморозка – чтобы она воздействовала на урода и он написал отказное. Я думаю, все получится. Только в дальнейшем, пожалуйста – так не делайте. Если уж решили наказать негодяя, так сделайте это тихо, без свидетелей, и…наповал. Чтобы некому было заявления писать! И да – не на моем участке! Шутка, шутка! Чего вы так на меня уставились?! Шучу я!
- А мне показалось – не шутишь – медленно, тяжело припечатал Сазонов – Что же, это тоже вариант. Только не хочется рук марать кровью этого говнеца. Кости ему пересчитать – одно. Завалить – другое. Я больше не на службе, пусть другие… В общем – я понял тебя. Кстати, можно вопрос?
Я помолчал, зная, о чем он спросит. И мне этого не хотелось. Но человек меня покормил, отнесся ко мне с пониманием, да и просто он мне нравится – почему бы и не поговорить? Честно сказать – я давно ни с кем не разговаривал на эту тему, и вообще ни с кем – откровенно.
- Ночные кошмары заливаешь водкой? Снятся? – Сазонов вперился в меня взглядом, будто старался просветить, как рентген, и от вопроса я едва не вздрогнул – откуда знает? Но удержался от резкого ответа, который так и летел на кончик языка: «Вам-то какое дело?! Чего вы лезете в мою жизнь?!»
- Снятся. Заливаю – бесцветно, глухо ответил я – Еще вопросы?
- Не было мысли – наказать негодяя? Пойти, и наказать самому? По-справедливости?
- Была. И есть. Но я не смогу. Убить не смогу. Одно дело – когда на тебя с оружием. И другое – подойти, и убить. И к тому же я просто до него не доберусь. А доберусь – мне не дадут ничего сделать. Но даже если сделаю – уйти не дадут. Наши же и повяжут.
- А ты боишься, что повяжут? Боишься, что окажешься на зоне?
- Боюсь. Знаю, что оттуда не выйду. Не знаю, откуда – но знаю.
- А ты знаешь, что скоро тебе конец? Что ты спиваешься? Что тебя в конце концов выгонят из органов, и ты окажешься на улице - без работы, без денег, больной спившийся бомж. Бомж, да, потому что квартиру тебя заставят отдать – за тобой ведь никого не будет. Это сейчас ты офицер милиции, а будешь бывший офицер! То есть – никто! Подумай над этим.
- Подумаю – угрюмо ответил я, и протянул руку за дипломатом. Хватит болтовни, делом надо заниматься.
Написание объяснения отняло пятнадцать минут. Больше мы за жизнь не разговаривали. Я вообще был раздосадован, что так раскрылся перед совершенно чужим человеком. Кстати – сам не понял, почему это сделал. Будто нарыв проткнул. Забрызгал гноем сазоновскую лужайку. Отвратительно!
Мы попрощались – я сухо, Сазонов довольно тепло, задержав мою руку в своей на секунду больше, чем нужно и глядя мне в глаза. Рука его была горячей, сильной, как если бы сделана из железа. Могучий мужик. И ведь по внешности не скажешь, что он так силен!
После Сазонова я направился к дому «жертвы», где уже ошивались четыре согбенные фигуры, сутулость и неряшливый вид которых не оставлял разночтений на тему «нездоровый образ жизни». Один сидел на земле – в позе орла, как будто уселся погадить – как и полагается настоящему сидельцу, годами топтавшему зону. Все «бакланы» так делают. Это вот сидение на корточках для них важнее кепочки-жиганки, модной в определенных кругах. Как тебя будут уважать, ежели ты не умеешь наслаждаться сидением на корточках?
Вот ведь человеческий мусор! Хорошие люди мрут, как мухи – от болезней, в катастрофах, просто не выдерживает сердце. А эти твари живут и радуются жизни!
Помню, как выезжал на один адрес, когда дежурил по райотделу. В общем – сварщик, мой ровесник, или чуть старше. Жаловался, что сердце колет. Ну колет, и колет – делов-то? Все мы жалуемся, что где-то колет, в сердце, или в заднице. А этот… Ночью вышел на кухню покурить. Сел под форточку, облокотился на подоконник, откинулся на спинку стула…и умер. Так и остался сидеть – с сигаретой в руке. Мать под утро выходит на кухню – свет-то горит, может что случилось? Тронула сына за плечо…а он уже остыл.
Вот так бывает – нежданно, негаданно. А эти мразоты живут!
- Чего вытаращился? – внезапно вызверился я, глядя на то, как ухмыляется мне в лицо сидящий на корточках гавнюк – В отдел захотел?
- А за что, начальник? – не испугался тот – Я ничего не сделал. Сижу себе, курю, птичек наблюдаю. Я вообще-то сам жертва! Ты же по поводу этого отморозка пришел? Деда придурошного? Так мы тебе все расскажем – ничего не потаим! Ты только спроси!
- Спрошу. Со всех спрошу! – буркнул я, и нажал на звонок возле «кормушки». Через минуту «кормушка» открылась, и женский голос с легкой хрипотцой меня спросил:
– Ну чего надо? Давай быстрее! Суй сюда! Чего застыл-то?!
- Милиция, участковый! – как можно более грозно сказал я, стараясь заглянуть в кормушку, для чего мне пришлось согнуться едва ли не в пояс. Разглядеть собеседницу мне через кормушку не удалось, но она появилась передо мной сама, открыв калитку как раз в тот момент, когда я и наклонился для обозрения ейных статей. Так что получилось, будто я кланяюсь хозяйке дома в пояс, как самый ее верный холоп. И это не добавило мне хорошего настроения.
- По поводу драки вашего сына! – пояснил я, разогнувшись, и разглядывая в упор дородную статную бабу лет сорока пяти-пятидесяти, спокойно взирающую на меня с высоты своих метра восьмидесяти. Нет. Это даже странно – во мне сто восемьдесят пять сантиметров, а она смотрит на меня так, будто стоит на вышке для прыжков в воду! А я при этом копошусь где-то внизу, на самом дне, рядом с обмывками грязных задниц пловцов!
Кстати – брезгую ходить в общественные бассейны. Что там с гигиеной, кто плавает в бассейне и с какими болезнями – одному богу известно. Но только не врачам –дерматологам, справка от которых стоит сущие копейки. Нарисуют тебе кристальное здоровье, даже если ты весь покрыт чумными бубонами. Деньги решают все!
Опять же – там и дети купаются, а если им приспичит по-маленькому, что тогда будет? Ага, прям так и побежали они все в сортир! «Бассейн большой, не заметят!»
- Ну, пошли – пожала плечами дама, и я зашагал за ней, привычно ширкая штаниной о бок моего бронебойного дипломата. Все свое ношу с собой! – вот лозунг участкового. Никогда не знаешь, где окажешься, и какую бумагу может исполнить. Так что лучше таскать собой их все.
- Здесь будем разговаривать! – объявила женщина, и указала пальцем на скамью по навесом – В дом не поведу. У меня там не убрано!
Ага. Не успела убрать батареи бутылок с разлитым самогоном, и бочки с брагой. Прижать бы тебя сейчас за самогоноварение, изъять образец…вот только без понятых не прокатит! Вот такое у нас правосудие. Слову милиционера не верят! А словам простых граждан – да! Так что приходится изворачиваться. Я даже в дом без ее разрешения войти не могу – сразу жалобу в прокуратуру накатает. Они это умеют. И мне, самое главное – от этого не поздоровится.
- Ну, и чего? Когда этого козла закроете? – ласково поинтересовалась женщина, щуря на меня свои свинячьи глазки – Разве можно так с человеком обращаться? Измордовал парня – на нем живого места нет! И за что?! Да ни за что! Если вы его не привлечете – я вас запишу! В прокуратуру буду писать, начальству вашему. И в газету! Все опишу – как вы преступников покрываете, как не даете жить честным гражданам!
- Это вы-то честные граждане?! – не выдержал я – Как язык-то повернулся такое сказать?! Честные граждане, мать вашу! Что это бражкой оттуда тянет, а? Может, посмотрим?
- Не имеешь права! – зашипела бабища, и грудью встала в проходе между мной и входом в дом – Санкцию прокурора давай, тогда и обыскивай! А без санкции – запишу тебя! Мало не покажется! Взяли моду в дом вламываться! Это вам не тридцать седьмой год! Сталина давно нет, а вы все как при коммунистах живете!
Ах ты ж тварь! Да если бы мы жили при коммунистах…иногда я все-таки жалею, что сейчас не тридцать седьмой год. Тогда бы всю эту мразь быстро к ногтю прижали! Только бы щелкнули, как вши!
- Послушай меня внимательно – начал я слегка хриплым от сдерживаемого гнева голосом – Советую тебе прикусить язычок, и послушать меня внимательно. Твой сын и ты - всех тут уже достали! У меня материалов достаточно, чтобы отправить твоего сынка на нары за организацию банды, а тебя за организацию притона и самогоноварение! И если ты не сделаешь так, чтобы твой сынок заткнулся и не поднимал волну – я тебе устрою сладкую жизнь! Я буду копать под тебя, убивать твой бизнес, пока он совсем не умрет! Я устрою под твоими окнами пикет, буде ловить всех, кто сюда приходит. А еще, буду рассказывать на каждом углу, что ты со мной сотрудничаешь и даешь мне хорошую информацию по криминалу в районе. И каждый раз, когда отловлю очередного злодея на своей земле – буду говорить, что поймал его благодаря тебе, хорошей женщине, помогающей правопорядку! Как думаешь, что будет в оконцовке после того, как я тебя ославлю?
- Ты…ты…ты так не сделаешь! – задохнулась от ярости и возмущения женщина – Ты мент! Ты должен по закону! Ты не имеешь права! Я тебя запишу!
- Да что ты заладила – запишу, запишу! Слова-то какие вызнали, шпана поганая! Заткнись! Сядь, и слушай!
Женщина захлопнула пасть, облизала полные, крашеные красной помадой губы, и действительно уселась на скамью, отдуваясь, обмахиваясь валявшейся рядом газетой и с ненавистью глядя на меня так, будто представляла в прицеле автомата. Кстати – а с них станется, может и прикопан где-нибудь ствол. Эти куркули, барыги – запасливы!
- Я не трону тебя, и дело солью – если твой сын напишет отказное заявление, в котором укажет, что ничего не хочет и ни к кому не имеет претензий. И дружки его будут помалкивать и не трепать языком! И тогда работай, продавай свою отраву – я тебя не трону – если только не будет указаний сверху! Если не укажут на твой притон, как на сатанинскую точку, разлагающую нравственность окрестного населения. И если ты не будешь здесь толкать наркоту. Ведь ты не толкаешь наркоту, нет?
- Нет… - ответила бабища, и я ей легко поверил. Она ответила с таким сожалением, с такой тоской – что в это нельзя было не поверить. Видать не позволяют ей здесь толкать дурь.
Весь город поделен на делянки, с которых собирают урожай строго определенные наркодельцы, это всем и давно известно. И этим дельцам нафиг не нужна сторонняя точка где-то на задворках центрального района.
Вообще-то сбытом наркоты по жизни занимаются цыгане, у них все это давно отлажено – еще с перестроечных времен, а может и раньше. И цыгане в свою теплую компанию никакого такого новичка не допустят – гарантия! Прирежут, нахрен…а дом сожгут.
- Кстати, я еще и цыган на тебя напущу – скажу, что ты наркоту здесь у меня сбываешь. Мол, цыгане идиоты, как ловко ты их накалываешь! Как думаешь – поверят? Может, и поверят. А может и нет. Но жизнь тебе могут осложнить. В общем - у меня полно способов испортить тебе жизнь, а у тебя нет ни одного испортить ее мне. Написать прокурору? Да мне плевать! Хоть десять раз пиши! Но тогда ты тут точно работать не будешь. Поняла?
- Поняла… - бабища тяжело вздохнула, и плачущим голосом вдруг законючила – ну что вот вы привязались к одинокой женщине? Живу себе, никого не трогаю! А что люди ко мне ходят – так это меня уважают! За советом идут, за помощью!
- За советом, как лучше разлить по стаканам? Не блажи, не строй из себя дуру! Завтра с утра пойдешь к сыну и скажешь, чтобы он написал отказное. Когда я приду. И пообещай мне приструнить своего отморозка – чтобы не вязался к прохожим, и вел себя поскромнее. Другой раз его просто убьют!
- Убьют, когда-нибудь убьют… - горько вздохнула женщина, глядя куда-то в даль над моей головой – Молодежь ведь она сейчас какая – совсем без тормозов. Мать не слушают, законы не исполняют (Какие законы - подумал я - Воровские, что ли?). И доводит это их до греха. А матерям плакать!
Бабища и вправду заплакала – навзрыд, по настоящему, без актерских ухищрений. Или может она была гениальной актрисой – если умела так достоверно плакать. Что, впрочем, не имеет никакого значения для моего дела.
- Так что, мы договорились? – ничуть не купившись горькими слезами спросил я, поглядывая на дымок, идущий из трубы над пристройкой к дому. Варит, сучара! Первач небось сейчас из трубки капает, сивуха галимая!
- Договорились! – кивнула женщина, утирая глаза невесть откуда появившимся платочком – а можно я вас попрошу?
О! Уже на «вы»! Прогресс, однако. Впрочем и немудрено – эти твари подчиняются только силе. Покажешь, что ты сильнее – вот они и твои. Дашь слабину – они о тебя ноги начнут вытирать.
- Проси – равнодушно пожал плечами я.
- А нельзя ли договориться, что вы будете моей крышей? Ну там…прикрыть иногда, если ваш ментовский рейд, или там наедет кто из ваших, или наших…приехать, разрулить? Я платить много не могу, бизнес не очень-то идет, но что смогу – заплачу! Зарплаты-то у вас маленькие, жить трудно…а я помогу!
Щас заплачу! Мля какая-то там шинкарка меня, несчастного мента пожалела! Щас я весь на слезы изойду от умиления! В ноги ей паду!
- Деньги мне твои не нужны – задумчиво начал я, которому в голову пришла хорошая идея - а вот информация…мне информация нужна. Кто кого грабанул, кто вещички сдал, и какие. Ведь ты и вещи принимаешь в уплату, уверен. Только не ври, что это не так! Я не первый день на свете живу! Будешь мне стучать – а я тебя прикрывать…по мере возможности. Обещаю! Будешь спокойно работать.
- Договорились! – довольно кивнула женщина, и понизив голос, заговорщицки сообщила – Слышали, на днях ларек Армена подломали? Кассу выгребли, водки набрали? Так это Митяй Косой с дружками, сам мне хвастался. Мол – крутой весь из себя. Так что вот – я стараюсь! Чего еще услышу – сообщу.
Я дал женщине визитку со своим номером (у всех участковых были визитки – от РОВД. Эдакие серо-коричневые поганки с пустографкой, в которую надо было вписать свой номер телефона), и через десять минут уже шагал по переулку – сытый, довольный, как удав, проглотивший трех кроликов и одного адвоката. Если бы все дела решались так быстро и элегантно! Хорошо, что баба оказалась совсем не дура, вот только надо ли мне такую стукачку? Ведь и на самом деле придется ездить к ней и разруливать. Агент ведь, а правильный мент агентов на произвол судьбы не бросает!
Итак - дело, в общем-то, сделано. К уроду в больнице завтра схожу. Не надо торопиться.
Проходя мимо дома Сазонова не удержался и козырнул – нет, не так, как положено, а на манер американцев. Шутливо, само собой. И никакого преклонения перед гнилым западом!
Ох уж этот пресловутый «гнилой запад»… Слышу о его загнивании с тех пор, как мало-мальски вошел в разум и начал пытаться осмысливать политические лозунги. Советский человек всегда был политизирован донельзя, и всегда знал, что живем мы счастливо, сытно – лучше всех на свете. Запад – гнилой, Союз – великий, и совсем даже не колосс на глиняных ногах. И Западу, клевещущему на могущество нашей великой страны жить осталось всего ничего – до тех пор, пока рабочий класс не сбросит свои оковы, наложенные жадной буржуазией.
Увы – рабочий класс набрасывал на себя все больше оков, и тому обстоятельству искренне радовался, а вот Советский Союз и правда оказался колоссом на глиняных ногах, осыпавшись в кучу трухи, именуемую теперь Содружеством.
Досадно, больно, и горько. И теперь вдруг оказалось, что живет эта гнилушка-Запад лучше всех, и нам нужно ползать перед этой гнилушкой на коленях, дабы нас ласково потрепали по грязной, в репьях, холке - как жалкого бродячего пса.
Нет, я не вперивался в телевизор, ловя каждое слово наших политических лидеров, как это делает простой обыватель. Мне теперь было все равно. Неинтересно. Пусть расхлебывают без меня, мерзавцы. Угробить ТАКУЮ страну! За это надо просто сжигать на кострах! Чтобы не поганить их мерзкими телами родимую землю!
Я думал эту мысль, когда ехал домой, в расчете перехватить пару часов сна перед вечерним марафоном. Прием участковые ведут с 19.00, так время у меня еще есть. Я сыт, дело сделано – почему бы и не отдохнуть?
Промелькнула мысль вообще сегодня не ходить в опорный – сегодня не мой день обязательного приема граждан. Но я эту мыслишку отбросил как провокационную, заброшенную мне в голову маленьким бесенком по имени Лень. Ну не схожу я – а кто за меня исполнит мои бумаги? В ментовке будут терпеть твое пьянство (если не переходишь черту), твое раздолбайство вроде замуток с замужними бабами жителей участка, твои поборы с лавочников, но если ты не исполняешь бумаги – нахрена ты такой ментуре нужен? Даже если всего вышеперечисленного из «косяков» у тебя не имеется.
Участковый – это что-то вроде огромной коровы, пережевывающей силосную массу бумаг, и дающей молоко в виде отказных, объяснений, рапортов и протоколов. Если ты не можешь переработать этот «силос» – иди на бойню. Или на вольные травы. Бизон ты американский…
Открыл квартиру ключом, выуженным из глубокого кармана, и с облегчением ввалился внутрь, будто сунул руку в старую, грязную, разношенную, но такую удобную перчатку.
Единственное место в мире, где меня никто не тронет, где меня не побеспокоят, и где я царь и бог (иллюзия, конечно, но все-таки!). Даже телефона у меня нет! Так что ни одна сука не потревожит мой отдых мерзкой трелью этого дьявольского приспособления, созданного Сатаной только для того, чтобы отрывать от отдыха всяческих хороших людей. Вроде меня, любимого.
Сбросил ботинки, с наслаждением пошевелил пальцами ног. Едва не застонал от наслаждения, и от боли в натруженных ногах. Попробуй, походи целый день в такой обуви! Поубивал бы тех, кто придумал форменные ботинки!
Пошел к дивану, плюхнул на пол дипломат, бросился на несвежую простыню – как был, в одежде. Простыне это уже ничем не повредит. Скорее наоборот…
Закинул руки за голову, уставился в потолок. Условно белый потолок, с отметиной в том месте, куда попала пробка от шампанского – наш последний Новый Год с Машей и Настенькой. Наш последний год…
Разбередил душу Сазонов. И правда – а какого черта я боюсь? Ну что мне бояться? Цепляюсь за остатки своей прежней жизни? Мол, сяду я, и кому достанется эта квартира? В которой мы жили, любили друг друга, любились, растили дочку… Чужие люди будут спать на этом месте, чужие люди будут расхаживать по этому полу, по которому топали маленькие Настенькины ножки. Да? Да. Но когда я сдохну от пьянки, или от того, что вывалюсь по пьяному делу с пятого этажа – что, тут будут не чужие?
Только вот мои близкие останутся неотмщенными. Только долг не будет выплачен.
И что делать? Я ведь сейчас совершенно никудышный! Ну - совсем никудышный!
Что я могу? Ну, вот захочу я застрелить гада – из чего буду стрелять? Из табельного «макара»? Можно, да. Одного. А остальных? Он же не один был! Я их всех помню – всю «бригаду» уродов, которые радовались решению суда! А судья? Эта мразь виновата не меньше, чем тот, кто сидел за рулем! Он останется на месте? Будет так же выносить решения в пользу тех, кто заплатит ему больше денег? Будет. А я уже сгину. Меня уже не будет. Скорее всего пристрелят на месте – уж они-то церемониться не будут, это не наши менты, боящиеся даже пукнуть в сторону поганой бандитвы – а вдруг сочтут превышением служебных полномочий?! Вдруг отправят в народное хозяйство?!
Итак, Андрюха, давай-ка рассмотрим этот великий план со всех сторон. Как наказать негодяев, и как можно дольше при этом остаться на плаву? Чтобы не срубили влет, пока не закончил свое богоугодное деяние? Или не богоугодное, но – деяние.
Что мне нужно? Во-первых, знать, каким оружием будет нанесен удар подлецу. Первое, что приходит в голову, само собой – пистолет. Или винтовка. И то, и другое для меня как авторучка для хорошего писателя - владею гораздо выше среднего уровня. Давно не тренировался, да – но можно это исправить. В конце концов – есть же и стрелковые секции. Пойти, и попросить о тренировках. Придется заплатить, конечно, но…
Кстати, а каким пистолетом я владею лучше всего? «Марголин», без всякого сомнения. Малокалиберный пистолет калибра 5.6 мм, десять патронов, вес почти килограмм – 900 грамм, если быть точным. Надежная, давно проверенная машинка. Железный лист в миллиметр прошибает только так, на-раз! На двадцати пяти метрах пробивает доску сороковку – навылет! Так что если кто думает, что «Марголин» это что-то вроде пневматической пукалки – он жестоко ошибается.
И есть у него еще два замечательных свойства. Для киллера замечательных. Во-первых, звук выстрела из «марголина» не такой громкий, как из того же «макара». Можно сказать – почти что с глушителем. Если кто услышит, решит, что петарда сработала – их сейчас идиоты малолетние по всем дорогам разбрасывают Дорвались до китайской дребедени, только шум стоит! Я бы вообще запретил всякую такую дрянь. Фейерверки – от них только вред. Выбитые глаза, ожоги, спаленные дома и квартиры. Развлекаются, идиоты!
Второе – пулю из «марголина» почти невозможно идентифицировать. Главное подобрать гильзу. Почему нельзя идентифицировать? Мягкая свинцовая пуля, попадая в объект, сильно деформируется. Вот и все.
Кстати, если на «марголин» еще сделать простой глушитель (а это совсем не сложно), выстрел вообще почти не слышно. Вот только говорят, что уменьшается пробивная способность и кучность…впрочем – это же не спортивная стрельба. Подошел, выстрелил в башку с расстояния метра три, и в бега.
Мда…вот тут и возникают проблемы. Какие? А вот такие: как подойти на эти самые три метра? То есть я такой весь из себя мститель строевым шагом подхожу к объекту, спокойно достаю ствол, стреляю в голову и так же спокойно ухожу? Я еще не спятил, чтобы думать, что так будет. Кстати, один раз может и прокатить. А потом - все остальные объекты не подпустят меня и на пять шагов.
А если из снайперской винтовки? Зачем мне пистолет? Почему я зациклился именно на пистолете? Потому, что я хорошо стреляю именно из пистолета, именно из «марголина», а со снайперской винтовкой, увы, никогда не работал. С боевой винтовкой, типа СВД. И как я уже говорил – пулю из «марголина» идентифицировать нельзя. А боевую пулю – можно. Я же не такой богач, чтобы тут же выбрасывать дорогое оружие. Не выбросишь – вот ты и «спалился». Я же мент, знаю!
Стоп! А если использовать малокалиберную винтовку? Пусть она на дальнее расстояние и не стреляет – на ста пятидесяти метров пули по нормативу (с оптикой, конечно) укладываются в круг семь-восемь сантиметров. На сто метров – в пределах пяти сантиметров. А мне это и надо. Только вот спортивная мелкашка однозарядна. Мне такая неудобна. Нужен малокалиберный карабин, ТОЗ-78. Карабин продается в магазине, а мне, который в дружеских одношениях с Семенычем, отвечающим за разрешительную систему, получить разрешение на приобретение не составит особого труда. Литр коньяка, и все. Нет, конечно – бумажки все равно придется собрать, тут спора нет! Например – от местного участкового, который посмотрел, что у меня есть шкаф для хранения оружия. Но что, участковый откажет участковому в такой малости? Вдруг еще самому придется ко мне обратиться, чем черт не шутит. Ворон ворону…
Глушитель на винтовку придется сделать. Вернее – на карабин. Охотничий карабин. С этим проблем не будет. Сейчас токарей пруд пруди, сидят без зарплаты. Много не возьмут. А глушитель - очень, очень нужная вещь! Во-первых, не видно пламени, а значит, не определишь, где я сижу – особенно в темноте.
В-вторых, и главное – если не слышно звука, то так же не узнаешь, откуда стреляли. Прилетела пуля, и ага!
Карабин короткий, легкий, спрятать его довольно простой – если ты на машине. Так что проблем не возникнет.
Вообще-то проблема теперь у меня только одна – деньги. Деньги! На что я куплю карабин? На что куплю машину? Патроны? Сделаю глушитель? Где взять деньги?
А если продать квартиру? Вот и деньги будут. Только вот жалко. Совсем буду бомж. Жить-то тогда – где? Снимать? У меня и постоянной прописки тогда не будет, и как работать в милиции? Нет, это чушь. Квартиру трогать нельзя. Что, я не смогу заработать денег на своей земле? Все зарабатывают, а я не смогу? Хмм…может, и не смогу. Я ведь вообще-то не умею. Денег зарабатывать не умею. Речь, конечно, не о зарплате, речь о настоящих деньгах! Каждый опер обязательно крышует какие-то организации – если только их не крышуют бандиты. Хотя, кстати, одно другому частенько и не мешает. Бандиты крышуют от бандитов, менты от ментов. У нас город «красный», тут менты рулят, но и бандитских крыш пруд пруди!
Отстал я от жизни. Во всех смыслах отстал! Я где-то там, позади, в Советском Союзе, там, где не «ставили крыши», и где мне жилось счастливо и хорошо.
Я усмехнулся – странное сейчас ощущение, будто я плыл под водой, и внезапно выставил голову наружу. И чудо! Все предметы, которые казались мне искаженными и мутными приобрели форму и цвет!
Вот только что делать с новым знанием – я не знаю…или знаю?
Ладно, надо думать – на чем заработать. Кстати – та же шинкарка, она ведь предлагала мне денег! Интересно – сколько? А сколько еще по нашей зоне таких шинков? Шинкарка может дать информацию. И даст. Куда денется? Даст! Прикрыть ее – раз плюнуть. Подослать мужичков с мечеными деньгами, купить товар, выломать двери, войти – составить протокол, вынести незаконные перегонные аппараты, брагу – все, что найдется. И будет уголовное дело! И бизнес прихлопнется! Так что рисковать ей ни к чему.
Противно? Да, противно. Но это только ради дела! Ради правильной, хорошей цели! А где еще взять деньги? Ну не банк же грабить?!
Хорошая идея, кстати. Только бесполезная. Нет, я не испытываю никакого почтения к этим грабителям, но... Нет, не грабителям банков – к банкам-грабителям. Соберут денег, и…хлоп! Разбегаются! С деньгами клиентов! А если дадут кредит, то под такие грабительские проценты – что кроме мата нет других слов. Ну да – инфляция, бла-бла-бла… Грабители чертовы! Однако ограбление барнка требует слишком больших усилий, и оно слишком опасно. Вульгарно застрелят, да и все. И кончится мой путь самурая не начавшись.
В общем – буду думать, как заработать.
Хмм...и вот еще что – а если откажет оружие? Если придется драться в рукопашной? Увы, тут мои шансы невелики. Те же бандиты – в основном спортсмены, боксеры, борцы, парни крепкие, сильные, попробуй-ка их одолеть! Ну да, я тоже не хиляк. Но против человека, привыкшего к реальной уличной драке, человека, который получил своего мастера, или КМС в единоборствах – ни малейшего шанса. Это все равно как выйти на дуэль с мастером спорта по стрельбе. Со мной.
Хотя…вот тут как раз шанс-то есть, пуля – она дура. А против мастера спорта по самбо, или чемпиона города по боксу – это как дитя против взрослого. Помню, как я ввязался в спарринг с КМС по дзюдо. Он меня валял так нехотя, так скучно и без огонька, что я понял – приложи парень чуть-чуть побольше усилий, и размажет по ковру как соплю. И как с таким сладить? Да, я занимался карате, и рукопашным боем. Ну и что? Против простого неподготовленного человека, и даже двух – кое-что могу. Против профессионала – нет.
Спортивное карате оно вообще что-то вроде балета. Удар обозначается, не более того. Вот когда боксом занимался – там было, да. Настоящий боксер уложит спортивного каратеку на-раз. Уверен в этом. Уложит, потому что привык отдавать удары, и получать в ответ. А каратека – нет. Я не беру какого-нибудь мастера карате, черный пояс, или мастера контактного карате. Обычный чел, отходивший в секцию пару лет и не особенно утруждавшийся в деле достижения совершенства. Равный по уровню боксер уложит его безо всякого сомнения.
И кроме всего прочего – я просто пропил свое здоровье, свою силу и ловкость. Никаких занятий, водка, дурное питание – я тощий уже, как скелет. Куда мышцы делись – хрен их знает. Жилы одни остались. Жилы, да кости. Пальцы трясутся…я и попасть-то издалека наверное теперь не смогу! В упор надо подходить.
Хмм… размечтался. Будто «марголин» у меня уже за поясом торчит. Где мне взять пистолет-то? Даже с деньгами – где его купишь? Они все на учете! С карабином попроще…хотя и тут геморроя хватает.
Незаметно я задремал, и очнулся только через два часа. Как ни странно, мне ничего не снилось, хотя я и не заглушил себя водкой. Будто мои мысли про месть, про мои планы воздать по заслугам подлецам послужили почище медицинского спирта. Выжгли из головы кошмар, который преследовал меня весь последний год. Впрочем – это пока получилось только раз, и то – днем. Ночью все начнется заново. Наверное.
Бросил взгляд на часы, быстро поднялся с дивана, натянул ботинки, взял в руки свой пластиковый «гроб на колесиках», и снова отправился на работу. Попробую сегодня пару материалов исполнить. Вначале психичку вызову, потом схожу по адресу – розыскное из Иркутска исполню. Нужно установить, проживает ли по такому-то адресу, такой-то человек. Обычное дело. Опрошу тех, кто там живет, и все.
Снова автобус, снова дорога. Я стараюсь платить за проезд – пусть подавятся. Не обеднею. А каждый раз выслушивать эту вонь про «мусоров-халявщиков» - никаких нервов не хватит.
У входа в пикет стояли трое пэпээсников. Я с ними со всеми поздоровался за руку. Если бы это был фильм о ментах – сейчас бы пэпээсники должны были отдать честь старшему по званию, назвав меня «товарищем лейтенантом». Ну как же – сержант, рядовой, старшина, а я аж лейтенент! Смешно. Хорошо, если нахер не пошлют, если я потребую от них такого смешного действа. Это не армия, это ментура. А тут правила свои.
Старший, который прапорщик – нерусский, кавказец. Ибрагим. Нацию не знаю, да и какая разница – какой он нации? Интересно, как его вообще приняли на службу? Он едва, с трудом разговаривает по-русски! Времена такие настали, планка поступления в милицию снизилась ниже плинтуса. Когда я устраивался в милицию, опрашивали наших соседей – не буйный ли я, не хулиган ли, что они обо мне думают. На самом деле было – участковый ходил, и опрашивал! А сейчас? Отписки сплошные. Черкнул бумажку, и ладно.
Нет, я сам-то честно опрашиваю…пару соседей, когда и мне пришел такой запрос. А другие ничего не делают. Бумажку подмахнут, и все. А то еще и за деньги – слыхивал я и про такое. Деньги, деньги! Где вас добыть, проклятые деньги?!
На стульях, стоявших вдоль стены пикета сидели с десяток студентов юридического. В ДНД пришли. Обязаловка такая! Хошь, не хошь – а сходить должен. За центральным столом в главной комнате сидел старший участковый Гаранкин, и важно поглядывая по сторонам составлял протокол. Его нос, слегка сдвинутый набок, едва заметно шевелил кончиком, и выглядело это немного смешно, несмотря на важный вид Гаранкина. Он вообще любит изображать из себя важного начальника, старший участковый – есть такой у него пунктик.
Я сходу прошел в кабинет, где стояли четыре наших стола, здороваться с Гаранкиным не стал – виделись утром, на планерке. Да и отрывать от дела не хотелось.
Уселся за стол, положил на него дипломат, открыл, и начал ковыряться в бумагах, прикидывая, что нужно сделать в первую очередь. Выбрал четыре материала, положил на стол. Достал отпечатанные типографским способом бланки повесток, быстро написал на них адреса, фамилии, и выйдя в главную комнату поманил к себе только что вошедшего старшего группы, Ваську Метелина, парня моего возраста, который уже успел повоевать и каким-то образом пробился на учебу в юридический. Вроде как по лимиту для героических военных – есть у нас такие лимиты в ВУЗах, как я некогда узнал.
Вот только воспользоваться своим правом могут совсем не все те, кто получил от государства отличия за храбрость и другие ничего не стоящие в реальной жизни разного рода награды. Почему я так непатриотично говорю? Потому что знаю, как это делается – навесили железку, и забыли о ветеране – мол, все что могли – сделали. А там уже кормись сам. И что он будет делать? Чем кормиться? Если только что и умеет – воевать, да драться. Ну и прямая дорога в бандиты. Если только вовремя не перехватит ментура и не вольет в свои стройные ряды воинов света. Ни реабилитации, ни помощи на гражданке – человек кровь проливал за Родину, а его пинком под зад, и все! В народное хозяйство!
Армию сократили – в угоду западным кураторам, вот тебе и результат. В стране бродят толпы неприкаянных людей, умеющих только убивать и…убивать. Вредительство чистой воды! Всего за год армия уменьшилась в размере на 400 тысяч человек! И куда они пошли? Понятное дело – куда.
Васька переговорил со своей гвардией, и они сорвались с места – если можно назвать «срывом» медленное, с недовольными гримасами и кряхтением выдвижение в коридор. Да, контингент уже не тот…студент совсем другой пошел. Денежный! За деньги поступают в институт, во всех отношениях – за деньги.
И я вернулся к своему столу. Кстати, в кабинете когда я пришел сидел капитан Городницкий – личность в чем-то даже интересная. Старый служака, себе на уме, он должен был быть старшим участковым в этом опорном. Но поставили Гаранкина. По слухам - он вась-вась с начальником отделения участковых. Впрочем – это было видно и так, без слухов, по тому, как они время от времени решают некие проблемы, запершись в кабинете начальника отделения.
Этот самый начальник – нерусский. Кавказец. Но в отличие от постового, едва спустившегося с гор – человек образованный, подчеркнуто аккуратный, воспитанный, даже матом никогда не ругается. Хадриев Хадри Ибрагимович. В принципе – вполне неплохой мужик, лишнего не требующий, никогда не повышающий голоса до крика и не высказывающий тупых начальнических мыслей. Только то, что требуется для службы, не более того.
Единственно, что можно было бы поставить ему в минус – в отделе стало гораздо больше кавказцев. Его ли это «вина», или просто так сложилось – не знаю Но я давно уже замечал – стоит одному кавказцу выбиться в начальники, тут же в этой организации «заводятся» еще несколько его земляков. Закон природы такой, что поделаешь.
Впрочем, и это я могу понять. Клановая система, попробуй откажи землякам! Ведь у него вся родня там! Не поможешь – от родни отвернуться все соседи. А для кавказцев с их клановой системой это смерти подобно.
Хадриев вроде как дагестанец, и тем удивительнее, что он вовсе не горячий до безумия человек – какими бывают многие представители этого народа, если не большинство. Это ему в плюс.
А в остальном он никакой. В смысле – ни плохой, ни хороший. Он от меня страшно далек, и только когда я накосячу – или пытается меня вытащить (дабы самому потом не попасть под раздачу), или пишет сопроводиловку на заклание – если другого выхода нет. Не друг он мне. Но и не враг. Впрчоем, как я уже говорил – друзей в ментовке быть не может. Максимум – приятели.
Городницкий писал что-то свое, я свое, и так в молчании прошло около часа, пока в кабинет не постучались, и не вошел первый персонаж сегодняшнего действа.
Это была женщина лет тридцати с небольшим, довольно-таки симпатичная, хорошо, со вкусом одетая, только без единого следа косметики, что для молодой женщины, выходящей в люди это было совершенно нетипично.
Прикинул – если ее «раскрасить», она станет совсем уже красоткой, такой, что на нее может соблазниться и лейтенант милиции, давно уже не допускавший дам до своего комиссарского тела.
Ругнулся – что это сегодня со мной?! Раньше бы и мысли такой не возникло! При живой Маше не было – потому что кроме Маши мне никого не нужно. А когда ее не стало – кроме бутылки стало ничего не нужно. А тут вдруг - вот, откуда не возьмись, появился…хмм…эрекция, в общем, появилась! Почти. И на кого?! На сумасшедшую бабу!
Да, это была именно она – плод преступного эксперимента безумных ученых, взращенных в лабораториях КГБ! А где же еще? Конечно, там! То биогенератор сделают, которым прижаривают настоящих коммунистов (вариант – либералов), то кровь перельют этой вот дамочке от ее же сестры! Чудесники, одно слово!
- Мне нужен участковый Каргин! – мелодичным голосом заявил невольный объект моего сексуального возбуждения, и я вдруг с досадой подумал о том, как нехорошо делает бог. Вот зачем он лишил разума такую красотку? Что, не мог найти кого-то пострашнее? Алкаша какого-нибудь?
Хмм…насчет алкаша – это я поторопился. Боже, не слушай меня! И дай мне холодную голову, горячее сердце и не трясущиеся руки, когда я начну фигачить этих подлецов!
Ох, ты ж…а я ведь все решил! Окончательно решил! Это на какие-то там мечты и влажные страдания! Я принял решение!
- Я Каргин – бесцветным голосом объявил я, и показав рукой на стул напротив себя, предложил – Присядьте, пожалуйста.
- Я постою! – напряженно-звенящим голосом объявила дама – Зачем меня вызвали? Ваши люди ничего мне не пояснили! Ответьте, зачем вызвали, и я пойду домой!
Ну вот что тебе ответить? Что сейчас я вызову скорую психиатрическую, и тебя отправят в больницу, где продержат не меньше месяца? Что твоя родня написала на тебя заявление, потому что ты их не пускаешь домой? Что мне нужно задержать тебя как можно дольше, чтобы эта проклятая скорая наконец-то добралась до нас после вызова? А я знаю, как они добираются! Эти твари пока чай попьют, пока партию в дурака доиграют, пока встанут, заведут свою раздолбанную якобымашину уазик – часа два пройдет, не меньше. Это же не настоящая скорая, это больничная машина, никуда и ни зачем не торопящаяся. Так что не спеши, дорогая, посиди и потерпи, пока мы тебя обманом не отправим в кромешный ад, то есть – в областную психиатрическую больницу.
- Посидите. Я сейчас звонок сделаю, и мы поговорим по вашему заявлению. Мы должны вас обязательно опросить! Вы же отправляли заявление прокурору?
- Да, отправляла! – утвердительно кивнула женщина, неестественно блесятщие глаза которой будто светились изнутри, тем огнем, который сжигает всех сумасшедших и одержимых бесами. Что впрочем, наверное, суть одно и то же.
- Ну вот видите – для вас и работаем! – как можно более лучезарно улыбнулся я, довольный хотя бы тем, что выманил несчастную из ее забаррикадированной квартиры. Вот что делать, если бы она не пришла? Заява от родни-то есть! Брать постановление прокурора, вести слесаря, резать дверь – или отжимать. Вязать несчастную, рискуя получить нож в нежное мое подбрюшье. А оно мне надо? А вот так – чисто, элегантно, быстро!
- Семен Викторович, начни опрашивать, пожалуйста, чтобы нам время с дамой не терять! – и кладу ему на стол заявление дамочки с красной резолюцией прокурора: «Проверить не состоит ли на учете у психиатра и принять меры». А чего тут проверять? Все стоящие на учете потенциально опасные кадры у меня выписаны в тетрадку. Их же посещать надо регулярно. По графику. Ну и…вот, она – Лебедева Мария Ивановна. Мария…Маша…ох ты ж…
Я вышел в приемную, набрал ноль-три, обрисовал, как мог, ситуацию невозмутимой дежурной, видавшей виды, и пошел дожидаться приезда дюжих санитаров дурдома.
Кстати – вот же где мерзкие рожи! С ними могут сравняться только цирики на зоне, или в СИЗО! Или самые отмороженные бандиты. За одну рожу сразу можно сажать, ей-ей!
Впрочем, у меня, когда я с похмелья, физиономия тоже…не Ален Делон, чего уж себе-то шибко врать. Просто они мне не нравятся. Слыхивал я, как санитары обходятся с больными – почище, чем цирики с заключенными. Чуть что – текстолитовой дубинкой в лоб. А сдохнет – сактируют, мол, помер от сердечной недостаточности. А то что ушибы по телу и башка проломлена – так на то он и сумасшедший, катился по лестнице и ступени считал – головой. И доказать обратное невозможно – во врачебной среде круговая порука, тем более – у психиатров, которые всегда работают на грани закона.
Любого можно объявить сумасшедшим – лю-бо-го! Или довести до сумасшествия – если захотят . Вспомнить только «Полет над гнездом кукушки». Только там, в ИХ больничке, условия просто царские. У нас – гораздо, гораздо хуже!
Мой приятель технарский, Федька Зыкин, некогда косил от армии, вытягивая на статью «Головные боли». Всех таких «головняков» на время проверки отправляют в стационар, в областную больницу, в палату, где содержат всех тех, кто либо решил откосить от армии, либо на самом деле придурок, или совершил во время службы какое-нибудь преступление, и отцы командиры решили отмазать себя от неминуемой расправы. И его – само собой. Что с дурака взять – он же дурак! А значит, у его командиров не начинается звездопад. С погонов. И не отправятся они в народное хозяйство по дискредитирующим их мотивам, после чего не смогут устроиться и самым завалященьким дежурным в вытрезвитель.
Так вот, общались мы тогда с Федькой, порассказал он мне, что в больнице происходит. Жуткое это место. В палате – человек пятьдесят, не меньше. Кроватей не хватает, часть спят прямо на полу. Матрацы старые, часть из них пропитаны уже высохшей мочой и воняют, как три бомжа. У некоторых отправленных в больничку реальный энурез, и они, естественно, мочатся под себя. Вечером драка за матрасы, в которой побеждают сильнейшие. Слабые спят на проссанных матрасах, на полу, а на следующий день они же, как всегда и бывает в уголовном «коллективе», исполняют всю грязную работу – моют полы, которые должны мыть по очереди, подметают, носят еду, в общем – всячески шестерят сильным палаты сей.
Свет не гаснет ни днем, ни ночью, дверь туалета с дырой – от середины двери, и до пола, чтобы было видно, что в туалете творят. Санитары время от времени смотрят в глазок. Да, дверь стальная, отпирается только снаружи. Кормушка, на окнах решетки – настоящая тюремная камера.
Впрочем, и немудрено, что как камера – некоторые из этих обследуемых реально опасны. Что хуже преступника? Только сумасшедший преступник. И в эту вот палату попадают обычные призывники, «косилы», и взаправдашние полудурки. Попадают в ад. После которого можно только мечтать отправиться в армию! Может для того все и устроено адски? Впрочем, скорее всего, это не так. Просто идиотизм и раздолбайство.
В больнице и женское отделение есть. Так со слов Федьки – у женщин еще покруче бывает. В их отделение врачи поодиночке боятся входить. Врачи-мужчины. Того и гляди изнасилуют. Там содержатся много нимфоманок – родные обычно их сдают в больничку, когда девица пускается во все тяжкие, превращаясь в бесплатную давалку каждому встречному-поперечному. Болезнь, мол, что поделаешь. Вот и сплавляют ее на лечение – хоть немного отдохнуть от творящегося с ее подачи беспредела. И оправдаться перед родней и соседями – не бл..ь, а больная, есть же разница!
Кстати, у меня на участке одна такая есть – страшная девица, а в глазах сумасшедший огонь. Только дай мужика! Глазки мне строила - я аж мурашками покрылся. От такой чего угодно можно ожидать! Того и гляди в пах вопьется, да на диван завалит! Бррр…
Да, про Федьку – отсидел он там свой «срок», получил вожделенную статью, но…в армию все равно загремел. В стройбат. На Алтай. В роту, где на восемьдесят процентов были одни даги. Вот там он и хлебнул горюшка по-полной. Когда после армии мы с ним встретились, он мне немного рассказал – завшивел, ногу ему сломали. А когда попытался отбиватсья – закрыли на губу, где регулярно и сидел. Как выжил – самому не ясно. Вот и не верь после этого в карму. Хотел ускользнуть, а Провидение – бах! И наказало.
А в конце концов Федька по-жизни спятил. По-настоящему. Паранойя развилась. Ему стало казаться, что его выслеживают, что вокруг дома ездит белая машина и там сидят убийцы.
А еще – они транслируют ему в мозг музыку, лай собак, голоса – чтобы он совсем уже спятил.
Что потом с Федькой было – я не знаю. Не видел его уже лет десять. Разнесло нас с ним в разные стороны. Да и слава богу. Опасаюсь я сумасшедших – мало ли что у них творится в больном мозгу? Повернешься спиной – а он тебе в спину ножичек-то и всадит, решит, что ты пришел его убить.
Скорую-психиатрическую ждали три часа. Два часа мы попеременно с Городницким удерживали женщину, пытавшуюся покинуть опорный, якобы записывая за ней все ее измышления, засыпая всевозможными вопросами, какие только пришли в голову. На самом деле мы или писали свои бумаги, или, как Городницкий, рисовали на листочке фигурки людей и всевозможные геометрические фигуры.
На третьем часу выдохлись оба, не осталось никаких вопросов, не осталось ничего, кроме желания, что эта психическая исчезла из нашего кабинета, унесясь на белоснежной машинке с красным крестом. Но машинка не ехала, и не ехала, и когда дама порывисто встала и сообщила, что отправляется домой – «хватит ее тут мариновать!» – Городницкий тяжело поднялся, и жестким, неприятным голосом приказал:
- Сидеть! Никаких домой! Сидеть, и ждать!
Ну…дальше все пошло очень плохо. Визг, дикие вопли, растопыренные в стороны руки с наточенными ярко-красными когтями – ну сущий оборотень, да и только! Только что на стуле сидела интеллигентная, со вкусом одетая женщина, и вот вместо нее уже монстр, готовый растерзать, искусать, заплевать – в общем, сделать все, что может сделать человек в ее положении, неожиданно и вероломно лишенный свободы воли. Пришлось, увы, вязать.
Честно сказать – мне ее было жалко. Но себя – жальчее. Стоит больную отпустить – она тут же забаррикадируется у себя в квартире за железными дверями, и тогда начнется долгая и трудная эпопея по извлечению жемчужины из раковины-жемчужницы, находящейся на глубине двадцати метров. Нет уж, немного потерпеть – и мы от дамы избавимся.
Да, пришлось ждать еще час. Санитары, что приехали, были здоровенными похмельными мужиками в не очень чистых халатах. Они без всяких церемоний подхватили испуганную, тут же притихшую даму и унесли ее в медицинскую машину, такую же грязную, ржавую и неприятную, как и они сами. Жалко было даму, да, но…мы все облегченно вздохнули. Место сумасшедшего – в психиатрической лечебнице, и только так. Нечего им портить настроение нормальным людям.
Впрочем – а кто нормальный-то? Я, что ли? Может потому мне и было ее жалко, что я сам сумасшедший, который борется со своим сумасшествием заливая больной мозг раствором этилового спирта! И я живо представил – что когда-то и меня так двое дюжих санитаров, воняющих потом и перегаром поволокут в ржавый уазик, чтобы там, без свидетелей, сделать со мной все, что придет в их извращенные больные головы. Бррр…
Ну да, я конечно преувеличиваю, но…суть от этого не меняется.
Кстати сказать – вдруг подумалось – а я ведь сегодня перед вечерним дежурство и не выпил! Ни грамма не выпил! Хотя водка дома и была. Лежал, думал, строил свои зловещие планы – и не выпил!
Хватит, наверное. Совсем – хватит! Надо за себя браться. Раз уж решил делать то, что я решил. Спорт, тренировки в единоборствах (надо будет снова пойти к Герову), пойти в стрелковую секцию – ей же в городском парке стрелковый клуб, ну вот – туда. Хмм…а если попросить Сазонова научить меня спецприемам? НАСТОЯЩИМ спецприемам, а не той лабуде, что учат в спортивных секциях? Ну а что – за спрос меня не побьют, Сазонов мужик хороший, по всему видно.
Завтра, после обеда, к нему и схожу. Только вот разберусь с тем уродом, из-за которого все и началось, с сынком шинкарки - и зайду. И почему я сразу об этом не подумал?
Домой добирался довольно долго. Автобусы вечером ходят плохо. Раньше я удивлялся – почему так, а потом узнал – специально не выходят на линию. С год назад в отдел один автобусник подал заявление о том, что ему угрожают таксисты, требуют, чтобы он не работал дольше, чем до восьми часов вечера. Мол, стекла побьем, колеса порежем. Он и кинул заяву. Наивный. Когда я подъехал к стоянке, его автобус покоился на дисках. Пробили все колеса. Все 8 (восемь!). И никто ничего не видел, никто ничего не знает. Полный беспредел! Мужик заявление забрал…
Так что - или такси, или дожидайся редких дежурных автобусов. Денег у меня нет, так что только автобусы.
В общем, когда я открывал свою ободранную дверь, было уже за полночь. Темно, тихо, город спит, и только редкие окна в пятиэтажке напротив все еще горят, как маяки запоздавшим мужикам. Манят на свет, мол, ждем тебя, скорее, и чай уже в кружку налит! Где ты?! Скорее приходи!
Меня некому ждать. Даже кота нет. Только тараканы. И те в последнее время начали исчезать – говорят, что на полигоне в области уничтожают химическое оружие, так экология настолько мерзкая, что даже тараканы от нас убежали.
Привычно прошел к холодильнику, достал початую бутылку водки – стресс нужно снимать. Набегаешь за день – нервы аж звенят, пальцы трясутся, желудок стягивает желание ощутить эту горячую струю, растапливающую, уносящую все, что намерзло на душу за этот обычный, ничем не примечательный день. День – как всегда.
Подошел к кухонному столу, привычным движением скрутил крышку с бутылки, подул в граненый стакан, выдувая из него невидимые пылинки и тараканье дерьмо, и…замер. Замер!
Я не хочу пить. Я не хочу пить! Хватит! Я хочу совсем другого! Крови! Напиться горячей крови врага – что может быть лучше?!
Я даже ощутил эту кровь – горячую, пахнущую железом, соленую. И картинка – я рву зубами глотку того, кто лишил меня всего на свете – всей моей жизни!
Подошел к раковине под кухонным краном, и медленно, без эмоций опрокинул бутылку вверх дном. Бульк…бульк..бульк… Последняя капелька повисла на краю горлышка, повисела секунду, и отправилась туда, куда и вся остальная компания. Туда, где и было место этой проклятой жидкости – в дерьмо!
А потом отправился к холодильнику, выволок оттуда все пять бутылок, и одну за другой опустошил туда же – без сожаления, без каких-то побочных мыслей – как механизм, робот, которому дали приказ уничтожить ядовитые продукты.
Все, теперь водки у меня в доме не будет. Никогда! Ни за что! И пива. И вина. И…всего, что одурманивает, всего, что убивает мой мозг и мешает мне исполнить задуманное!
Трезвым внимательным взглядом осмотрел кухню – стол, весь в крошках, мусорное ведро, из которого вываливаются бумаги и банки, пол, стоять на котором босиком просто неприятно из-за тех же крошек и пыли. Все замусоленное, нечистое, как у человека, который наплевал на все и на вся. Как у меня.
Ну что же, новая жизнь? Путь самурая. Путь к смерти. Ведь самурай всю свою жизнь готовится к смерти. Кодекс Бусидо. Как там сказано? «Самурай должен следовать справедливости и отстаивать ее даже ценой своей жизни» Ценой жизни!
Я – самурай! И я буду отстаивать справедливость!
Эта мысль меня просто окрылила. И первое, что я избрал орудием своего возмездия – это ведро с тряпкой.
На спальню ушло двадцать минут. На гостиную – еще столько же. Воду пришлось менять шесть раз. Крошки со столов, старые газеты, пробки, огрызки – все в мусор! Все в пакет! Завтра вынесу.
Из шкафа достал последнюю чистую простыню, пододеяльник – перестелил постель. Грязное белье из корзины, и то, что только что снял с кровати – засунул в стиральную машину. У меня полуавтоматическая, «Вятка», давно с Машей купили. Я ее почти и не использовал. Потрудиться ей придется – ой-ей, накопил я столько, что стирать, не перестирать!
Ужинать не стал – время уже подкрадывается к «Часу быка». На улице темень, потухли и последние окошки в пятиэтажке напротив. Одно только горит – видать, не дождалась…или не дождался.
Тщательно вымылся, сменил трусы, майку. Когда переодевался, посмотрел на себя в большое зеркало на стене. Ну что сказать…я ожидал худшего. Ну да – худой. Но так-то довольно-таки жилистый, крепкий, силу пропить не успел. Дыхалки нет? Это тоже все наживное. Пойду на тренировки, быстро форму наберу. В конце концов – мне всего тридцать лет!
Качаться с железом не буду. Мой тренер по карате говорил – от этого теряется скорость. А для меня скорость это самое главное. Я не собираюсь пугать противника раздутыми мышцами тяжелоатлета. Мне быстренько завалить его – и слава богу, в бега!
Кстати, насчет завалить…давно хотел изучить ножевой бой. Но только то, что преподавали в спортивных секциях – полная ерунда. Нужен настоящий специалист. Такой, как Сазонов. Почему я решил, что он специалист? Да по всему видно! Спецура, без сомнения! Встречал я таких.
Только что он делает тут, у нас? В этом захолустье? Почему не сидит в Москве, или на крайний случай – в Питере?
И вот еще что странно – я не заметил присутствия его супруги. Не было никакой супруги, совсем! Почему? Одни загадки. Ощущение, что я случайно куда-то провалился, или скорее – ввалился. В чужой дом, в чужую жизнь. Которая скоро станет и моей жизнью...
Как ни странно – кошмар этой ночью ко мне не пришел. Впервые за много, много недель и месяцев. Мне вообще ничего не снилось. Совсем. И впервые за многие месяцы проснулся я свежим и отдохнувшим, хотя и проспал всего-навсего пять часов. Быстро пожарил себе яичницу на остатках завалившегося в угол морозилки кусочка сала, поел – без хлеба. Увы, ни куска не нашел, одни крошки. Все, теперь новая жизнь. Теперь – путь самурая!
Скоро я уже шагал к остановке, наслаждаясь солнечным летним утром, ветерком и собственным здоровьем. Голова не болела, во рту не нагажено – хорошо быть здоровым и не с похмелья! Ни капли спиртного! Навсегда! Ни капли!
Я даже на планерку успел раньше всех. И это притом, что до начала планерки успел еще и расстаться с несколькими материалами, запулив их заместителю начальника отделения участковых.
И только это я уселся на мягкое кресло в конференцзале, расслабился и приготовился получить втык за что-нибудь пока самому мне не ясное, из коридора донесся голос майора Хадриева:
- Каргин! Иди сюда! Скорее!
Я подхватил свой «чемодан» - никогда не оставляю его без присмотра, мало ли что с ним может случиться, а там ведь бумаги под «грифом» - и через несколько секунд уже стоял перед представительной группой из четырех человек – сам майор, и три молодые женщины приятной наружности.
Одна – Таня Краюхина, из детской комнаты, и две мне не известные, обе хорошо за тридцать, аккуратно одетые,
User is offline Profile Card PM 
 Go to the top of the page
  + Quote Post

Mart
post Oct 30 2017, 13:58
Создана #3


Профи
******

Группа: Validating
Сообщений: 19,775
Зарегистрирован: 23-June 09
Из: Деревня Гадюкино.
Пользователь №: 10,657
Почётный модераторПерсональная

Металлоискатель: XP Deus
Пол: мужской

Репутация: 1381 кг
-----XXXXX


Одна – Таня Краюхина, из детской комнаты, и две мне не известные, обе хорошо за тридцать, аккуратно одетые, чуть полноватые дамы. По виду - обыкновенные чиновницы.
Почему так решил? Почему чиновницы? Да вот есть уже чутье на этого «зверя». Они как-то по-особому одеваются, или выражение глаз такое, или аура, которое вокруг них витает – только сразу чуешь, это чиновницы! Не самые крупные, нет – крупные по райотделам не таскаются, и с погаными участковыми не общаются. Если конечно тот не завалятся в их элитную квартиру с поквартирным обходом, отрывая от поедания устриц и черной икры. Или лобстеров. Или что там жрет элита в наше время?
- Вот, Каргин! Отправляешься с ними. Прямо сейчас. Они по дороге объяснят тебе, что нужно будет сделать. Все, поезжайте. Дежурная машина вас отвезет!
Майор повернулся и не говоря ни слова ушел в конференцзал, а Танюха шмыгнула курносым носиком (кстати, очень симпатичная девушка), бросила на меня тоскующий взгляд (Не по мне тоскует, а по пляжу, точно! Работать в такую жару?!), и махнула рукой. Пошли, мол!
И мы пошли, как гусята за маленькой гусыней к ближайшей грязной луже, в которой плавают резиновые пупсы с оторванными руками и резвятся жуки-плавунцы, охотящиеся за водной фауной.
User is offline Profile Card PM 
 Go to the top of the page
  + Quote Post

Mart
post Nov 1 2017, 02:01
Создана #4


Профи
******

Группа: Validating
Сообщений: 19,775
Зарегистрирован: 23-June 09
Из: Деревня Гадюкино.
Пользователь №: 10,657
Почётный модераторПерсональная

Металлоискатель: XP Deus
Пол: мужской

Репутация: 1381 кг
-----XXXXX


Что, народ, не интересно? Не привыкли к таким романам? Это реальная ментовская жизнь, а не то, что дают в сериалах. 14.gif smile.gif Если не интересно - больше выкладывать не буду.
User is offline Profile Card PM 
 Go to the top of the page
  + Quote Post

АрЁ
post Nov 1 2017, 05:19
Создана #5


Старожил
*****

Группа: Посетители
Сообщений: 548
Зарегистрирован: 14-December 11
Из: Москва
Пользователь №: 37,190


Интересы: .

Репутация: 34 кг
-----XX---


То есть как это не интересно? Читаю регулярно. Только вот зрение с возрастом подсело, зараз много прочесть не могу, устаю. Так что спасибо, Mart, за Ваш труд. С уважением.


--------------------
ВСЁ - это когда под портретом вторая дата появилась...
User is offline Profile Card PM 
 Go to the top of the page
  + Quote Post

avazh
post Nov 1 2017, 06:25
Создана #6


Постоянный
****

Группа: Посетители
Сообщений: 430
Зарегистрирован: 3-June 10
Из: Тюменская обл
Пользователь №: 18,641


Металлоискатель: Ace-250, XP Deus
Пол: мужской

Репутация: 261 кг
-----XXXXX


Интересно. Выкладывайте еще.
User is online! Profile Card PM 
 Go to the top of the page
  + Quote Post

Петрович
post Nov 1 2017, 12:01
Создана #7


Гарант форума
******

Группа: VIP
Сообщений: 50,457
Зарегистрирован: 27-December 05
Из: Просто бродяга.
Пользователь №: 109
Почётный легион

Пол: мужской

Репутация: 2336 кг
-----XXXXX


А когда будет про самурая?


--------------------
А ты что,рассчитывал здесь увидеть живого епископа?!
User is offline Profile Card PM 
 Go to the top of the page
  + Quote Post

@viktor
post Nov 1 2017, 21:20
Создана #8


Постоянный
****

Группа: Посетители
Сообщений: 273
Зарегистрирован: 10-January 11
Из: Смоленщина Юргора
Пользователь №: 24,911


Металлоискатель: Gmaxx2
Пол: мужской

Репутация: 43 кг
-----XXX--


Март,спасибо!Хотелось бы продолжения поскорее.
User is online! Profile Card PM 
 Go to the top of the page
  + Quote Post

Mart
post Nov 1 2017, 22:13
Создана #9


Профи
******

Группа: Validating
Сообщений: 19,775
Зарегистрирован: 23-June 09
Из: Деревня Гадюкино.
Пользователь №: 10,657
Почётный модераторПерсональная

Металлоискатель: XP Deus
Пол: мужской

Репутация: 1381 кг
-----XXXXX


Глава 3
«Путь Самурая - это прежде всего понимание, что ты не знаешь, что может случиться с тобой в следующий миг. Поэтому нужно днем и ночью обдумывать каждую непредвиденную возможность. Победа и поражение часто зависят от мимолетных обстоятельств. Но в любом случае избежать позора нетрудно - для этого достаточно умереть. Добиваться цели нужно даже в том случае, если ты знаешь, что обречен на поражение. Для этого не нужна ни мудрость, ни техника. Подлинный самурай не думает о победе и поражении. Он бесстрашно бросается навстречу неизбежной смерти. Если ты поступишь так же, ты проснешься ото сна.»
«Хагакурэ» - трактат о Бусидо

- Это Мария Петровна из опеки, это Юлия Арнольдовна из министерства здравоохранения. А это – Таня показала на меня – участковый, на участке которого и проживает данная семья. Прошу любить и жаловать!
Дамы внимательно меня осмотрели, видимо решая – можно ли меня жаловать, а особенно любить, и скорее всего, пришли к неутешительному для меня выводу – жаловать мы погодим, а любить – у нас есть объекты и покруче, чем жалкий ментовский летеха в одежде не первой свежести, и даже не второй. Потом каждая легонько кивнула, как бы фиксируя этим мое существование в данный момент времени в данном месте, и дружно полезли в дежурный уазик. Юлия Арнольдовна, само собой - на переднее сиденье, как особо важный экземпляр, чем вызвала мимолетную гримаску досады на милом личике Тани Краюхиной.
Хорошая девчонка Танька. Ей лет двадцать пять, и назвать красавицей ее будет неким допущением, но сказать, что она очень мила и соблазнительна – это запросто. Эдакая школьница в ментовской форме, женщина-ребенок, некогда самый что ни на есть модный персонаж всевозможных буржуйских подиумов и журналов.
Почему я не называю ее красавицей? Так ведь как принято – «красавица», в общепринятом понимании, это высоченная раскрашенная девица, состоящая из одних ног, сисек и задницы. Даже глаза не важны – их всегда можно нарисовать. Таня же была ладненькой, спортивной, пропорциональной и никогда не красилась косметикой так, как красится большинство женщин в ментовской среде – аляповато, вызывающе, вульгарно.
Меня всегда возмущал этот факт – ну почему, почему этим бабам никто не скажет, что они накрасились вульгарно, что так не пристало накрашиваться интеллигентной приличной даме, что нужно взять несколько уроков макияжа, если у тебя самой не хватает понимания и вкуса! Смотришь на какую-нибудь пресс-секратаршу, подергивающую головой на экране телевизора (и кто их научил так дергаться?!), и кривишься, невольно прикидывая – кто же выпустил эту бабищу представлять собой весь ментовский корпус?! Синекура, само собой. Обычно эти дамы - или жены, или дочери больших ментовских начальников. Надо же куда-то их пристраивать? Вот и пристраивают…кивалами.
- Так что у нас за задание? – усевшись на сиденье и расположив на коленях свой чемодан спросил я, с невольным удовольствием вдыхая запах то ли тонких духов, то ли крема, идущий от розового ушка Тани, сидящей слева от меня, посередине.
- Детей будем изымать – коротко пояснила Таня – вернее – ребенка. Шалава одна родила, нужно изъять. Восьмой их ребенок, двух они голодом заморили, остальных мы с органами опеки успели изъять.
- Это где у меня на участке такие? – опешил я, хлопая глазами, как идиот. Ей-ей, что-то и не слышал про такое безобразие на моем участке!
Впрочем – вполне мог и не услышать. Тысячи людей живет на участке, и если ведут себя тихо, не устраивают дебошей – какое мне дело, сколько детей они произвели, и как с ними обходятся! Грубо, цинично, но правда. Я не имею права вмешиваться в жизнь граждан – если у меня нет данных о совершении ими правонарушений. Вот и все. Как ни печально.
- Береговой проезд. Жактовский дом – скороговоркой пояснила Таня, и прикрыла глаза, всем своим видом показывая, что не собирается со мной особо разговаривать. Немного обидно, но и понятно – кто я ей? Не самый лучший из участковых, вся роль которого в этой акции похоже заключается в обеспечении охраны этих трех дам. Да не похоже, а заключается.
- Оба умственно отсталые – не открывая глаз добавила Таня – Мужик олигофрен в степени дебильности. Закончил спецшколу для дебилов. Мать – такая же. Спец.интернат для умственно осталых. Мужик работает в продуктовом магазине грузчиком, она нигде не работает. У них там притон – бомжи собираются, выпивают. Ему нальют, он вырубится, а ее дрючат, как хотят. Вот и рожает, тварь! Ну почему таких не стерилизуют?! Нормальные, хорошие люди не могут иметь детей, не получается, а эта тварь рожает, как крыса!
Мне почудилось, или в голосе Тани на самом деле послышались нотки боли? Ой-ей…она же замужем уже два года! Муж где-то во вневедомственной охране служит. А детей-то и нет!
- И дети будут такие же дебилы – зло бросила Таня, сжав маленькие кулачки – И будут плодиться, и размножаться! Юлия Арнольдовна, ну почему их нельзя стерилизовать? Ведь есть какое-то на этот счет правило!
- Нет никакого… - устало вздохнула Юлия Арнольдовна – мы же не Гитлер, в самом-то деле. Или не Америка. Это там вроде как стерилизуют насильников, и всякую такую мразь. Да и то…только слухи.
- Стрелять надо гадов! – зло бросил водитель дежурки Митька Косухин, разбитной сержант, который вечно торчал под своим древним аппаратом, приводя его в боевую готовность – Просто расстреливать на месте, и все!
Юлия Арнольдовна покосилась на неожиданного участника беседы, и ничего не сказала. Вздохнула, ее пышный бюст приподнялся, чем вызвал живой интерес Косухина, и отвернулась к окну, из которого веяло свежим воздухом городской улицы, напоенным гарью, пылью, и запахом мочи, щедро вылитой на мостовую экономными жителями частных домов (Яма-то быстро заполняется! Где денег напасешься на ассенизаторов?! Чай не буржуи!).
Дальше мы ехали в молчании, если не считать коротких руководящих реплик Тани, направляющих уазик по верному пути.
Впрочем, ехали мы совсем недолго – минут пятнадцать, это максимум. Когда уазик скрипя сочлениями остановился возле серо-коричневого, побитого всеми ветрами двухэтажного дома, обитого дранкой и покрытого листами шифера, было еще около половины десятого утра. Уже когда мы оказались на Береговом проезде, я засомневался, что хозяева квартиры будут на месте – Таня ведь сказала, что он работает грузчиком, так что мог быть и на работе. Но она успокоила, сказав, что звонила в магазин – нужный нам кадр должен быть на месте, в берлоге.
Да, именно берлога. Щелястая дощатая дверь, настолько низкая, что войти можно только согнувшись, будто кланяясь обитателям этого притона. Самый настоящий притон, никакой квартирой тут и не пахло.
Пахло здесь совсем другим – грязным бельем, мочой, пролитым вином-шмурдяком, гарью от дровяной печки, сложенной будто бы пьяным печником в стадии отхода на тот свет. Щелястая, низкая, с вываливающимися кирпичами, она все-таки пыталась исполнять то, для чего ее породили. Об этом говорили закопченные чайник и кастрюля, из мутной жижи на дне которой торчали куриные ноги – с когтями и желтой, напоминавшей о чешуе динозавров шкурой.
Больше всего мне почему-то бросился в глаза пол – земляной, весь в эдаких кочках-прыщах, черный, блестящий, пропитанный на полметра в глубину всем тем, что на него плескали, лили и выливали неделями, месяцами и годами. Мне кажется, даже во фронтовых землянках никогда не было такого мерзкого пола.
Тут же и «ложе любви», на котором любвеобильная любительница портвейна зачала всех своих восьмерых отпрысков. Или девятерых? Сбился со счету. В общем – всех тех, кто потом отправится в большой мир, чтобы улучшить генофонд нашей нации. И кому по выходе из детдома государство будет обязано дать квартиру, или комнату. Чтобы снова плодили таких же, как они интеллектуалов.
Даже странно – на самом деле, у таких вот животных никогда не бывает проблем с зачатием и вынашиванием детей. Дьявольщина какая-то! В антисанитарный условиях, на сквозняках, под алкоголем и наркотой – дети этих уродов родятся с точностью метронома – каждые восемь- девять-десять месяцев! Только что родила, и понеслось – нового зачинать! Где справедливость, бог?
Да, «хозяин» был на месте – молодой мужик примерно моих лет – низенький, с лицом не оставляющим сомнения в его умственных способностях. Абсолютно безобидный – глупо было даже представлять, что это ничтожное существо посмеет наброситься на кого-нибудь из нас. Он только униженно улыбался, едва не кланялся, озадаченный, и похоже даже польщенный таким к нему вниманием от важных людей из большого мира.
Его, так сказать…спутница жизни, была тоже тут. Когда мы все вошли, она тут же уцепилась за попискивающий грязный сверток какого-то тряпья, и чтобы забрать его у нее пришлось даже слегка постараться. Не хотела отдавать.
Дальше все пошло по схеме – Таня строго допрашивала мужика на предмет его поведения, он улыбался, и нес какую-то хрень заплетающимся то ли от вина, то ли от природного дебилизма языком. Его подруга всхлипывала, и таким же странным говором рассказывала о том, что она кормит ребенка, что ему с ними хорошо, что не надо его забирать. На что Юлия Арнольдовна неинтеллигентно сплюнула, и пробормотала про себя что-то непонятное, но похоже что матерное. Добавив, что она лично кастрировала бы обоих – если бы ей позволял сделать это закон.
Как ни странно, министерская дама оказалась вполне приличным человеком, и к концу нашего анабасиса я к ней даже проникся искренним уважением. Особенно после того, как она не брезгуя и не чинясь размотала грязные тряпки, которые были накручены на ребенка и перепеленала его в свои пеленки, которые захватила, оказывается, в объемистой женской сумке что держала в правой руке. А потом вышла из этого гадюшника, отправляясь к ожидавшей нас ровэдшной машине.
Я же себе взял на заметку эту поганую пещеру, решив навестить ее как-нибудь вечерком – вместе с командиром ДНД Васькой Метелиным, и отметелить (каламбур, однако!) всех, кто в несчастливое для них время окажется на месте рядом с хозяевами берлоги. Разогнать козлов душнЫх! Чтобы и дорогу сюда забыли!
Кстати, я так и не понял статус этой самой берлоги. То ли это официальное жилье, то ли самозахват – неужели ЖАКТ мог предоставить ТАКОЕ помещение для проживания? Вряд ли. Тогда – куда делась настоящая квартира (или квартиры) этой сладкой парочки? Это вопрос... Впрочем – не ко мне.
От берлоги меня подвезли к областной больнице, к нейрохирургическому отделению. Пока мы провозились, время и к обеду, а шинкарке я приказал посетить ее отпрыска с самого утра, так что она уже должна была провести подготовительную работу.
Когда шел к входу в больницу, проходил мимо того самого ларька, в котором вчера потребил похмельные пятьдесят граммов паленой водяры. Вдруг представилась ладненькая фигурка продавщицы, очень похожая на фигуру Таньки Краюхиной, эдакий, можно сказать, суррогат Таньки. И то ли Танька меня вдруг взволновала, то ли очищающийся от водки организм вдруг воспрял от тяжелого сна, но только моя несчастная, задавленная алклголем плоть вдруг начала восставать, и я представил «Таньку-продавщицу» на своем диване – голую, бесстыдно расставившую в стороны свои стройные ноги!
Тьфу! Аж дыхание перехватило! Когда у меня последний раз был секс? Дай бог память…а! С полгода назад. Тогда я, пребывая в алкогольном тумане, вызвал на дом мать гришина Гришин Женя Петуха – для чего пришлось даже сходить на угол к телефону-автомату.
Мне привезли девок – троих, и я выбрал из них одну, стоя под неярким уличным фонарем возле магазина «Ни рыбы, ни мяса», как его называли в народе, проживающем в радиусе километра от «места происшествия». («Рыба-Мясо»).
Девка оказалась довольно-таки симпатичной, лет девятнадцати от роду, она честно пыталась отработать заплаченные за час деньги, я вяло пытался оправдать высокое звание мужчины, кое-как, с некоторым трудом завершил начатое грязное дело, и отправив девицу за дверь испытал гораздо большее удовлетворение, чем от обладания этой пахнущей селедкой и табаком гетеры колхозного разлива. С тех пор я отбрасывал мысли о сексе как несущественные, и неподходящие живому трупу вроде меня. Можно сказать – поставил крест на своей сексуальной жизни.
Мда…а ведь мы с Машей – каждый день, да по два раза в день! Она всегда смеялась, что я какой-то сексуальный маньяк, и она просто не просыхает – где ее поймаю, там и…в общем – понятно. Да, выяснил - все-таки мне нужен не механический секс, а соприкосновение душ. И только тогда моя сексуальность прорывется наружу. Или надо просто завязать с водкой – и это вероятней всего.
Выбросив из головы продавщицу, пошел дальше, вошел в больницу, пройдя мимо скучающего на проходе охранника, пробавлявшегося тем, что пускал на «свиданку» граждан пришедших во внеурочное время - за небольшую мзду. У каждого свой бизнес. Чего охраняешь, того и имеешь. Хмм…медсестер? Все может быть – парень видный.
Меня ждали. Вернее – ждал. Я продиктовал необходимый текст заявления, паскудник долго и старательно выводил слова, нанося ровные, красивые строки безграмотных письмен (как ни диктуй – хоть по слогам, эти бестолочи все равно напишут с ошибками!), и через пятнадцать минут я покинул палату, сопровождаемый тяжелым, ненавидящим взглядом в спину.
Только мне плевать на твои взгляды – моя воля, ты бы давно уж и не жил! Таким тварям нельзя жить на белом свете! Портить воздух, пакостить людям. Отбросы общества! Помойка!
Задумался – не говорит ли во мне эдакий ментовский посыл – «все вокруг гавно, все врут, и мне надо их разоблачить!»?. Покопался в себе – нет, никакого такого посыла. Я вообще не любил пакостные эти дела и никогда не кичился своей формой. Более того, где-нибудь в незнакомой компании, или в знакомой, но с незнакомым собеседником, старался скрывать свое место службы. Почему? Стеснялся? Да нет…хотя…есть у нашего народа некоторое предубеждение против милиции. Не так давно возникшее. Раз милиционер – значит, грабит! Значит обирает пьяных, мучает людей, пытает, убивает – прикрываясь, конечно, своей государством данной формой. Вот и не хотелось, чтобы сень всяких там уродов легла и на меня. Я-то никого не граблю! Никого не убиваю! Пока что…
Быстренько закончив дело, с минуту соображал, строил планы – куда мне сейчас подеваться. И первое, куда решил отправиться – это в родной зал «Динамо», в котором рядышком тренировались и менты, и бандиты – все под одной крышей, и в одной раздевалке. Вероятно считалось, что совместное поклонение спорту очень даже способствует раскрытию всевозможных преступлений, захлестнувших нашу многострадальную страну в этот, первый год после обретения «независимости» (Непонятно – от чего независимости. От сытости? От благополучия?) . Зло шучу, конечно, но то, что среди тренирующихся в этом зале хватало и тех, за кем бегает наша милиция – не для того, чтобы вручить им палочку эстафеты, это точно. Множество действующих участников преступных группировок. Это не просто наверняка, это на сто десять процентов. Но никого уже такое состояние дел не удивляло, а потому и мне удивляться было очень даже и глупо.
В зале шла тренировка. Люди в белых кимоно плавно двигались, с криком выбрасывали вперед руки и ноги - шла нормальная спортивная жизнь, от которой я уже давно и отвык. Хорошо!
Сергей Геров меня заметил, помахал рукой. Я остановился у входа, сел на скамейку, стал наблюдать за тренировкой. Сергей подозвал одного из парней – худощавого высокого парня, видимо его помощника, и подойдя, сел рядом со мной, протянул руку:
- Привет! Сто лет не видал! Что, потренироваться хочешь?
- Не сейчас – улыбнулся я, довольный тем, что застал Сергея на месте. Он был хорошим мужиком, и отличным тренером. По уровню развития как каратеиста – не менее черного пояса. А может и второй-третий дан. «Сложить» трех-четырех крепких парней для него не представлялось особо сложной задачей. Вернее – никакой сложной. Просто убойная машина, если сказать короткой фразой. И немудрено. Он занимался карате еще тогда, когда за пропаганду этого вида спорта люди уходили на зону. Карате тогда приравнивалось к владению холодным оружием. И сроки были на этом самом уровне.
- А что привело ко мне в зал? – глаза тренера посерьезнели, насторожились. Может я пришел за кем-то? Неприятно, коли так.
- Соскучился по спорту – широко улыбнулся я, развеивая неприятные ожидания Герова Вот, думаю, снова надо заняться. Ослабел, обвис, скоро любой алкаш соплей перешибет!
- Хорошее дело! – тоже улыбнулся Геров, и тут же поправился – Нет, не то, что обвис и соплей перешибут – спортом занять хорошее дело! Кстати, ведь ты делал успехи, да. Я ждал от тебя многого! Жаль, что ты бросил занятия… Да, да – я слышал. Мои соболезнования, искренне, от души! У меня брат погиб…почти так же. Так что я тебя понимаю…
Да что ты понимаешь! – хотелось крикнуть мне, но я удержался, как удержал и улыбку, прилипшую к моим губам. Сергей видимо почувствовал мое состоянии, и тут же перешел к делу:
- Давай, давай! Когда тебя ждать? Приходи! Я всегда здесь! Индивидуально с тобой позанимаюсь! У нас тут много дельных ребят появилось, но ты на самом деле делал выдающиеся успехи! И это всего лишь после полугода занятий! Растяжка-то небось не сохранилась, а? А я ведь тебя ребятам в пример ставил! Вот, мол, человеку уже почти тридцатник, а он ногу выше головы задирает! Учитесь!
Было такое дело, да. Я в юности увлекался книгами о Китае, о Японии. Мечтал изучать единоборства, и мучил себя, пытаясь сесть на шпагат. Целыми днями - то продольный, то поперечный, то продольный, то поперечный. И ведь все-таки своего добился! Легко взбрасывал ногу выше головы, как завзятый балерун! Большое дело, если ты наносишь удары ногой в голову. Хотя и опасное – а если кто поймает?
Мы еще немного поговорили, потом Сергей пошел проводить тренировку, а я еще немного посидел, раздувающимися ноздрями вдыхая запах кожи борцовского ковра, запах здорового пота разгоряченных мужчин, слушая такие ностальгически-знакомые выкрики бойцов, на выдохе принимающих удар в солнечное сплетение. Все знакомое, все родное, желанное. Так хочется вернуться туда, назад, всего на год назад! Туда, где я был когда-то счастлив…
Мне уже не хотелось тут сидеть. Настроение безнадежно погасло, и я побрел из зала, не оглядываясь назад. Никогда не нужно оглядываться назад. Только вперед! К чему бы этот путь тебя не привел! Путь самурая!
Теперь к шинкарке. Пора браться за дело повышения благосостояния. Противно, но надо.
Шинкарка была дома, и встретила меня вполне доброжелательно, и даже подобострастно. Тут же радостно сообщила, что с сыном она все уладила, что он напишет нужное заявление и старого пердуна больше не тронет, на что я тут же подумал о том, что «не трогать старого пердуна» есть самое важное и безопасное решение в жизни этой гнусной семейки. Когда Сазонов говорил о том, что мог бы легко завалить ее сынка и всех, кто там был – я ему совершенно легко поверил. Убил бы, точно. И при этом бы даже и не запыхался. Видно по человеку, когда он не врет.
Разговор с шинкаркой прошел вполне нормально, мне показалось, что она даже обрадовалась, когда я предложил ей отстегивать некоторую сумму за «крышу». Каждую неделю. Сумму озвучила она сама, и эта сумма меня вполне устроила. Если суммировать еженедельные выплаты – получалась вторая моя зарплата, которую я получал в РОВД. Вполне даже недурно. Одна только мучила мысль – ведь придется за эти деньги работать. Придется решать ее вопросы! Грязные, гадкие вопросы!
Вот и я теперь нечист. Теперь и я не смогу сказать, что не замаран грязными деньгами. Одно радовало – это не бандитские деньги. Никогда я не буду на побегушках у бандитов! Никогда!
А то, что эта баба продает самогон – так это было всегда, и будет всегда. Как и проституция. Как и незаконная торговля чем угодно – самогон это, или что-то другое.
Кстати, предупредил – если начнет торговать наркотой, я ее самолично посажу! Без малейших угрызений совести! Да и какие, к черту, угрызения? Я искренне считал, и считаю, что наркоманов, торговцев наркотой и их покровителей нужно расстреливать на месте! Наркоманов я ненавижу даже больше, чем бандитов. Или наравне с ними.
Ушел я от бабы-шинкарки с неспокойной душой. Кстати, звали шинкарку Леной (Так она просила ее звать), а если быть точным – Еленой Семеновной Агаркиной. Душа моя если не болела, то находилась совсем не в том состоянии, чтобы петь и веселиться. Тяжко было у меня на душе. Оно и понятно – не каждый день ты продаешь душу дьяволу. Наверное, сказано очень громко, и даже пафосно – но именно так я себя и чувствовал. Полученные от Лены деньгиЛежа в нагрудном кармане жгли грудь, как жгло бы наверное яблоко соблазна из Эдемского сада.
Выйдя от Лены, я направился к Сазонову, готовясь к очень непростому разговору. Как мне уговорить этого человека, практически мне незнакомого, случайного человека сделать то, что мне нужно? Научить меня стать боевой машиной, способной убивать одним ударом?
Вероятно, потому я сегодня и не ответил Герову, что скоро, на днях, стану у него заниматься. Я посмотрел на то, что происходит в зале, на то, как беспомощно-неуклюже скачут начинающие спортсмены, и мозг мой выдал единственно возможное решение: «Мне здесь делать нечего. Это – не для меня!»
Сазонов открыл довольно быстро, будто стоял за калиткой и ждал, когда я постучу. Калитка открылась, он молча поманил меня рукой, и я снова оказался в том самом дворе, который запомнился после вчерашнего посещения – зеленый, заросший постриженной газонной травой, с красивыми камнями и яркими, сочными цветами по краям площадки, у забора.
Сазонов молча сунул мне руку, я пожал его каменную ладонь, снова подумав о том, что это похоже на то, как если бы уцепился за руку мраморной статУи, и мы приземлились за стол, на котором стояла большая плетеная ваза с пирожками. Румяными, источающими такой невыносимо вкусный дух, что у меня невольно забурчало в животе, и я вспомнил, что завтракал сегодня не так уж и плотно, чтобы отказаться от пары-тройки таких замечательных пирогов.
- Ешь! – скомандовал Сазонов – с этого краю – с капустой и яйцами. Здесь – с капустой и рыбой. А вот тут – сладкие, с клубникой. Ешь, потом поговорим! Болтать во время еды – верх неприличия. Вот наешься – тогда все и обсудим.
Я не стал уточнять, что именно мы обсудим, схватил пирожок и едва ли не с урчанием впился в его румяную попку.
Обычно, в прежней жизни, я вначале разламываю пирожок на две части, потом выедаю начинку, а эти самые попки откладываю в сторону, как и полагается настоящему гурману. Или болвану. Сейчас же я жрал начиная с кончика пирожка, и печеное тесто, которое я никогда не любил, показалось мне самым вкусным тестом что я ел в жизни! Не считая того теста, что когда-то делала моя Маша.
Пять пирожков. Мне было стыдно, но я это сделал. Ничего не мог с собой поделать! И пироги-то довольно большие, и вроде бы я поел утром, а… вот так. Сожрал, как голодный волк. И пусть меня сгложет совесть! Зубы обломает, глодалка…
В общем, совесть меня никак не глодала, и даже иногда проскальзывала эдакая предательская мысль – я заработал! Я тебя отмазал от уголовщины, так что не жадничай на пирожках – считай, это моя зарплата!
Сазонов и не жадничал, он подкладывал мне пирожки, подливал чаю. И только когда последний, пятый пирог исчез в моей бездонной глотке, улыбнулся слегка ехидно, спросил:
- Наелся? Теперь в состоянии говорить? Да ладно, ладно – я тебя прекрасно понимаю. Сам такой был – молодой, вечно голодный. Может вина налить? Или…водки?
- Не пью! Совсем! – нахмурился я, и Сазонов нарочито удивленно покачал головой:
- Во как! Ну что же…это хорошо. Это правильно. Итак, что у нас с этим гнусным делом? Отстанут от меня эти придурки, или придется их всех поубивать и сменить местожительство?
Я так и не понял, что он имел в виду. Местожительство сменить – на что? Переехать в другой дом? Или это был завуалированный вопрос: «не посадят ли меня?» Но уточнять не стал.
- Отстанут. Я все сделал. На будущее, пожалуйста, постарайтесь никого не убивать, хорошо?
- Постараюсь – серьезно кивнул Сазонов, и только в глазах его плясали чертики смеха.
Еще минуты три мы пили чай - молча, ни говоря ни слова. Живот мой был набит, как рюкзак у горного туриста, и мне было хорошо. Даже говорить не хотелось. И вообще – есть такие люди, с которыми приятно помолчать. Именно не поговорить – а помолчать. Сидишь, молчишь, и чувствуешь, что он тебя понимает. Глупо, наверное, да. Но так бывает.
- Ты о чем-то хотел со мной поговорить? – начал разговор Сазонов, избавив меня от труда начать разговор самому. Так-то я давно уже избавился от своей юношеской застенчивости в разговорах с людьми могу начать разговор с кем угодно, и как угодно, но тут мои выдающиеся способности почему-то буксовали. Вероятно – человек такой. Он буквально давил своей мощью, не внешней, физической – духовной. От него исходила такая волна силы, что делалось немного не по себе. Как вообще эти идиоты посмели а него напасть?! Если даже я его…хмм…боюсь? Да, боюсь! И не стесняюсь себе в этом признаться!
- Да! – будто бросился в холодный омут с головой – научите меня боевым приемам. Спецприемам. Запретным приемам. Вы можете, я знаю. Если будет нужно – я заплачу. Сколько скажете. Я добуду денег, и заплачу.
Молчание. Долгое молчание, и долгий взгляд мне в глаза. Я не отвел взгляда. И он его не отводил. Потом я все-таки опустил взгляд, и стал внимательно отковыривать приставшую к столешнице большую крошку от сладкого пирожка. Процесс очищения столешницы у меня получился, и я с облегчением щелчком сбросил крошку со стола.
- Давай кое о чем договоримся, прежде чем продолжим наш дальнейший разговор. Во-первых, никаких денег я с тебя никогда не потребую, больше о деньгах слышать не хочу. Во-вторых, я буду задавать тебе любые вопросы, возможно даже неприятные. Вопросы, которые тебе очень не понравятся. Но ты будешь на них отвечать – и только правдиво. Если я поймаю тебя на лжи – после третьего такого раза ты уйдешь. Навсегда. И я забуду твое имя. Далее: ты может задавать вопросы мне. Но я не обязуюсь на них отвечать. Ты можешь спрашивать о чем угодно, но я отвечу только тогда, когда это сочту возможным. И так будет всегда. Ты согласен на мои условия?
- Эээ…хмм…согласен! – выпалил-выкаркнул я, удивленный – если не сказать, пораженный услышанным.
- Повторю еще раз, если ты не осознал – ты обязан будешь отвечать на мои вопросы, и только правдиво. И когда я с тобой поговорю, тогда и решу – должен ли я удовлетворить твою просьбу. Врать мне бесполезно. Я физиогномист, и девять из десяти раз – как минимум – отличаю правду от лжи. Это как живой детектор лжи, понимаешь?
- Вас бы в уголовный розыск – пробормотал я, стараясь не встретиться с Сазоновым взглядом – Вы бы с вашими способностями точно все глухари раскрыли!
- Может, и раскрыл бы – усмехнулся Сазонов – Только мне это не интересно. А я делаю только то, что мне интересно. Или то, что важно. Ты мне интересен, вот я с тобой сейчас и вожусь. Итак, ты готов?
- Готов. Всегда готов! – шутливо отсалютовал я, и наткнулся на тяжелый взгляд серых холодных глаз. Мда. С этим типом не похохмишь!
- Ты сейчас пьешь спиртное?
- Нет, не пью – с усмешкой ответил я, радостно хихикнув про себя. Я уже понял, как можно попробовать обвести вокруг пальца грозный «детектор».
- Ага. Интересно – улыбнулся Сазонов – Значит вот так? На прямой вопрос – прямой ответ? Хорошо. Учту. Итак, следующий вопрос: как часто ты в последнее время пьешь спиртное?
- Последние полгода – каждый день. Последний раз вчера, днем.
- Ты решил бросить пить?
- Да.
- Почему?
- Не знаю. (И правда – я сам этого не знал. До конца не знал!)
- Не послужило ли причиной того, что ты бросил пить желание отомстить за смерть своей семьи?
- Возможно. Да.
- Ты хочешь с помощью изученных боевых приемов убивать тех, кто виновен в смерти твоей семьи?
- Да. Не только. Кроме моей семьи есть и другие люди, которых нужно защитить. И если для этого придется убить – я убью.
- Ты убивал когда-нибудь?
- Нет.
- Ты взял у шинкарки деньги за крышу?
- Да.
- Почему?
- Мне нужны деньги на снаряжение. Оружие и машина стоят денег. Денег у меня нет. И дать их мне некому.
- Оружие и машина тебе нужны для того, чтобы убить виновных в смерти твоей семьи?
- Да.
- А если тебе преградит дорогу твой сослуживец – ты его убьешь ради достижения своей цели?
Вот это вопрос, так вопрос! Я боялся сам себе его задавать, а он…вот же зараза! Правда, а что будет, если мне придется стрелять в моего коллегу, опера, например, который будет прикрывать мою жертву?
- Если мой коллега служит негодяям – он сам негодяй. Если он оказался на моей дороге по долгу службы – тогда нет. Не смогу.
- И ради спасения своей жизни?
- Я постараюсь сделать все, чтобы его не убивать. Ранить, связать – что угодно, только не убивать.
- Ты можешь убить ради денег?
- Нет.
- Почему – нет?
- Потому, что деньги этого не стоят. Жизнь человека дороже. И потому, что этим я отличаюсь от бандитов. Убив ради денег, я встану на одну доску с бандитами. И тогда лучше пулю себе в лоб.
- А если это не ради денег, а ради родины?
- Хмм…если мне докажут, что это ради родины.
- Ты понимаешь, что тебя могут убить?
- Путь самурая – путь смерти!
- Вот как…ты у нас самурай! Хмм…ну что же, не самый плохой пример для подражания. Хотя и у них есть спорные вопросы. Но речь не о том. Вопрос: ты способен отдать всего себя этому делу? Тренировкам до изнеможения, боли, страху? Ты способен исполнять на тренировках все, что я тебе прикажу, не раздумывая, без сомнений и колебаний? Готов снести унижение, страдания, которым я могу тебя подвергнуть на тренировках? Подумай, прежде чем сказать, потому что любой твой отказ на тренировке может привести к тому, что я тебя выгоню и больше не приму.
- Я готов. Все, что угодно. Если это не затронет моей чести офицера!
- Да боже упаси! – Сазонов отмахнулся руками, будто от нападавших на него бесов – ты чего там удумал? Никаких извращений, ты что?! Хе хе хе…ну, мОлодеж! Ну, чудесники! Я бы и не додумался… Ладно, не красней, я понимаю. Теперь можешь задавать вопросы мне.
- Вы – кто?
- Человек.
- Ах, вот так! – тоже усмехнулся я – Ну, держитесь! Вы пенсионер?
- Хмм…да.
- С какой должности вы ушли на пенсию?
- Хмм…государственный служащий.
- Военный?
- Нет.
- Спецслужбы?
- Табу. Я всегда теперь буду говорить «табу», когда не хочу отвечать.
- Вы убивали людей?
- Да.
- На войне?
- Да
- В гражданской жизни убивали людей?
- Нет.
- Где вы изучали специальные приемы?
- Табу.
Так…о чем бы его спросить? О чем? Столько было вопросов, и вдруг не осталось ни одного! Все какие-то ничтожные, глупые…
- Вы женаты?
- Нет.
- Почему вы живете именно здесь?
- Мне здесь нравится.
- Вы от кого-то скрываетесь?
- Табу.
- К кому вы обратились, чтобы к вам прислали именно меня?
- Табу.
- Вы будете меня учить…тому, как нужно правильно убивать людей? (Какой жуткий вопрос, я едва не поежился. Но Сазонов и глазом не повел)
- Пока не знаю. Ну что, выдохся?
- Выдохся.
- Что-то понял?
- Ни черта ничего не понял, кроме того, что вы не желаете, чтобы я лез в вашу жизнь.
- А зачем тебе знать обо мне? Вот прихватят тебя бандюки, начнут резать на части – ты меня и сдашь. И что тогда? Зачем мне давать тебе лишнюю информацию? Сдашь, сдашь! Не строй такие рожи. Все сдают. Если человека довести до пограничного состояния, когда ему все равно, что с ним будет, лишь бы закончилась пытка – он сдаст всех на свете!
- И вы тоже?
- Я – нет.
- Почему – вы – нет?
- Потому, что сменяя учили терпеть боль. И потому, что я могу остановить сердце усилием воли. Не надо так таращить глаза. Никакого Шаолиня. Практика управления телом, в том числе и сердцем – развиты очень давно, и не только в Китае. Есть еще Индия, есть…в общем – много где умеют это делать. И я умею.
- И я хочу уметь!
- Хмм…чудной ты. Это вырабатывается годами. А ты ведь хочешь всего за полгода научиться убивать людей так, как этого не умеют многие и многие большие специалисты! Ты понимаешь, что это нереально? Понимаешь, что нужно время для того, чтобы ты подготовился хотя бы вполовину от того уровня, на котором нахожусь я?
- Понимаю. И я не начну до того, как вы скажете, что я готов. Я буду терпеть лишения, боль – все, что связано с обучением. Но…добьюсь! У меня нет другой цели! Я уже мертв! Меня нет! Потому убить меня нельзя. Есть только это тело, и это тело проживет столько, сколько нужно для того, чтобы уничтожить своих врагов. Вот так!
- Красиво. Пафосно. Но понятно. Тогда вот тебе вопрос: ты сказал мне о плате. Деньги мне не нужны. А если я попрошу убрать какого-нибудь человека, который тебе лично ничего не сделал?
- Если вы докажете мне, что это плохой человек – я сделаю.
- Хмм…хорошо. Я обдумаю наш разговор. Еще чаю? Пирогов?
Я понял, что Сазонов хочет побыть один, что аудиенция закончилась, и поспешно вскочил со стула:
- Спасибо, очень вкусные пироги. Вы сами их готовили?
- Скажем так – еще, я люблю готовить! – глаза Сазонова снова смеялись, и сейчас он был похож на доброго дядюшку, никак и ничем не связанного ни с какими убийствами. И не он несколько минут назад спокойно рассуждал на тему «убийство человека». Интересная метаморфоза, да. Очень даже интересная!
- Когда вы сообщите мне о своем решении?
- Сообщу, не беспокойся! – глаза Сазонова чуть прищурились, и лицо снова стало каменным, как у статуи. Я не стал уточнять – каким образом он сообщит мне о своем решении, и быстро попрощавшись, покинул его дом.
Пока шагал к опорному, все думал – а что вообще происходит? С какого хрена я вывалил всю информацию о себе совершенно незнакомому человеку? О котором знаю только то, что он умеет ловко положить напавших на него хулиганов?
Почему у меня к нему такое доверие? У меня, видавшего виды тридцатилетнего мужика?
Впрочем – мужики, как говорится – в поле пашут. А я лейтенант милиции, и по всем срокам должен уже быть старшим лейтенантом. И то, как меня жизнь тряхнула, научило меня доверяться своей интуиции. Я бы не назвал себя таким уж физиогномистом, но кое-какое чутье у меня точно есть. И оно мне говорило – да, можешь доверять. Не до конца, но можешь.
До конца я вообще никому не верю. Даже самому себе. Единственный человек, которому я верил на сто процентов лежит сейчас на городском кладбище, под скромным памятником из черного камня. И две фотографии – улыбающиеся, такие родные, такие дорогие мне лица! Ну зачем, зачем я потащил их гулять в парк?! Зачем зашел за этим мороженым?! Зачем вообще я… Тьфу! Ну да, стечение обстоятельств. Мерзкое стечение обстоятельств. Но ведь так бывает, да. И часто. Уж как милиционер-то я это знаю наверняка! Но все равно…зачем? Почему?!
Начался дождь – мелкий, похожий даже не на дождь, а на какую-то водяную взвесь, чудом плавающую в пространстве. Дождь усиливался с каждой секундой, капли становились все крупнее и крупнее, и когда я добрался до пикета, небольшой летний дождик превратился в полноценный летне-осенний ливень, со всеми атрибутами таких погодных явлений – порывистый ветер, сгибающий деревья, мокрые листья, оставшиеся вероятно еще с прошлого года, летающие по воздуху, как мотыльки. Мокрая бумага, которую налепило на зарешеченное окно пикета, и которая сейчас трепетала одним краем, как подстеленный охотником грязный лебедь.
В такую погоду лучше всего не выходить из дома, а сидеть у батареи центрального отопления (это осенью, само собой), поставив на ребристую чугунину ступни ног, накрыться пледом, и смотреть по ящику какую-нибудь тупую хрень, вроде кучи комедий, созданных во время перестройки и рассчитанных на умственно-отсталых обывателей.
Я как-то думал над тем, почему эти комедии в массах народа имеют такую притягательную силу, и пришел к выводу, что просматривая эту ересь человек чувствует себя на гораздо более высоком уровне чем режиссеры и продюсеры таких фильмов. Он может поплевать в экран, кинуть в него тапком, выматерить актеров, и с чувством выполненного долга лечь спать, чтобы на следующий день заняться привычным своим делом - добыванием пропитания для своей среднестатистической семьи. Увы, в отличие от тех, кто сваял эту кинопоганку, ему, несмотря на его светлый разум и развитой мозг придется сильно постараться, чтобы найти это самое пропитание. Такова сермяжная правда. Она же посконная.
В мире нет совершенства, скорее наоборот, мир живет на сплошных безобразиях и гадостях. Такой вывод напрашивался сам собой, особенно после того, как придя в пикет, я узнал, что меня уже давно дожидаются, и что мне предстоит посетить семенную базу, в которой находится мертвый бомж. И что мне предстоит оного бомжа под проливным дождем отправить туда, где собирают всех бомжей, волей случай отправившихся в иной, несомненно лучший, чем наш несчастный – мир. В морг, если говорить проще.
«Семенная база» – это не то место, где хранят сперму граждан, желающих осчастливить ей несчастных женщин, которые замужем за бесплодными мужьями. Это всего лишь место разгрузки и хранения семечек подсолнечника, которые затем отправятся на маслозавод, где из них выжмут всю душу, а тело отправят на корм скоту и птице, в их персональный ад.
Да – когда я смотрю репортажи с птицеферм, или из других ферм, мне всегда думается о том, что страшнее участи этих несчастных животин представить невозможно. Куриный ад, свиной ад, коровий ад. Только представить – вся жизнь твоя проходит в замкнутом пространстве, и все делается для того, чтобы в конце концов тебя отправить на бойню. И хуже того – если ты сдохнешь раньше, твои останки перемелют в муку и дадут съесть твоим соплеменникам, как это делается на всех птицефермахх. Что это, если не ад?
Впрочем – у нас, у людей, тоже…не рай. Совсем даже не рай. Только что не мелют в муку и не жрут. Хотя…это где как. Всякое бывает. В Африке, например. В странах, наконец-то освободившихся от апартеида.
За что? - было написано на лице несчастного бомжа, который смотрел в хмурое, закрытое тучами небо широко открытыми удивленными глазами, и совершенно не моргал, несмотря на то, что крупные капли дождя били ему прямо по глазным яблокам. Он не мог моргать по причине своей внезапной и трагической кончины, злой судьбой затянутый в недра огромного стального шнека, располагавшегося в желобе под насыпным вагоном.
Здесь все было предельно ясно. Бомж решил украсть кошелку семян подсолнечника, чтобы их пожарить, и совершить свой маленький гешефт. На его несчастье начался дождь, стенки металлического желоба, в который ссыпались семечки, стал скользким, бомж покатился, и…все. Шнек от нагрузки, заклинив, остановился (сработала система защиты, отключив электроэнергию), но перед этим он успел превратить нижнюю часть тела бомжа в нечто среднее между желе и фаршем - состоящее из крови, кишок, мяса и обломков костей. Бомж умер почти мгновенно, скорее всего от болевого шока – когда его начало перемалывать в этой гигантской мясорубке - и потому на его лице не осталось ничего, кроме безмерного удивления и возможно даже – облегчения. Наконец-то его мытарства завершились – и уже навсегда.
Несколько рабочих семенной базы, следовательша из прокуратуры, одетая в ментовскую плащ-накидку, врач со скорой помощи, которая кинув один только взгляд на объект тут же уселась писать заключение о смерти, открыв двери зачуханной, старой машины скорой помощи. Криминала никакого – если не считать криминалом попытку кражи семян подсолнечника, но дело по краже это точно не для прокуратуры. Труп не криминальный, а значит – давай, участковый, отдувайся! Тащи, вези, и вообще – командуй!
Через пятнадцать минут на место происшествия остались только я, да четверо рабочих базы, с тоскливым любопытством наблюдавших за приключениями мертвого тела.
За что и поплатились. Одного из них я направил искать брезент – его тут было великое множество, так как семечки нередко перевозились в открытых вагонах и были накрыты сверху этим самым брезентом. Остальным приказано ждать, и не бухтеть – все равно им придется освобождать шнек – со мной, или без меня. Так что чем скорее начнем выдергивать бомжа из шнека, тем быстрее все это и завершим.
И вот еще что – ищите грузовик, и лучше всего – газон. Потому что впереться в центр города на камазе-фуре не доставит никакого такого удовольствия. Мало того, что улицы узкие, так еще и час пик – не протолкнешься. Вечер. Все едут домой с работы.
А затем началась операция по извлечения «мяса» из «мясорубки». Вначале включили шнек в обратную сторону (Слава богу, что есть у него такая функция. А то бы и не знаю, чтобы делал!). Потом уцепили бомжа за мертвые руки, и вытянули наверх, вместе с волочащимися за ним кровавыми «соплями». Потом уложили на брезент, и взявшись за углы вчетвером – отправились к газону, водитель которого матерно ругался, поливая несчастного бомжа отборной площадной бранью, не стесняясь при этом ни формы ментовской, ни базовых рабочих, нервно вытирающих испачканные сукровицей руки. И все это происходило под проливным дождем - с брезента текли розовые струи, а у меня на теле осталось только одно сухое место – где-то в районе натертого жестким стулом копчика. Впрочем – и оно не было сухим, это место, по причине моей активной физической деятельности выразившейся в поднятии тяжестей и транспортировке этих тяжестей к месту их временной дислокации. Пар от меня валил – как от утюга. Вспотел, однако.
Рабочие собирались улизнуть, но были мной пойманы и загнаны – двое в кузов, один в кабину газона. Ну не на себе же я потащу труп в городской морг? Санитары на очередного «жмурика» положили с прибором – проверено. Ты принеси «жмура - положи его, где укажут, сдай по форме, с сопроводиловкой, а потом уже они будут его таскать, как и положено по рабочей разнарядке. А пока – это чужой «жмур», и что хочешь с ним, то и делай. Хоть жри его, хоть сношай! Так мне было сказано еще в начале моей ментовской карьеры. Санитарам плевать, кто есть ху – лейтенант ты, или генерал – не нравится – отвали! Ищи другой морг. Нету, да? Так вот и не воняй, как труп бомжа, а делай то, что тебе сказали! И я делал.
Когда я первый раз попал в городской морг, было лето. И летом хуже всего. Если зимой покойники в большинстве своем испортиться не успевают, поступают в морг свежими и красивыми, то летом не менее пятидесяти процентов составляют совершенно отвратные трупы в разной степени разложения. И посему запах в заведении стоит ужасающий – не для носа простого обывателя, не представляющего – как на самом деле пахнет разлагающийся труп.
Трупный запах – вероятно, самая ужасающая вонь, что есть в мире. С ним не сравнится ничто – даже запах старого сортира, по крайней мере я лично в этом уверен. Трупный запах настолько страшен, что его нельзя искоренить ничем – только уничтожить вещь, которую он пропитал. Например, если труп разложился в автомобиле – машину только сжигать, потому что каким-то феноменальным образом этот запах впитывается даже в металл, проникая в его молекулярную структуру.
Нос человека чует трупный запах в совершенно мизерной концентрации. И кстати, на мой взгляд, это подтверждает тот факт, что наши обезьянопредки были совершеннейшим образом всеядны – то есть, при случае, не брезговали подхарчиться хорошенько полежавшей на солнце сочной дохлятинкой.
Читал, как на побережье Ледовитого океана прибрежные народы запасают мясо впрок. Они просто бросают его в специальные ямы – безо всякой соли, само собой, соль, это драгоценность – и мясо в этих ямах нормально скисает, гниет без доступа кислорода. А потом его едят. Невкусно, да, но очень питательно. Особенно в голодный год. Европейца от такой пищи не то что вывернет наизнанку – такая «еда» его просто убьет. Наши желудки, кишечник не приспособлены для потребления такой пищи. Нет каких-то нужных для того ферментов. А всяким там ненцам, или алеутам – все равно как для меня пирожки с капустой. Вкуснота!
Мда. От морга – к кулинарии. Полет человеческой мысли не имеет границ!
Есть у нас один участковый – Федулов. Хороший мужик, только давно уже ходит в капитанах. Гораздо, гораздо дольше, чем я в лейтенантах. Давно уже переходил срок присвоения звания, само собой. Проблема та же, что была у меня – бухает по-черному. Так вот он совершенно не выносит морга, хотя каждому участковому регулярно приходится в нем бывать. И Федулов служит участковым уже лет пятнадцать, но так привыкнуть и не смог. Выходит из морга – шатается, бледно-зеленый, и... блюет за углом. Ну вот такая у него душевная организация, что поделаешь?
Цинично я про смерть и трупы, да? Наверное. Но только есть такая работа, на которой начинаешь относиться к человеческим страданиям и смерти с оттенком цинизма. Здорового цинизма, кто бы там чего не говорил. Иначе просто спятишь. И пустишь себе пулю в лоб. Или еще хуже – в добропорядочных граждан, которых ты и обязан защищать.
То же самое касается врачей. У каждого их которых имеется свое, персональное кладбище наполненное пациентами.
Такова жизнь, что поделать. И такова профессиональная деформация – как это явление называют психиатры. Ментам бывает смешно то, что приведет в ужас простого обывателя, и они равнодушны к тому, что обывателя отправит в гарантированный долгий «нокаут». В обморок, то есть.
После того, как я сдал труп равнодушным, со зверскими лицами санитарам морга, жующим свой очередной бутерброд (время ужина!), отправился в опорный, в котором оставил свой знаменитый чемодан. На сегодня хватит «развлечений». Надеюсь, мне не приснится физиономия несчастного бомжа, созерцающего небесный свод.
Мерзавцы-рабочие семенной базы свалили, бросив меня в морге и угнав базовый «газон», так что к опорному пришлось добираться на троллейбусе и автобусе, что не добавило мне хорошего настроения. Я кипел, и представлял, как ловлю этих гадов в нетрезвом виде и оформляю каждому еще и мелкое хулиганство – чтобы покарать как можно сильнее. И при этом знал, что скорее всего, этих чертовых работяг больше никогда и не увижу. Да и слава богу. На кой черт они мне по большому счету сдались?
В опорном сидел один лишь Городницкий, но и он уже складывал бумаги. Увы, в отличие от Городницкого, с трупом я провозился до позднего вечера, не исполнив ни одну из своих бумаг.
Отвратительно! Надо было свалить домой, да и все! Перекинули бы труп на Городницкого, да и хрен бы с ним! Что я, трупов не нюхал и морга не видел?! Викторыч вечно как-то умудряется ускользнуть от неприятных дел. Вообще-то сегодня было его дежурство в опорном!
Кстати, насчет «перекинуть труп»: вспомнилось вдруг, Михалыч, бывший старший участковый рассказывал. Может врал, а может и нет – но очень уж похоже на правду. В общем, нашли на стадионе труп. Старый стадион, на нашей зоне находится, никто уже на нем не занимается – не до того, нужено ведь бабло ковать, да деньги пробухивать. Не до легкой атлетики! Боекс – это еще куда ни шло, бокс, «это в тему, пацаны!»
А надо знать, что граница районов города проходит ровно посредине этого стадиона. В общем, выехала наша опергруппа, смотрят – труп криминальный. Ножевое. И лежит этот труп почти на границе района, но…с нашей стороны. И что делать? Подумали, подумали…щас навесят глухаря, раскрываемость и так ниже плинтуса…взяли, да и перетащили труп на сторону соседей! И радостные – свалили обедать.
Проходит пару часов – звонок в отдел! Труп на стадионе!
Наши сразу на дыбы – мы выезжали! Труп не наш! А им – не брешите! Наш труп, наш! На нашей стороне!
Едут. Смотрят – точно! На нашей! А не мог быть на нашей! Суки какие-то – перетащили! Группа из соседнего райотдела видать перетащила!
Хватают несчастного, волокут на сторону соседей. И звонят, мол – труп, все такое прочее, на стороне такой-то. Но не уезжают, а прячутся в кустах!
Приезжают соседи, опергруппа, смотрят, шибко матерятся, хватают труп, чтобы волочить его к на территорию к конкурентам…и тут - ап! «Стоять, бояться!» Наши.
Ругань, хватание за грудкИ, и всякое дальнейшее безобразие. Когда схватились уже за стволы, старшие с обеих сторон опомнились, так как остатки памяти о том, что они на службе еще остались, рявкнули, и остановили эпическую битву. Не хватало еще друг друга перестрелять в процессе отражения «глухаря»!
Закончилось все просто – кинули монетку. Орел – наш труп, решка – их.
Наши проиграли, и под довольные ухмылки конкурентов поволокли его на нашу территорию. Договор дороже денег!
Я не особо поверил этой истории, Михалыч известный выдумщик и рассказчик, но в ней есть все, что присуще нашей миентовской жизни – желание как можно меньше работать, страх получить снижение показателей по преступлениям, и конкуренция с соседями, по большому счету такими же как мы, поливаемыми всеми дождями ментами. Дождями природными, и «золотыми дождями» от начальства и «демократической общественности».
Забрав «чемодан», побрел домой, оставив закрывать опорный старого кадра Городницкого. Ему-то проще, сейчас сядет в свой жигуленок, и покатит – чего ему какой-то там общественный транспорт? Это для таких плебеев, как я.
Уже когда выходил, услышал крик Городницкого:
- Стой! Андрей! Да стой ты! Тут тебе телефонограмма!
- Что за телефонограмма? – недоуменно переспросил я, усталый, опустошенный, пропитанный запахом мертвечины и табака.
- Не знаю. На, читай!
Городницкий ушел в кабинет, а я стал всматриваться в листок бумаги, стоя под гудящей и моргающей лампой дневного света. Отвратительное изобретение! Под ней все делается мертвенно-бледным, а мерцание и гул этой гадины доводит до исступления слабые нервы участкового, потрепанного жизнью. Так бы и врезал по ней рукояткой швабры!
На листке было написано: «Для Каргина. От Сазонова. Согласен. Завтра, в любое время».
Оп-па! Есть! Стрельнуло! Отлично!
Я повернулся, и не чуя ног, зашагал на улицу, чтобы окунуться в мокрую пелену дождливого июньского вечера. По дороге проносились машины, с ревом, клекотом тормозя двигателями к остановке подлетали огромные желтые «икарусы» - жизнь двигалась вперед! И я теперь двигаюсь вместе с ней!
К смерти, как и все в этом шумном жестоком мире.
Сегодняшний вечер я посвятил стирке. Собрал все белье, и всю верхнюю одежду, что у меня была, частично засунул в стиральную машину, частично стал стирать сам – в розовом тазике, в котором когда-то купали Настюшку. Я никогда не снимал его с антресолей, куда сунул после того, как…ну…понятно. Но сейчас снял. Просто у меня не было другого таза, вот и все.
Потом развешивал на балконе, потом ужинал, нажарив постылой, но питательной яичницы. Поел, и лег спать, «заказав» время на шесть утра. Предварительно, правда, включив радио, которое работало от розетки радиосвязи – я даже не знаю, как ее назвать, эту розетку – древность невероятная, пережиток прошлого! Домашняя радиоточка! И это в то время, когда сотовые телефоны скоро будут не у одного из нескольких тысяч людей, а по крайней мере у одного из сотни!
Радио включилось как и всегда – ровно в шесть утра, заревев «Патриотической песней» Глинки. Я много лет просыпался - то на учебу в технарь, то на работу - под «настоящий гимн», и теперешний гимн меня слегка корежил. Он был неправильным. Все мое естество, пропитанное «совком», протестовало против этого гимна, символа власти, которая уничтожила мою великую страну. Нет, я не был коммунистом, совсем нет, и Зюганов мне не нравился – с его гадкой бородавкой, но…и эта власть мне не нравилась тоже. Только альтернативы ей я не видел. Не видел человека, который мог бы возглавить и повести нашу огромную, израненную корабль-страну в открытое море, снять ее с рифов, рвущих, терзающих ее стальное брюхо. Разогнал бы крыс, которые пожирают, поганят, обгаживают все, чем мог бы питаться ее экипаж!
Увы, у власти - жалкие, ничтожные личности, думающие только о том, как больше наворовать и давно уже потерявшие чувство меры. Негодяи, дорвавшиеся к власти при слабом, безвольном, вечно пьяном вожде. И просвета впереди нет. Некому навести порядок в стране, погрязшей в бандитизме и воровстве. Если только мне? Хоть немного!
Я погладил высохшие за ночь штаны, рубахи – не все, только пару комплектов. Потом, будет выходной, все и отглажу. Нижнее белье вообще гладить не стал – на кой черт? Кто его видит?
Ботинки надраил ваксой до зеркального блеска – как на вручение награды! Сам не знаю – почему так сделал, но мне ужасно хотелось сегодня быть нарядным, при полном параде. Таким, как сегодня, я не был даже на строевом смотре, когда проверяют прически, блокноты, носовые платки и свистки.
Зачем участковому свисток и носовой платок? Ну как же может нести службу без платка российский милиционер?! Высморкался, похоронил соплю в носовом платке, и ну себе свистеть в блестящий свисток! Такого жуткого действа не перенесет ни один, самый закоренелый преступник! Сам сдастся, и напишет явку с повинной!
Шел по РОВД, и мне казалось, что все на меня смотрят – чистый, блестящий, как новый пятак!
Смешно, право-слово…всем на меня было плевать. Только Генка Самохин заметил, что я тащу в добавку к своему дипломату еще и сумку, удивленно вытаращил глаза, спросил:
- Эй, Андрюх, ты чо, днюху что ли праздновать решил?
Днюха у меня в ноябре, шестого числа, так что Генка попал пальцем в небо – о чем я ему популярно и растолковал. А в сумке у меня спортивные принадлежности, потому что я решил опять заняться спортом.
Генка понимающе кивнул и уважительно похлопал меня по плечу, глядя снизу вверх (он был небольшого роста):
- Ништяк! Молодец! А я каждый понедельник собираюсь, и все что-то мешает! Да мля за дачу загонят, напашусь на грядках – так сцука какие мне тренировки?! То копаешь, то грядки пропалываешь, то воду таскаешь – не жизнь, а каторга! То с дочкой гуляй! То жену вези по магазинам!
Дурак! – захотелось мне крикнуть в доброе, глуповатое лицо Генки – да я готов копать до потери пульса, до кровавого пота, до смерти! Лишь бы вернуть жену и дочку! А у тебя все есть, и ты ноешь?! Идиот!
Генка видать что-то почуял - похоже, эмоции отразились у меня на лице - потому скомкал разговор и быстренько ретировался. Наверное, он вспомнил, как обстоят дела с семейной жизнью у меня, и ему стало не по себе.
Все-таки я наверное преувеличиваю толстокожесть моих коллег. Если вспомнить – когда у меня случилась беда, ко мне подошел зам отделения участковых и протянул увесистый пакет: «Возьми. Тут ребята собрали…на похороны, на поминки, на памятник. Тебе нужно. Только не отказывайся – от души собирали, все тебе сочувствуют, соболезнуют. Это беда, так беда!»
Я тогда даже спасибо не сказал. Молча кивнул, и сунул пакет в дипломат. Если бы я тогда сказал хоть слово – не смог бы сдержать слез. А мужчине рыдать нельзя. Потому что он – мужчина. Ну…если только наедине с самим собой…когда никто не видит и не слышит…в подушку.
Опять планерка (Когда же они прекратятся?! Неужели мы без планерки не можем как следует работать?!). Опять накачка, громкие слова о правопорядке, об обеспечении граждан вниманием и заботой со стороны правоохранительных органов, о том, как надо не допускать…тащить…не пущать… О господи, ну когда, когда на Руси закончится эта показуха?! Когда хотя бы не будут мешать…. вместо помощи и поддержки!
Еле дождался окончания планерки, после слов Гаврилова: «По участкам! Работайте!». – тут же пошел к двери, почему-то ожидая окрика: «А вы, Каргин, останьтесь!» Но ничего такого не услышал, хотя и чувствовал, как взгляд заместителя начальника РОВД буквально прожигает мою в чистой рубахе спину.
Свалил! Все! Теперь – к Сазонову! Хорошо день начинается – мне даже бумаг не подкинули, что бывает очень, очень редко. Не поручили ехать что-то изымать, кого-то сопровождать, обеспечивать и ограждать! И значит – я свободен, и могу отправиться туда, куда мне надо!
Там, где мне надо – меня ждали. Ждал. Сазонов в своем обычном наряде – клетчатая фланелевая рубашка, свободные тренировочные брюки – по-моему, импортные, без этих дурацких пузырей на коленках, которыми отличаются все изделия советско-российского пошива. На ногах – легкие кроссовки, и явно не китайские. Немецкие, вроде как.
Осмотрел меня с ног до головы, слегка улыбнулся. Пригласил сесть за стол, махнув в его сторону рукой.
- Поговорим?
- Поговорим! – в тон ответил я, и приготовился внимать «сенсею». Но он пока молчал, внимательно разглядывая небо над моей головой.
- Красиво, правда? – неожиданно сказал Сазонов, прищурив глаза и вздохнув полной грудью – Голубое небо – это так красиво! В пустыне небо белое…ненавижу пустыню.
- А где вы были в пустыне?
- Далеко. Очень далеко… – усмехнулся мужчина – Придет время, возможно, я и сам тебе расскажу. Не пытайся ничего узнать. Надо будет – узнаешь. Одно скажу – я из старой гвардии, которая теперь никому не нужна. Более того, мы опасны. А потому…в общем – живу тихо, никого не трогаю, а если меня тронут – пожалеют! Но я не о том. Итак, ты хочешь научиться искусству убивать, и хочешь применить мое искусство для того, чтобы карать негодяев и восстанавливать справедливость. Я так тебя понял?
- Ну…да! – неуверенно подтвердил я, чувствуя, что из уст Сазонова звучит все это как-то глупо и пафосно – А разве мы все не обговорили? Я все вам сказал! Если вы не хотите мне помочь – я сделаю все сам!
- Сделаешь – устало кивнул Сазонов – И спалишься на втором, а может и на первом «клиенте». Ты думаешь, это так просто, убивать людей? Ты ведь никогда этого не делал! Ты сможешь спокойно нажать спуск, зная, что сейчас из головы этого человека брызнет фонтан мозгов и крови?!
Я помолчал, не сразу отвечая на вопрос, и медленно, выбирая слова, ответил:
- Вчера я тащил на брезенте бомжа, до половины перемолотого в мясорубке. А утром отбирал ребенка у матери, которая плодит детей, и морит их голодом. А позавчера…
- Я понял тебя. То есть ты хочешь мне сказать, что психика у тебя крепкая, тренированная, и что ты сможешь убить человека. Так? Так, вижу. Но это не совсем так. Когда смотришь в глаза человеку и должен его убить – все совсем другое. Но да ладно. Ты не подумай, я не отговариваю тебя. Ты мне нравишься, и я хочу, чтобы ты прожил как можно дольше. Насколько это возможно. А еще – возможно, это мой вклад. Во что? Неважно. Когда-нибудь поймешь. А чтобы тебе было ясно, чему придется учиться – это не только, и не столько рукопашный бой со специальными приемами. Это все вторично. Я научу тебя маскироваться, изменять внешность, убивать всеми возможными предметами, голыми руками, из пистолета, из арбалета – да, да, есть и такие арбалеты! Убивать ножом. Камнем. Ядом. И повторюсь – ты должен мне пообещать, что не начнешь ничего делать, пока я не скажу, что ты готов. Обещаешь?
- Я уже обещал, и я всегда держу свои обещания! – мне стало немного досадно, ну чего он со мной, как с ребенком?
- Это хорошо. Тогда поговорим вот о чем: каким способом ты хочешь убивать? Вернее так – какие способы убийства ты считаешь основными – для тебя? Я примерно знаю, но хочу, чтобы ты мне все сказал сам.
- Я стрелок. Мастер спорта по стрельбе. Использовать хочу малокалиберный пистолет «Марголин». И малокалиберный карабин. Охотничий, с оптическим прицелом. Десятизарядный. Ну и…все. Рукопашный бой нужен мне для того, чтобы в случае чего отбиться от ближнего нападения. Я так-то немного смыслю в рукопашке – боксом занимался, карате. Растяжка у меня хорошая…была. Ну и есть. Сразу скажу – «марголин» я пока не представляю где взять, карабин – куплю официально, по охотничьему билету. Машина еще нужна. Права у меня есть. Машины нет. А без машины действовать трудно, даже невозможно.
- Почему выбор пал на малый калибр?
- Звук тише, чем у боевого, точность хорошая, и невозможно идентифицировать пулю. А значит, не нужно постоянно менять оружие. У меня нет возможности менять его после каждой акции.
- Ножом умеешь работать?
- Нет. Не больше простого обывателя. А вы можете меня научить метать нож?
- Глупости. Никто не может научит метать ножи! Чтобы научиться их метать, нужно метнуть нож пятьдесят тысяч раз. И тогда будешь попадать туда, куда хочешь, любым ножом из любого положения. Метание ножей по-большому счету бесполезно. Это только в кино великие мастера мечут ножи – с коня, с земли, из воды, с воздуха – отовсюду! Смешно!
- А как же снять часового? Я видел, как его снимают ножом! Метают!
- Чушь. Снять часового можно с помощью пистолета с глушителем, либо винтовки. Представь себе – ошиблась твоя рука, промахнулся, или пока нож летит – часовой повернулся, и…вместо того, чтобы воткнуться в горло, нож ранил его в подбородок! И что будет дальше? Операция провалена. Пуля летит до цели практически мгновенно. И попадает гораздо точнее, чем нож. Я лично считаю, что метание ножей – пережиток прошлого. Впрочем – ты можешь учиться этому и самостоятельно. Как я уже сказал – поставь мишень и метай в нее ножи. А вот в отличие от метания, ножевой бой – это очень важное дело. Очень. Представь – ты подходишь к человеку вплотную – в толпе, незаметно, и наносишь удар тонким стилетом. Прямо в сердце. Тихо, незаметно, абсолютно смертоносно. Особенно, если помазать клинок ядом. Правильным ядом. Увы, здесь его найти невозможно…
- Василий Петрович, да вы..кто?! – не выдержал я, глядя на то, как странный мой собеседник вертит в руке вилку, неосознанно для себя пальцами сгибая и разгибая ее так, будто она сделана не из стали-нержавейки, а из мягкого, очень мягкого олова.
- Я…хмм…точнее будет сказать – кто я был! Ниндзя я, Андрей. Хе хе… Слышал про таких? Ага, слышал, вижу. Нет-нет, не ТОТ ниндзя. Никаких восточных корней. Просто работа у меня такая…была. А теперь никакой. Пенсия. Правда – неплохая пенсия. И…вот что, Андрей…
Лицо Сазонова окаменело, он не смотрел на меня – только куда-то в даль, немыслимую даль:
- Ты помнишь, что самурай всегда должен восстанавливать справедливость? Бусидо. Так вот – если ты превратишься в монстра, если ты воспользовавшись моими знаниями станешь обижать невинных людей – я тебя сам убью. Найду, и убью. Понял?
- Понял – не обидевшись ответил я, и слегка сердито, предложил – А может мы начнем? Может хватит болтовни?
- Ты все-таки обиделся – Сазонов незло усмехнулся – ты должен меня понять, парень. То, что я тебе дам – запретно. И этим искусством, вероятно, владеют в стране всего ничего людей – трое-четверо. Кто-то умер, кого-то убили, и все уже отошли от дел. И мне очень бы не хотелось, чтобы ты превратился в негодяя. Очень легко им стать, если у тебя сняты запреты. Если живешь так, как если бы уже умер. Если стремишься к смерти. В общем, парень – хороших людей не обижай. Им и так несладко приходится в наше гнусное время. Вот так.
- А почему вы сами не стали делать то, что буду делать я? И что с вами будет, если меня все-таки разоблачат?
- Первый вопрос – табу. Второй вопрос – а кто тебе поверит? Живет некий дедушка, персональный пенсионер союзного значения, перебивается с хлеба на воду. И вот ты - вдруг рассказываешь, что это я тебя научил убивать. Что я монстр, убийца, ниндзя! А я всего лишь бывший преподаватель иностранных языков и литературы, и ничего не знаю о твоих чудесах. Да, существуют люди, которые легко поверят, и которые знают обо мне. И у меня с ними договор, что я тихо сижу и не высовываюсь, и потому они меня не беспокоят. Но договора на то, что я кого-то буду учить своему ремеслу – нет. Я могу учить. Но…не всех. И надеюсь ты все-таки не будешь распространяться о том, что мы тут делаем. Ты парень умный. Прекрасно все понимаешь. Вот так. Ну, раз мы все выяснили…почти все, можем заняться и делом, а не болтовней – как ты элегантно выражаешься (у меня покраснели уши). Пойдем, посмотрим,чему там вас учат в ваших новомодных секциях карате. Кстати, ты наверное принес кимоно, да?
- Принес. А что?
- Пока пусть будет, но в следующий раз принеси обычную одежду, которую тебе не жалко. Ведь ты не будешь бегать по улицам в кимоно? Ну, вот. Учиться бою нужно в той одежде, в которой ты будешь выходить на этот бой. И только так. Переодевайся. А я пока принесу холодного чая. Им очень хорошо утолять жажду. Особенно если в него добавить кое-какой травки…



User is offline Profile Card PM 
 Go to the top of the page
  + Quote Post

АрЁ
post Nov 2 2017, 04:37
Создана #10


Старожил
*****

Группа: Посетители
Сообщений: 548
Зарегистрирован: 14-December 11
Из: Москва
Пользователь №: 37,190


Интересы: .

Репутация: 34 кг
-----XX---


Спасибо, Mart!


--------------------
ВСЁ - это когда под портретом вторая дата появилась...
User is offline Profile Card PM 
 Go to the top of the page
  + Quote Post

@viktor
post Nov 2 2017, 20:11
Создана #11


Постоянный
****

Группа: Посетители
Сообщений: 273
Зарегистрирован: 10-January 11
Из: Смоленщина Юргора
Пользователь №: 24,911


Металлоискатель: Gmaxx2
Пол: мужской

Репутация: 43 кг
-----XXX--


Спасибо!
User is online! Profile Card PM 
 Go to the top of the page
  + Quote Post

Тимак
post Nov 4 2017, 13:54
Создана #12


Профи
******

Группа: Посетители
Сообщений: 1,183
Зарегистрирован: 29-October 15
Из: Нижегородка.
Пользователь №: 2,340,610


Металлоискатель: 705
Пол: мужской
Номер карты: 42 97

Репутация: 283 кг
-----XXXXX


Нравится.Спасибо.С нетерпением жду продолжения.
User is offline Profile Card PM 
 Go to the top of the page
  + Quote Post

Mart
post Nov 4 2017, 14:23
Создана #13


Профи
******

Группа: Validating
Сообщений: 19,775
Зарегистрирован: 23-June 09
Из: Деревня Гадюкино.
Пользователь №: 10,657
Почётный модераторПерсональная

Металлоискатель: XP Deus
Пол: мужской

Репутация: 1381 кг
-----XXXXX


Пишу. Вы читаете первыми. smile.gif
User is offline Profile Card PM 
 Go to the top of the page
  + Quote Post

Байбак
post Nov 4 2017, 15:24
Создана #14


Профи
******

Группа: VIP
Сообщений: 34,993
Зарегистрирован: 6-December 10
Пользователь №: 23,939
Персональная

Пол: мужской
Номер карты: 2202 ****** 4880

Репутация: 3221 кг
-----XXXXX


QUOTE(Mart @ Nov 4 2017, 14:23)
Пишу. Вы читаете первыми. smile.gif

Евгений , кто прочёл , все мучаются вопросом . Что дальше ? Это удалось Вам !!! biggrin.gif
Спасибо .


--------------------
этого не может быть , чего быть не могло в принципе ....
2202 ............3183
User is offline Profile Card PM 
 Go to the top of the page
  + Quote Post

ЯЛЕС
post Nov 5 2017, 08:29
Создана #15


Старожил
*****

Группа: Посетители
Сообщений: 520
Зарегистрирован: 17-April 16
Из: Архангельская обл.
Пользователь №: 2,348,883


Металлоискатель: Fisher 5
Пол: мужской

Репутация: 39 кг
-----XX---


Как всегда написано на высшем уровне и читается запоем.
Огромное спасибо.Завис в ожидании продолжения 49.gif biggrin.gif
User is offline Profile Card PM 
 Go to the top of the page
  + Quote Post

ScorpAlex-13
post Nov 5 2017, 23:35
Создана #16


Профи
******

Группа: VIP
Сообщений: 2,177
Зарегистрирован: 25-December 07
Из: Псков
Пользователь №: 3,166


Пол: мужской

Репутация: 110 кг
-----XXXXX


Mart, спасибо за новое произведение и то, что мы читаем его первыми, хотя это и не важно. Главное - читаем. Еще раз спасибо и ждем продолжения smile.gif
User is offline Profile Card PM 
 Go to the top of the page
  + Quote Post

sitr
post Nov 6 2017, 21:31
Создана #17


Профи
******

Группа: VIP
Сообщений: 31,754
Зарегистрирован: 20-September 11
Из: Угреша
Пользователь №: 34,050


Металлоискатель: V3i
Пол: мужской

Репутация: 909 кг
-----XXXXX


blink.gif Я уж размечтался на вечер чтения, колёсик крутанул а странички дальше нет.


--------------------
Последний раз живём !
Цену денег знают больные и умершие миллионеры.
User is offline Profile Card PM 
 Go to the top of the page
  + Quote Post

romanik
post Nov 6 2017, 21:51
Создана #18


Постоянный
****

Группа: Посетители
Сообщений: 217
Зарегистрирован: 8-June 14
Пользователь №: 70,057


Пол: мужской

Репутация: 95 кг
-----XXXXX


Спасибо.
User is offline Profile Card PM 
 Go to the top of the page
  + Quote Post

Mart
post Nov 7 2017, 17:25
Создана #19


Профи
******

Группа: Validating
Сообщений: 19,775
Зарегистрирован: 23-June 09
Из: Деревня Гадюкино.
Пользователь №: 10,657
Почётный модераторПерсональная

Металлоискатель: XP Deus
Пол: мужской

Репутация: 1381 кг
-----XXXXX


Глава 4

Мастер меча преклонных лет сказал следующее: "В жизни человека есть этапы постижения учения. На первом этапе человек учится, но это ни к чему не приводит, и поэтому он считает себя и других неопытными. Такой человек бесполезен. На втором этапе он также бесполезен, но он осознает свое несовершенство и видит несовершенство других. На третьем этапе он гордится своими способностями, радуется похвале других людей и сожалеет о недостатках своих друзей. Такой человек уже может быть полезен. На высшем же этапе человек выглядит, так, словно ничего не знает". Это общие этапы. Но есть также еще один этап, который важнее всех остальных. На этой стадии человек постигает бесконечность совершенствования на Пути и никогда не считает, что прибыл. Он точно знает свои недостатки и никогда не думает, что преуспел. Он лишен гордости, и благодаря своему смирению постигает Путь до конца. Говорят, мастер Ягю однажды заметил: "Я не знаю, как побеждать других; я знаю, как побеждать себя". Всю свою жизнь прилежно учись. Каждый день становись более искусным, чем ты был за день до этого, а на следующий день более искусным, чем сегодня. Совершенствование не имеет конца.
«Хагакурэ» - трактат о Бусидо.

Сазонов вдруг больно ткнул меня пальцем в подреберье, и это было ужасно больно! Так больно, что я едва не задохнулся – выпучил глаз и просипел:
- Какого черта?! Мы же еще не начали!
Сазонов ехидно ухмыльнулся:
- Ну да! Противник всегда будет тебе объявлять: я готов! Можешь начинать! Так?
- Нет – ну предупредили бы, черт подери! Чуть печень не пробили!
- Чуть – не считается – хмыкнул Сазонов – Что-то ты меня, паренек, разочаровываешь! Я думал ты покрепче, чем те пьяные придурки. А ты…тьфу одно!
Ах так! Я становлюсь в стойку, не откровенную, со сжатыми кулаками, а обманчиво расслабленную – руки опущены, пальцы чуть сжаты, ноги шире плеч и немного согнуты – весь пружина!
Ррраз!
Нога вылетает, целясь в подбородок противника!
Супостат как-то плавно, даже медленно, нехотя пропускает ногу в сторону, подхватывает меня за голень, тащит вверх, и…ап! Опускает на землю! Прямо на шею!
Если бы не поддержал – мне бы конец. Шея сломана, я - или инвалид, или труп.
Пипец! У меня аж мороз по коже!
- Ты труп… - буднично, просто объявляет Сазонов, и подает руку – Вставай!
Я цепляюсь за руку, и едва успеваю блокировать удар в висок! Кончиком кроссовки! Если бы не заблокировал, если бы на Сазонове были тяжелые ботинки с коваными носами – конец мне!
- Молодец, учишься – ухмыляется противник, и тут же швыряет меня на землю, выворачивая руку самым жестоким образом. Кости едва не ломаются, связки гудят – еще чуть-чуть, и я калека! Больно, сссука!!!
- Примерно так! – отпускает меня Сазонов, на лбу которого не выступило ни капли пота, хотя погода сейчас и жаркая, а мы на солнцепеке. Июнь, чего уж там… Впрочем, после вчерашнего дождя стало немного прохладнее, хотя и парит – вся вода, которая вылилась на землю куда-то ведь должна подеваться?
Я встаю, во мне кипит холодная ярость. Я ведь не тупой алкаш! Из меня когда-то делали инструктора по рукопашному бою! И я подавал надежды – Геров же сам сказал! И какого черта этот старый пердун валяет меня, как хочет?!
Я уже позабыл, зачем здесь, кто такой Сазонов и чему мне предстоит научиться. В голове бьется одна, единственная мысль: «Ах, ты гад! Ну щас я тебе покажу!»
Показал. То, что я полный и окончательный ноль. Даже минус. Моя бурная атака с мавашигири, дзуки и всякими такими «фуюки» закончилась закономерно – я снова оказался за земле, в позе «пустите я раком не хочу!), и скучный, ровный голос мне объявил, что рука моя сломана, шея сломана, и вообще – в этом положении он может сделать со мной ровно столько, сколько захочет. Все, что придет в его извращенную голову. Но тут же обнадежил, сообщив, что я не такой уж и пропащий, что видывал он болванов гораздо, гораздо более худшего качество. И что я - добротное сырье, готовое к переработке.
Мда. Вот так и расстаешься со своими розовыми иллюзиями. Нет, так-то я знал, что против мастеров не выстою, но чтобы все было так безнадежно – даже не подозревал. У меня даже настроение испортилось.
Сазонов видимо это почувствовал, потому широко улыбнулся, от чего почему-то сразу резко постарел – по лицу пролегли складки, лоб покрылся морщинами, похлопал меня по плечу и сказал:
- Против неподготовленного человека, крепкого пьяницы, дебошира – ты вполне себе силен. Так что не переживай. (Вот, сцука, успокоил, а?!). Но мы ведь готовим тебя против спецов! Против тренированных спортсменов! Против волкодавов из бывших ментов и вояк! Ты же прекрасно понимаешь, что против них ты шмокодявка, так?
- Так… - грустно подтвердил я, отряхивая испачканную в сырой земле некогда белую штанину кимоно. Мне эта моя затея уже представлялась глупой, никчемной. Зачем я это начал? Выдал свои намерения чужому человеку – видишь ли, «мне нужно чтобы ты научил меня бить рожи негодяям!» Дурак! Я же ведь не того хотел! Я хотел стрелять – издалека, не переходя в рукопашную! На кой черт мне это все с Сазоновым?! Нет, точно дурак, да!
- Вот что, парень, таким как я ты вряд ли каогда-нибудь станешь, но слепить из тебя что-то приличное – я смогу. Только слушайся меня во всем – и будет нормально. Итак, с борьбой голыми руками мы разобрались. Теперь перейдем к ножу. Хмм…подожди. Я скажу тебе пару слов о том, что мы сейчас делали. Вот, смотри – ты пытался достать меня ногой в голову. Красиво, да. Но прикинь – где у тебя нога, и где моя голова! Ты видишь, какое расстояние прошла твоя нога, прежде чем приблизиться к моей голове? Да за это время я трижды успел бы тебя застрелить и зарезать! Или трижды пробить тебе такие удары, после которых ты упал бы мертвым! Самое кратчайшее расстояние до цели – это прямая. Так? Так. Воины римских легионов пользовались мечами, называемыми «гладиус», или «гладий». Короткий меч из дерьмового железа, применялся специально для тесной схватки в строю. Им практически не рубили – попробуй-ка, размахнись в плотном строю! А вот колоть – замечательно! Высунул меч из-за тяжелого полуцилиндрического щита, сделал выпад – и назад, в укрытие! На острие гладия приходится такое давление, что не выдерживает ни одна кольчуга. Высунулся, ужалил – и назад! В укрытие! Молниеносный, коварный, смертоносный удар! Удар по прямой. Понимаешь? А ты что делаешь? Что за балет? Я с гладием, а ты тут мне кружева кружишь?! Потому ты и убит!
Сазонов помолчал, постоял, качаясь с носка на пятку, комментариев от меня не дождался, продолжил:
- Итак – никаких ударов ногой выше пояса! Выше пояса – бьют руки. Задирают ноги выше головы только идиоты, а еще – актеры в смешных фильмах про ниндзя. Летают они там, понимаешь ли! По воздуху! Наша с тобой задача выбрать из множества боевых приемов два десятка, которые ты изучишь в совершенстве. И которые будешь исполнять на автомате, не думая, не размышляя - так, как дышишь, как ходишь, как смотришь! Посмотрел на противника – и он уже труп! Все! Бери нож – вот тот, что в столбе торчит. Ну что уставился на меня? Да, настоящий нож – хреновенький такой, я им землю рыхлю. Но – нож! Бери, и бей меня. Бей! Куда хочешь, и как хочешь!
- Ага! И как же я потом будут труп прятать? – уныло протянул я – только если расчленить, да по кускам? Так сдадут! Алкаши – они все видят! Пропал сосед, кто его зарезал – «мусорской»!
- Я рад, что у тебя есть чувство юмора – благожелательно кивнул Сазонов – Вот если бы ты еще и драться умел как следует – совсем было бы хорошо. А то пока что пентюх пентюхом, кучка навоза ходячая! Но шутить – шутишь! Только вот одно тебе скажу – покойники шутить не умеют. Только вонять!
Меня рассердило почему-то не про «пентюха», а вот про то, как покойники воняют. Не знаю, чем это меня так расстроило, но я решил – во что бы то ни стало достать старого пердуна, и пустить ему хоть немного кровушки. Ну в самом же деле, что я, такой уж колхозан, как он говорит?! Да хрен там!
Понимаю, злит он меня нарочно, но это дела не меняет. Я никому не позволяю безнаказанно гадить себе на голову! Если только начальству…но это уже Система. Не нравится – дуй в Народное хозяйство!
Я перехватил нож, сделанный где-то в далекой колонии руками мастеровитого зека, взял его в правую руку и медленно пошел на Сазонова, отведя нож в сторону, и фиксируя каждое движение противника так, будто это был не пожилой пенсионер, а медведь гризли, пожирающий в этот момент труп несчастного американского туриста. И когда приблизился на расстояние на мой взгляд достаточное для работы клинков – нанес два секущих, «пишущих» удара, норовя резануть по животу и лицу противника!
И опять я не понял, каким образом это случилось. Сазонов вписался в мое движение, поймал кисть руки, схватился другой рукой прямо за клинок ножа, и затем, используя его как рычаг, легко вывернул оружие у меня из руки! При этом едва не сломав мне пальцы. Хорошо, что вовремя отпустил, да и Сазонов сделал это аккуратно, без резких движений, стараясь меня не покалечить.
А потом нож ткнулся мне в подмышку. Коснулся шеи. Лица. Подреберья. Сазонов доступно и аккуратно показал мне – как бы он меня разделал, будучи я в настоящей схватке.
Мда. Печальная вырисовывается картина! Что-то не верится, что даже за полгода я смогу хоть что-то такое «изобразить». Мне ведь еще и работать нужно! Обязанностей участкового с меня никто не снимал!
Сазонов будто услышал мысли:
- Каждый день. Нужно заниматься – каждый день! Я дам тебе упражнения на скорость, связки, переходы, дам, постепенно, структуру движений, расскажу о тонкостях приемов, и ты будешь их отрабатывать каждую свободную минуту! Как только сможешь! И вот что – все твои действия будут направлены на то, чтобы убить. Потому – тебе нужны будут ножи. Я нарисую – какие именно. Закажешь на заводе – ты участковый, сможешь это сделать легко. Версию – для чего ножи – придумаешь сам. Работяги не откажутся поработать за небольшую денежку, времена-то тяжелые, так что… И вот еще что – как ты собираешься стрелять из пистолета?
- Да как? – слегка растерялся я – как обычно! Направил, нажал на спуск, и…пух! Пух!
- Пух! Пух! – передразнил меня Сазонов нарочито противным голосом – Как спортсмен, да? Вытянул руку, закрыл левый глаза – вторую руку за спину, или в карман. И выцеливаааееешь….выцееееливааеешь… Так, да?
- Не совсем…но…примерно так! – набычился я – меня не учили специальной стрельбе. Но заверяю вас – куда я целюсь, туда и попадаю. Как там говорилось? С десяти шагов промаха по игральной карте не дам? Ну вот – я и не дам!
- И что? – Сазонов презрительно скривился – да с десяти шагов ты должен не то что в карту – в каждый значок на этой карте попасть без промаха! Из «марголина», или другого ствола! Кстати – ищи «марголин», как только купишь, я научу тебя из него стрелять. Правильно стрелять, а не – «ручку за спину, глазик прикрыл»! Стрелять нужно не закрывая ни одного глаза. С обеими открытыми. И уж точно не моргать при выстреле, как жалкий неудачник! Ладно, ладно – знаю, не моргаешь. Это в фильмах героические воины моргают при выстреле. Я бы этого режиссера…тьфу! А теперь давай сюда нож…
Сазонов взял у меня из рук нож, который пару минут назад снова дал мне в руки, и почти не глядя легким движением метнул в сторону столба. Нож мелькнул, и с тяжелым стуком вонзился в темное дереве, задрожав от возмущения и досады. Вот гад! Мне говорил, что метать ножи бесполезное занятие, а сам?!
Сазонов будто услышал мои мысли, подмигнул мне правым глазом и поманил рукой:
- Пойдем. Пойдем, пойдем!
Мы зашли в дом. У порога сняли обувь, и в одних носках прошли через кухню вглубь дома.
Первое, что поразило – абсолютная, просто-таки патологическая чистота! Ну не бывает , чтобы в доме холостяка было ТАК чисто! Ни пылинки, ни паутинки, никаких крошек или случайно оставленных где-нибудь на стуле вещей! Да и стула-то никакого не было. Вообще никакого! Большая комната была пуста, если не считать стоявшего в ней кресла – прямо напротив самого настоящего камина, который само собой сейчас не горел.
На полу – огромный серо-голубой ковер, и похоже, что дорогой. Я не видел таких ковров в продаже, и вообще не видел таких ковров нигде – а я ведь не раз, и не два ходил по чужим квартирам. По службе, само собой разумеется. Везде аляповатые ковры машинной работы, красно-черные, яркие, аляпистые. Этот был как в инее…и только нога ощущала не ледяной холод, а живое тепло рук мастериц, которые сделали это ковер. Даже моих знаний дилетанта хватало на то, чтобы понять – дорогая штучка!
На стене – полки от пола до самого потолка. Книжные полки, само собой. Книги на русском, на английском, французском, арабская вязь, иероглифы. Я бы не удивился, если бы нашлись книги, написанные узелковым письмом индейцев, или глиняные таблички кохау ронго-ронго с острова Пасхи. От этого человека можно ожидать чего угодно!
В этой комнате мы не задержались, прошли сразу в другую – тоже большую и пустую Здесь стояла кушетка – кожаная, почему-то зеленой кожи. Пол ничем не прикрыт – дерево, натертое мастикой. На стене – я не знаю, как она называется – такая подушка из дерматина, в которую бойцы бьют кулаками. Ну что-то вроде боксерского мешка – суть все та же. Ожидаемо – в углу штанга с набором блинов, к стене приделана перекладина-турник, ну и…все. Окно выходит во двор, как раз на то место, где мы недавно взрывали своими копытами влажный газон. Вернее – я взрывал. Сазонов двигался так мягко, что от него не осталось никакого следа.
Возле кушетки – столик на колесиках, выглядевший в этом месте совершенно чужеродным предметом, попавшим сюда по какому-то недоразумению. Блестящий такой, никелированный. Такие показывают в кино – на них буржуям привозят завтрак, или лекарства в дорогой лечебнице, в которой хрен дадут умереть человеку, имеющему много денег. По крайней мере – пока эти деньги у него есть.
На столике – шприцы, какие-то ампулы, пузырьки, большой пузырек с наклейкой (почему-то на английском) «Спирт», или точнее «Ethanol», что суть одно и то же. Стояли колбы с бурой жидкостью, графин с прозрачной жидкостью (вода) – старый такой графин, советский! «Слушали-постановили», как и советского времени кинофильма.
Еще – вроде как спиртовка, тюбики с чем-то, и..иглы. Я такие видел только в кино. На подносике, длинные, гибкие, с шариком на конце. Фильм видел – в нем Сигал восстанавливал силы после того, как пролежал в коме несколько лет – с помощью вот таких иголок. Неужели Сазонов умеет?! Ничего себе – пенсионер! Да он мог бы бабок сшибать – туеву хучу! На любви народа ко всякой экзотике!
- Сейчас ты разденешься, и я сделаю тебе пару уколов. Потом ты выпьешь кое-что из того, что я тебе дам. И в заключение – я навтыкаю в тебя иголок – чтобы жизнь медом не казалась. Раздевайся. До трусов! Ну а как все вышеперечисленное будет сделано – мы с тобой займемся тренировкой.
- Зачем это все?! Что это такое? – с некоторым страхом спросил я, чувствуя, как сердце трепещет в груди – Терпеть не могу уколы!
- Ты что обещал? Что будешь выполнять все, что я скажу – если это не затронет твою честь! Уколы в задницу затрагивают твою честь? Нет? Тогда ложись, и не трепи языком! Надоело, что ты каждое мое действие встречает недоверием и болтовней! Поверь, то, что я делаю – тебе совершенно необходимо. Если ты хочешь хотя бы через полгода научиться тому, чему я тебя хочу научить! Чтобы больше вопросов не было. Скажу – эти лекарства увеличивают твое привыкание к тренировкам, ускоряют мышление и запоминание, мозговое и мышечное. А так же подстегивают твой обмен веществ! Есть будешь чаще, и станешь красивым и брутальным. Вот как я, к примеру!
Я невольно хихикнул, глядя в каменное лицо Сазонова, и медленно потащил с себя штаны. Вот же черт! Каждый день – уколы?! Кошмааар! И что колет? Стероиды, что ли? Так это же вредно!
Хмм…а мне не плевать? Я уже умер! Чего мне бояться! Самурай не должен бояться смерти! Он идет к смерти! Он радуется ее приходу! А я – самурай! И значит…значит мне не нужно трястись и клацать зубами от страха! Самурай ничего не боится!
Ой! Сцууука…ну как больно! Он нарочно так больно колет?! Прямо в кость воткнул, всю задницу насквозь! Тьфу! Ну гадина! Ой! Да тише ты, чертов…чертов…слов не найду, как назвать гада! Если ТАК каждый день – я сдохну!
Этой ночью мне было очень плохо. Нет, не душевно. Просто плохо. Меня трясло – поднялась температура, я потел, как в парилке, кости, мышцы, связки – все болело! Почему? Вывод только один – после тех гадостей, что вколол мне Сазонов. И тех, что он заставил меня выпить.
Ну да, он предупредил, что некоторое время мне будет нехорошо, что я немножко поболею, но потом…потом мне будет просто замечательно! Вот только не сказал, что это «немножко» протянется до самого утра, и продлится еще целый день!
В РОВД я приплелся с таким видом, как если бы заболел чумой и находился в последней стадии издыхания. Замнач тут же решил, что я вчера опять набухался, поджал губы, раскрыл рот, чтобы разразиться строгой отповедью «нерадивым алкашам», но принюхался и расслабил желваки на худых щеках. А потом приказал мне отваливать с работы, идти, отлежаться дома, попив антибиотиков, а не разносить заразу по всему райотделу. Что я с удовольствием и проделал. Нет, не отлеживался дома – отвалил с работы.
По большому счету мало что изменится, даже если я неделю тут не появлюсь. Мои материалы кто-нибудь да исполнит, те, что у меня – от времени станут только «вкуснее», а к выговорам за просрочку исполнения мне не привыкать. Работа такая, здесь все бывает.
Материалов сегодня по понятным причинам мне не дали – мои два новеньких ушли к Городницкому, который начал было возбухать, но я напомнил забывчивому Викторычу, что вообще-то это он должен был тащить под дождем дохлого бомжа, ибо он дежурил в этот день! А я принял удар на себя, и промокнув под дождем, героически получил предназначенный ему лично удар коварной болезни! И вообще – он может жаловаться в ООН. Или в комнату по делам несовершеннолетних.
Про комнату я не сказал – подумал. Не дай бог решит, что я называю его умственно отсталым ребенком сорока трех лет от роду. Не надо наживать лишнего врага, у меня их и так немало. Кстати – не знаю, и почему. Что я им всем сделал? Живу себе, да живу…никого не трогаю. Но трону!
И пошел трогать.
Первой своей мишенью я избрал большой торговый павильон, недавно поставленный на остановке общественного транспорта – четко на моем участке. Я слышал, что там хозяином вроде как некий азербайджанец, но ни разу в этот павильон не заходил, и ни разу личностью этого хозяина не интересовался. А надо было! Положено по службе. Торговая ведь точка!
Справедливости ради, надо заметить, что у меня никогда не было, и нет каких-либо националистических воззрений. Или нацистских – так будет вернее. Ведь национализм немного другое, чем нацизм, верно ведь? Ну вот. Никогда я с придыханием не вопил, что «черных» надо бить, гнать, терзать и стрелять, никогда не называл их черножопыми и всякими другими гадкими прозвищами. Для меня – кто бы ты ни был – прежде всего человек. И брат. Пока не докажешь обратного. Даже к чеченцам, с которыми постоянная война у меня нет никакой ненависти и злобы. Может потому, что они далеко, а я тут? В провинциальном городе? Или потому, что с детства мне вдолбили в голову, что люди делятся на трудовой народ и буржуев, а не по нациям? Все может быть. Но факт, есть факт – ни «черные», ни евреи, ни чеченцы не вызывали у меня взрыва патологической ненависти и как следствие – агрессию в их адрес. Живут они – и пусть себе живут. Но тут…торговый павильон был на моем участке, как участковый я должен следить за тем, как идет в нем торговля, не нарушаются ли права граждан, и чтобы хозяин павильона знал, кто хозяин земли, на которой стоит павильон – мне нужно было как следует наехать на представителя не такого уж и большого, но очень гордого народа.
Когда я появился в этом ларьке, продавщица, толстая грудастая девка лат двадцати пяти, засуетилась, и после моего вопроса о местонахождении хозяина, извлекла из недр ларька плотного мужчину неопределенного возраста – от двадцати, до сорока пяти.
У кавказцев часто так бывает – еще молодой парень выглядит так, будто ему уже лет за сорок. То ли они от природы выглядят старше, чем есть на самом деле, то ли специально себя старят, полагая, что так будут казаться значительнее и мудрее, но дело обстоит именно так – с полудневной черной щетиной, круглой бритой головой и толстыми губами – мужчина выглядел лет на сорок, хотя и одевался как молодой спортсмен – в импортный ярко-красный спортивный костюм, ласково обтягивающий объемистый живот. Ростом мужик был мне по подбородок, но кряжист, тучен, и кругл, как человеческий вариант пометенного по сусекам колобка. Звали его Ибрагим, что совсем не удивительно, как не удивительно услышать в русской деревне имя Иван, или Семен. Ну Ибрагим, и все тут!
Губы его были испачканы в жиру, как и руки, как щеки. Когда я пришел, он вероятно что-то ел, шашлык, или что-то подобное, потому что запах съестного (жареного мяса) волной разносился по всему павильону.
- Вы хозяин?
- Я хозяин! – кавказец с неприязнью посмотрел на меня, но ничего больше не сказал. Просто окинул сверху донизу долгим взглядом, мол – кто ти такой?! Чо суда лэзишь?!
- А я участковый ваш! - сообщил я этому кадру пренеприятнейшее известие. Которое, впрочем, его ничуть не впечатлило.
- И чо? – ответил кавказец, не переставая жевать – Я знаю мой участковый! Вы чо, менты, савсэм обнаглели?! У миня капытан участковый! А ты кто такой?!
- Я ваш участковый Каргин – попытался я разубедить зарвавшегося азербайджанца, уже понимая, кто запустил сюда свою загребущую руку. Ах, Викторыч! Ах, гадюка! То-то у тебя глаза бегали, когда я на днях сказал, что нужно бы проверить этот ларек! Мол, он заходил, и там все в порядке! Вот он какой, порядок!
- Вообще-то капитан мой сослуживец, и твой ларек находится на моем участке! А не на его! – продолжил я образумливать толстогубого азера.
- Да мне плевать, кто на каком участке! Я ему плачу – вот вы с ним и разбирайтесь! – разбушевался азербайджанец – А я сейчас возьму, и напишу на тебя заявление! За вымогательство! И с тебя погоны сорвут!
Я не успел даже удивиться – как это кавказец в пылу беседы заговорил почти без всякого акцента. Он что, нарочно его подделывал? Кстати. Я слышал о таком явлении. Многие нерусские, прекрасно знающие русский язык, специально говорят с дичайшим акцентом. Для чего? А чтобы не считали умными, чтобы соответствовать облику нормального приезжего «чурки». Так легче взятки от них берут, и вообще – не считают опасными. Слишком чисто говорящий по-русски может быть засланным казачком…
Меня зло взяло. Черт подери, на самом деле – он чего несет? Я на самом деле должен проверять его павильон – сертификаты на товары, наличие запрещенных товаров, наличие кассового аппарата и все такое прочее. Так какого черта он мне тут комедию исполняет?! И я вообще-то ни слова не сказал о какой-то там мзде! Пока не сказал…
Я потребовал сертификаты – и вместо сертификатов получил пятерых кавказцев, вылезших из задней комнаты. Они начали вопить, что-то горготать по-своему, хозяин тоже вопил что-то про Городницкого, и что менты обнаглели, и еще что-то тупое, идиотское, и наступил такой момент, когда мне только вступать в битву с шестерыми кавказцами, или уйти несолоно хлебавши.
Да, я мог вступить в битву, они бы мне наваляли, пошли бы под суд, и параллельно завалили бы надзирающие органы кучей жалоб на беспредел отдельно взятого участкового, на то, что он пытался вымогать деньги у честного гражданина, и они только защищались – потому вшестером и переломали ему ребра. Ну да, их бы все равно осудили, меня бы потаскали по инстанциям, но осадок все равно останется. И в конце концов за мной могут установить «негласку», чтобы узнать – как я разлагаюсь, коррумпируюсь и загниваю, и как поэффективнее пресечь мою противоправную деятельность, порочащую образ российского милиционера. Могут и до увольнения довести! А мне этого не надо, точно. В любом случае, все мои планы на ближайшее время точнро бы рухнули – тренировки, месть и все, все, все.
В общем – я ретировался, полный злобы и туманных угроз. Я не знал еще, как отомщу этому самому Ибрагиму за свой позор, но был полностью уверен, что так это и случится.
От Ибрагима я побрел в пикет, надеясь встретить там того же Городницкого – он после планерки обязательно появляется в опорном, чтобы совершить свой обычный обход по торговым точкам курируемого им участка. Ну – чтобы не забывали, а еще – прихватить чего-нибудь из продуктов или выпивки в счет будущих выплат. Так все участковые делают. Или почти все. Я только так не делал – до сих пор.
На мою удачу – Городницкий был на месте, и когда я ворвался в пикет, кипя пролетарским гневом на жадных торгашей, поднял взгляд на мою раскрасневшуюся от жары и быстрого шага физиономию, и удивленно спросил:
- А ты чего не дома? Тебя же отлеживаться отправили!
И тут же озабоченно добавил:
- Смотри, меня не зарази! Мне работать надо! Некогда болеть!
- Викторыч, что за фигня? Ты почему крышуешь ларьки у меня на участке? Своего мало, что ли? Какого черта ты к Ибрагиму полез?
Городницкий снова, слегка ошеломленно посмотрел на меня, пожал плечами и довольно натурально спросил:
- Ты с ума сошел? Какая еще крыша? Ничего не знаю! Ты своими делами занимайся, а не придумывай всякой ерунды! И не слушай всяких там азеров!
- А с чего ты решил, что это азеры мне сообщили о том, что ты их крышуешь? – вкрадчиво спросил я, глядя в глаза капитану Городницкому.
- А кто еще-то? - хмыкнул он – Хачики вечные выдумщики! Такого напридумают – хоть стой, хоть падай! Не знаю ничего! Не мешай!
- Ну ты, Викторыч, и козел! – не выдержал я, и Городницкий тут же взвился:
- Ты как со мной разговариваешь?! Со старшим по званию?! Да я на тебя рапорт напишу!
- Да пошел ты на…й! – ласково сообщил я, и направился к выходу из пикета – Еще и в ООН напиши!
Вышел я из пикета в совершенно дурном настроении. Вот на кой черт надо было злить Городницкого? Посылать его? Викторыч мне, конечно, не друг, но так-то он мужик неплохой, незлой, но при этом еще дико самолюбивый и злопамятный товарищ. С него станется накатать рапорт! Правда хрен что докажет – я от всего откажусь, нас ведь было только двое, но опять же - осадок останется. И теперь Викторыч будет мне поганить.
Вот ведь какое дело – деньги! Чуть коснись их, и начинается – приятели превращаются в недругов, недруги – в настоящих врагов.
А настроение бесповоротно испортилось. Я ведь хотел пройтись и по другим торговым заведениям на моем участке – по мелким заведениям, само собой! Крупные магазины, и уж тем более предприятия, что находятся в офисном здании на углу улицы (всякие там ООО и ЗАО), платят птицам полетом повыше – или парням из уголовки, или вообще кому-нибудь из областного УВД. Ну или бандитам. Хотя частенько и тем, и другим.
Кстати, я не понимаю, почему многие платят бандитам. Выгоднее ведь платить ментам! На ментов всегда можно найти управу, а на бандитов? Они же беспредельщики! Сегодня ты им платишь двадцать процентов, завтра – тридцать, а послезавтра они захотят забрать все! И что тогда? Их только убивать, и больше никак! Ну да, есть и менты беспредельные, но…бандиты все-таки всегда хуже. А крыши сейчас ставят все. Время такое! Лихое…мать его в гроб ети!
Итак, Городницкий успел залезть и на мой участок, и на своем все прибрал. А что тогда мне? Шинкарка, и все? Это сколько я буду копить на машину и на оружие?! Нет, надо что-то придумывать с деньгами. Интересно, а Гаранкин кого «курирует»? Приемку металла, скорее всего. Ту, что в гаражах. И ту, что за стадионом. Говорят, приемки выгодное дело. Они ведь кроме денег, еще и спирт барыжат. Расплачиваются за металл «Роялом» и всякой такой дребеденью – по завышенной цене, само собой. У меня на участке еще СТО, куча магазинов, несколько ларьков больших и малых, ресторан, гостиница…
О! А если попробовать гостиницу взять на абордаж? Нее…эт вряд ли. Такие штуки курирует областное начальство. И скорее всего – «соседи». Почему соседи? Потому, что они сидят через стенку – тут УВД, а через стенку - ФСБ. Здание одно и то же. Вот и прозвали их соседями – называют эдак иносказательно, как в древности зверей называли. Медведь – «косолапый», «Топтыгин». Лось – «сохатый». Одних называли потому, что боялись спугнуть. Мол, услышат свое имя, и убегут. Других - чтобы не приманить.
Вот так и фээсбэшников. Назовешь по «имени» - приманишь на свою голову. А их хоть и потрепали в перестройку, и постперестроечное дерьмократическое время, но опыт выслеживания и подглядывания у них остался – он в крови, и никуда не делся. Да и финансирование у них покруче, чем у нищих райотделов – наводнят тот же опорный записывающими устройствами – без чужого уха не вздохнешь, ни пернешь! И загремишь под фанфары – лет на семь. Гаишников, вон, на-раз с линии снимают!
Кстати – а может попробовать в гаишники протиснуться? Свободы больше - уехал на линию, и нет тебя! И машину под зад тебе подгонят!
Ага…под статью подведут, а не под машину! Нет более просматриваемой службы, чем гаишники! Где деньги – там и пасут со всех сторон! Присасываются! Знаю, слышал, как убирают из гаи неугодных им людей. Знакомый у меня был, гаишник. На выезде из города, на посту стоял. И вот на него негласку установили, то есть – негласную проверку. Проще сказать – сидит какой-то хрен в гражданской машине, одетый тоже по-гражданке, и пасет этого гаишника. Что тот делает на посту, как делает, зачем делает – в общем, все, что гаишник делал за время дежурства заносит в рапорт, и начальству на стол. А те по результатам проверки – выводы. Выговор, другой, третий, и…неполное служебное соответствие, и пошел парень…куда? Ага, в него! В наше любимое народное хозяйство!
Ну и вот – пишут рапорт на парня, одной фразой если передать: «Пассивно нес службу, мало останавливал транспорт».
На следующую проверку, через несколько дней – он уже предупрежден. Сообщили добрые люди, что будут проверять (гаишники тоже непросты, есть у них каналы, и есть деньги, чтобы подмазать нужные шестеренки – предупредят!). И он на КП мечется мелким бесом! Транспорт терроризирует! Протоколы составляет! Пьяных ловит! Рвет и мечет, в общем! И что? Результат проверки: «…бесцельно останавливал транспорт». Круг замкнулся.
Нет, все-таки участковому проще, точно. Мы как кошачье дерьмо на подошве сапога – никому не нужны! Щипаем бабло по-мелочи, и если не зарываемся – никто нас и не трогает. Не те масштабы! А вот стоит высунуться…
Нет, гостиница отпадает. И офисы фирм отпадают. И антикварный подвальчик. И скупка золота с ювелиркой. И даже большой продуктовый на углу, который когда был «Продуктовый магазин номер один) – тоже отпадает! Руки коротки. Только ларьки щипать, да таких, как эта шинкарка..
Кстати, а что она там говорила насчет Косого? Кого он там подломал? А! Вспомнил! Армена! Да, был такой шум. Армен на участке Городницкого ларек держит. Это возле бывшей столовой, а ныне ночного клуба «Глория». Ничего так ларек, хороший, крепкий. Не хуже чем у Ибрагима. На самом деле их грабанули – кассу сняли, и довольно прилично – суточную выработку. А у него очень недурно идет – рядом ночной клуб, там все дорого, так посетители клуба и ныряют к Армену. Представляю, как хозяева ночного клуба зубами скрипят! Но тут если только убивать Армена – он торгует законно, ничего не нарушает. А то что цены у него ниже, так и что? Ну не у Армена возьмут, так пройдут немного – и там целый ряд магазинчиков разного калибра! Все равно найдут – если надо! И сигареты, и бухло, и пожрать!
Итак, мыслишка хорошая возникла! Пойду-ка я к Армену схожу…может что-то и выгорит! И Городницкому может нос натяну!
Ларек Армена, в общем-то, и не совсем ларек. Магазинчик. Заходишь внутрь – прилавки, стеллажи – все, как положено. И ночью они не баррикадируют вход, оставляя в стальной ставне маленькую кормушку для ночных посетителей, как делают их конкуренты. Торгуют круглосуточно, как днем, так и ночью.
На том и погорели. Ночью к ним ворвались трое придурков в масках – продавщицу и охранника положили на пол – обрез в руках у отморозка, не больно-то погеройствуешь. Кассу вскрыли, а еще забрали кругленькую сумму приготовленную к инкассации. Нахватали товара – тоже на приличную сумму – сигарет импортных блоками, водку самую дорогую, виски, икру красную, колбасу – ну все, что смогли унести, то и унесли! И похоже, что на сумму едва ли не большую, чем была в кассе. Приезжал наш опер зональный – Галдин, построил умную рожу, приехал эксперт Михал Карпыч, тоже умными словами покидался. Снял отпечатки пальцев, и…все! Каюк! Трупа нет? Нет. И кто будет искать бухло со жратвой? Все уже давно пробухали и прожрали! И не удивлюсь, если Армен дал денег оперу, чтобы шевелился шустрее, только вот напрасно – нафиг он, Армен, никому не нужен. Только бабок с него снять, все. Впрочем, как и мне. Как и всем ментам в этом районе. «Спасение утопающих дело рук самих утопающих!» - так вроде было сказано?
Армен был на месте – вполне себе приличный мужчина лет пятидесяти, в костюме с галстуком, темно-синей рубашке, в начищенных до блеска узконосых туфлях. Почему они любят такие туфли, кавказцы? Даже странно. Узкие, длинны, ну прямо-таки восточные сапоги, аж загибаются! Как из восточных сказок!
Меня принял вполне доброжелательно, тем более что мы с ним встречались после того самого ограбления – я подходил по вызову, присутствовал. Дежурный был по пикету. Впрочем – чисто в роли статиста. Мол, сделай поквартирный обход, и все такое прочее. Ага! Щаззз! Вот пусть Городницкий и ходит по квартирам, выслушивая всякие гадости! Его участок! На нем и висит ограбление, на Городницком! В общем – перекинул я на него эту работу с совершенно спокойной совестью.
Армен усадил меня за столик в своем кабинете. Девчонка-продавщица (их у него сейчас две) принесла чаю, конфет, и я с немалым удовольствием отпил из чашки – жара, вспотел, пока шел. Пить хочется. И кстати – у Армена кондиционеры. Старые еще, бакинского завода, тарахтят как самолет – но работают исправно. Температура в кабинете – одно удовольствие! Надо отдать должное – заботится о персонале. Впрочем – в прохладе и товар не сразу портится, не так как у его конкурентов. Вроде того же азера Ибрагима. Ух, разозлил он меня! Ну, ничего…не последний день живем. Разберемся!
Кстати, ситуация с Ибрагимом отвратная. Согласно какому-нибудь сценарию идиота-сценариста, я сейчас должен написать рапорт начальству, ларек Ибрагима возьмут приступом и ему пришьют статью «Неповиновение представителям….». А когда станут делать обыск в его ларьке – найдут ящик с шаурмой из Афганистана, начиненной первосортной продукцией добрых афганцев. «Маски-шоу», злые азеры повергнуты наземь, и я торжествую! Вернее – торжествует закон и справедливость.
А вот как бы не так! Попробуй я вытворить что-то подобное – меня насмех подымут! Тот же зам Гаврилов. «Если участковый не умеет заставить себя уважать – какой он тогда милиционер?! Пусть тогда идет в народное хозяйство, раз не умеет работать!»
Никаких «маски-шоу», никаки разгромленных ларьков с изъятой паленой водкой. Забудьте!
Чай закончился, и я без сожаления отставил чашку в сторону. «Хорошего понемножку, сказала бабушка, вылезая из-под трамвая, и держа голову в подмышке». Отец покойный так говорил. Приступаем к разговору!
- Армен, как продвигается дело по поиску тех, кто тебя ограбил?
Армен удивленно поднял брови, посмотрел на меня, будто впервые увидел:
- А я от тебя хотел узнать! Вот это здорово! Вы же ищете преступников!
Армен говорил по-русски чисто, и довольно-таки литературно. Явно высшее образование. Впрочем, не надо обольщаться его «вывеской» - все кавказцы в нашем городе связаны с национальными диаспорами, и как следствие – все криминальны донельзя. Он может чисто говорить по-русски, цитировать классиков русской литературы или читать стихи Пастернака, но где-то глубоко в его кармане – фигурально выражаясь (а может и не фигурально!) – лежит остро наточенный нож, и попробуй-ка, тронь его интересы! Живо глотку перехватит, и пискнуть не успеешь! На то был и мой расчет…
- Не знаю, кто ищет, и как ищет – честно признался я – Но если хочешь, чтобы я нашел…
Пауза. Армен иронично ухмыльнулся уголком рта, откинувшись в кресле сцепил руки, удобно расположив их на животе.
- Хочешь сказать, что весь РОВД не нашел, а ты найдешь? То есть – они ослы, а ты молодец?
- Хмм…ну я бы не стал так уж круто формулировать, но…по сути – да.
Помолчали, глядя друг на друга, затем я решился взять быка за рога. То есть – Армена за бумажник.
- Армен, не будем ходить вокруг, да около – я знаю, кто тебя ограбил, знаю, где он тусуется, и если есть такой интерес – отдам тебе его с потрохами!
- А как же закон? – хищно оскалился Армен – ты же должен посадить его в камеру, долго уговаривать дать показания, пугать отправить в камеру с «обиженкой», побить по почкам резиновой дубинкой? А потом отправить дело в суд – чтобы он ушел на зону? Лет на пять. И через три выйдет.
- Не путай следака с участковым. У меня свои задачи. Я помесь опера, следака и вытрезвителя. Мне так-то раскрытие в кон, палку поставлю, но…деньги важнее. Итак, к главному – сколько дашь за информацию о беспредельщике?
- Да…как всегда – главное, это деньги… - потускнел Армен, он же в миру Армен Борисович Давитян – сколько ты хочешь?
- Двадцать процентов от той суммы, что они взяли. После того, как ты его возьмешь, и убедишься, что они – это они. И потом – ты будешь платить мне, а не Городницкому.
- Хмм…а что ты будешь делать за эти деньги? Типа нас не трогать? Так Городницкий тогда тронет. Он может напакостить, уверен!
- Я разберусь с Городницким. Это моя проблема. Отсылай его ко мне. И не смотри, что он капитан, а я лейтенант – у нас свои понятия и правила. Я с ним решу. Что буду делать? Во-первых, как ты и говоришь – не трогать. Во-вторых, если тебя начнет обижать кто-то из наших, или не наших – я буду этот вопрос регулировать – если сам этого сделать не сможешь. Ну и прямые милицейские обязанности – в первую очередь. Вдруг повторится твоя неприятность – тут же звонишь мне, и…
- Ты находишь преступника… - закончил за меня Армен, странно, можно сказать скептически улыбнулся – Только вот как тебя срочно найти?
- По телефону в опорном, или по телефону в РОВД. Чуть позже я куплю себе сотовый телефон (Во загнул! Откуда такие деньжищи?!), и будешь звонить на него. Напрямую!
- О! Ты серьезный парень! – Армен доброжелательно улыбнулся, но в улыбке его все равно таилась немалая толика ехидства, это сразу было видно – И почему это я раньше о тебе ничего не слышал? Нет – слышал, что есть еще тут в пикете один молодой участковый, потом тебя видел, когда приезжала опергруппа, ну и все. Тогда ты показался мне таким…хмм…равнодушным. Тебе все было пофиг.
- Ты где учился языку, Армен? – не выдержал я – ты разговариваешь по-русски не хуже меня!
- Так я вырос в России! – улыбнулся Армен – учился здесь. В школе, потом в институте. В сельскохозяйственном, да. «Сельхознавоз», знаешь, да? На площади. Ну вот, там. Агроном я. Пашенку свою пашу! Хе хе хе…
- Неплохо пашешь! – обвел я взглядом кабинет Армена – У тебя и еще есть магазины, так?
- Есть. И продуктовые, и обувные, и с одеждой. Все есть. Я не богатый человек, но деньги водятся, да!
- И воспитанный человек – польстил я Армену – до тебя я заходил к некому Ибрагиму, азеру, что на углу поставил торговый павильон. Вот тот – мразь! Быдло, самое настоящее! А ты – видно, что образованный человек!
- Азер…ненавижу азеров! – Армен буквально потемнел, глаза его сузились – Я бы их всех…к стенке поставил! Твари! Знаешь, что они сделали, когда у нас в Спитаке землетрясение случилось? Знаешь? Праздник они устроили! С фейерверками! У нас горе – а они радовались, твари!
- Мда. Нехорошо… - согласился я, вполне себе искренне. Действительно – свинство самое настоящее. Разве так можно?
- Ладно! – решился Армен – Я согласен. Кстати, выплата Городницкому как раз сегодня, он хотел к вечеру ко мне зайти. Я тебе ее отдам. Поверю на слово. Кстати, а ты веришь мне на слово? А если я найду твоего…ну грабителя этого, по твоей наводке, а потом скажу тебе, что не нашел? Что это все неправильные сведения? Ну, чтобы денег не платить?
Армен улыбался, но было в улыбке что-то неприятное, нехорошее. Как если бы за портретом Джоконды вдруг возник лик Сатаны – оскаленный, с рогами и длинными клыками.
- Не боюсь! – твердо заявил я – Во-первых, ты человек порядочный, я навел о тебе справки (брехня, но надо же пустить пыль в глаза?!). Во-вторых…а стоит ли ссориться с дельным человеком? Повторюсь – на звание не смотри. На дела смотри. Я много чего могу.
Я не знал пока, чего я могу в самом деле, но одно могу точно – пускать пыль в глаза своему собеседнику. Уж чего-чего, а врать меня родная контора научила! Создавать дымовую завесу из пустых слов, создавать видимость деятельности, в общем – делать хорошую мину при плохой игре. «А что делать, что делать?!»
- Хорошо!
Армен поднялся, прошел к сейфу, отпер его, щелкая ключом. Достал из него небольшой конверт и подойдя ко мне – положил конверт на стол:
- Это зарплата Городницкого. Материальная помошь родной милиции, так сказать. Ну а теперь я жду имя и адрес. Кстати, а ты не боишься, что я их просто грохну?
- Грохни – кивнул я, убирая конверт в свой дипломат. В конверт даже не заглянул.
- Только не на моем участке! И не на моей зоне! – добавил я, после короткой паузы – Земля чище будет, если таких подонков на ней не станет. Вот, возьми.
Я протянул Армену листок бумаги, напечатанный на машинке, и поднялся, давая понять что больше у меня дел к этому человеку нет. Мне плевать на Митяя Косого, он же Дмитрий Косых. Подонок еще тот, я проверил. Пробил его по адресному. Ранее судимый – по «бакланке», она же «хулиганка», за тяжкие телесные. За угон сидел. За уличный гоп-стоп. В свои двадцать пять лет он уже успел крепко посидеть, практически – злостный рецидивист. И при этом, как я уже успел узнать у шинкарки, особым авторитетом не отличался, как и умом.
Болтать по-пьянке о своих «подвигах» может только настоящий «баклан». Хотя бы сообразил, что если армяне узнают о его подвигах – башку точно отрежут. Сумма-то была вполне приличной, а кроме суммы – это потеря авторитета, который очень ценится у кавказцев. Если кого-то обнесли – это и возмущение беспределом всяких наглецов, и шепотки за спиной – мол, его - кто хочет грабит, что он за мужик такой?! Его никто не уважает! Он…БАБА! Страшное оскорбление для кавказца – назвать его женщиной. Только кровью смывают!
Так что и в самом деле Косой зажился на этом свете. Я на самом деле считаю, что некоторым людям не надо жить. Просто потому, что они портят жизнь другим. Вот, примеру, существуют некие живые существа, живут себе, и живут, но…за счет других живых существ, поедая их плоть, их пищу, лишая здоровья, а то и самой жизни. И как с ними поступают, с этими самыми глистами? Убивают. Или изгоняют из организма. Это уж как получится.
Так и тут – эта мразь, этот глист Косой паразитирует на живом людском организме. Так зачем ему жить? Надеюсь, больше я его не увижу…
От Армена я пошел к Сазонову, мучительно размышляя, что же мне такого сотворить с Ибрагимом, каким карам его подвергнуть, и как до него добраться. Ничего умного в голову не шло, и я решил отложить свои размышления до окончания тренировки.
Сазонов встретил меня как обычно – спокойно, без особых эмоций – «пришел, и хорошо. Клади вещи. Одежду принес? Ну и молодец!»
А потом вдруг огорошил – без всякой подготовки и так сказать прелюдий:
- Вот что, Андрей…переезжай ко мне жить. Дом у меня большой, комнату я тебе дам – уже выделил, и все свободное время будем заниматься твоими тренировками. Ты экономишь на проезде – и во времени, и в деньгах, и это самое время можешь спокойно пустить на наши уроки. Как ты на это смотришь?
После небольшой паузы и подтягивания отпавшей нижней челюсти на свое законное место, я ответил, что в принципе совсем не против, если конечно Сазонова не затрудню. И на что он так же спокойно ответствовал, что раз сам предложил, значит это все его никак не напрягает. И одно только правило – чужих в дом не водить. Например – девок, даже если они все похожи на Мерилин Монро. Если захочется совершить известный акт – делать это в своей квартире, а не в его, Сазонова доме, и не на принадлежащей ему кушетке. Не так чтобы ему было жалко, и не так чтобы он завидовал молодому поколению, делающему ЭТО – просто ему не нужно, чтобы чужие видели то, что происходит в доме. Ну и вообще…береженого бог бережет, а не береженого конвой стережет.
Я с ним тут же согласился, не собираясь пояснять, что на амурные дела меня и не тянет. Ну…почти не тянет. (Тут же вспомнилась Танька из «детской комнаты», и ее простенький аналог – продавщица из ларька. И я снова вдруг с удивлением почувстовал прилив крови к чреслам…)
На у раз я согласен – время приступить к тренировкам. И мы приступили.
И это было отвратительно!
Первое, с чего начал Сазонов – снова дал мне выпить какой-то дряни, а еще – несколько капсул с непонятной маркировкой. Я таких никогда не видел – ярко-красные, маленькие – их было три. И две желтые, чуть побольше. На мои страдания по теме: «меня тошнит от ваших дурацких таблеток!» - Сазонов не обратил ровно никакого внимания, вроде как не я ему что-то сказал, а муха пролетела, или комар прожужжал. Впрочем – скорее всего, на комара он бы обратил внимания гораздо больше. То ведь Комар, а то – я, убогий.
А потом началось избиение. Без еды, питья чая и всего такого – просто избиение. Меня поставили к стене дома, и расстреливали круглыми камешками-галькой, выпущенными твердой рукой персонального пенсионера.
Он бросал камни с такой силой, и такой точностью, что при всем желании я смог уклониться самое большее от трети запущенных в меня снарядов! Камни со стуком били меня в голень, ударялись в плечи, в солнечное сплетение, и единственное место, в которое Сазонов не целился – была моя голова. В остальные места – куда угодно. Даже в пах!
Как раз после очередного пропущенного броска, когда камешек едва не лишил меня способности развлекаться с приведенными в мою квартиру похотливыми продавщицами, я возмутился, и корчась на земле зажимал пах руками, вежливо и вкрадчиво спросил:
- Да вы не охерели?! А если бы вам так «хозяйство» отбить?! Встали бы сами к стене! Слабо?!
Сазонов ничего не ответил, кивнул на ведро, полное таких камешком ( и где набрал-то столько?!), предложил:
- Кидай в меня. Ну?! Кидай! Куда угодно! Кидай!
Я не заставил себя долго ждать, кипя благородным гневом набрал горсть камешков из ведра, и с наслаждением запустил первый камень в пах проклятому пенсионеру. Чтобы если и остались у него какие-то остатки мужской половой системы – пусть они отсохнут окончательно! Ибо нехрена обижать молодых перспективных мстителей!
Щелк! Не попал! Камень, пущенный от души моей недрогнувшей рукой врезался в стену, каким-то чудом миновав тело супостата. А затем второй камень. Третий. Четвертый!
Теперь я метал камни, как пулемет, с трудом сдерживая мысль о том, что хорошо бы набрать полные горсти этих камней, и швырнуть в неутомимого старичка-пенсионера! Чтобы не вертелся, как уж! Чтобы принял свою участь с выражением безмерно страдания на лице – какое, например, у меня!
Только не вышло. Камни пролетали мимо Сазонова, рикошетируя от стены, и чудом не затрагивая штанину или рубаху. Как он умудрялся уклониться – я так и не понял. Вроде стоит на месте, вроде бы не особенно-то и не двигается, а вот же тебе – ни одного попадания! Впрочем, нет – одно попадание было. Когда один из камней отразился от стены дома Сазонова и врезал ему точно по затылку. После чего Сазонов выругался, и серьезно обвинил меня в том, что я это нарочно бросил в стену так, чтобы попасть ему по голове. Шутил, конечно – но говорил он это с каменным лицом и абсолютно серьезным голосом. Тоже, кстати, искусство – чтобы так врать, надо учиться этому много лет!
А потом я снова встал к стене. Предварительно собрав разбросанные снаряды. А когда собирал, Сазонов снова «стрелял» в меня, ползающего на корточках, норовя попасть в зад, в плечи, ну и…в другие места. Но теперь мне было не обидно, и даже смешно. А еще – азартно – как сделать так, чтобы этот старый негодяй не попал?
«Старый негодяй» не стал меня долго держать в неведении, и прочел мне лекцию о том, как я должен следить за движениями противника, чтобы угадывать траекторию броска, а соответственно – полета снаряда. И следить не только открыто, но и боковым зрением – что вообще-то гораздо сложнее.
И так мы «развлекались» не меньше часа.
По прошествии этого часа, минут пятнадцать сидели у стола, пили чай с незнакомыми мне травами, а затем снова занялись тренировкой – теперь уже отрабатывали приемы защиты и нападения, которые Сазонов показывал вначале медленно, а затем быстро, в действии, в дальнейшем раскладывая на составляющие, которые я и усваивал – насколько мог.
Дело шло довольно-таки медленно, я никак не мог чисто повторить все те плавные, прихотливые движения, против которых протестовала вся моя сущность милиционера.
Почему протестовала? Ведь, казалось бы – разве меня не учили рукопашному бою? Боксу, карате? Так вот – и бокс, и карате – это спорт. И те удары, которые там наносят, не должны убивать человека. Да, если их нанести с достаточной силой, умением и точностью, этими ударами можно покалечить. И даже убить. Но изначально они не рассчитаны ни на то, что покалечат, ни на то, что убьют!
То же самое касается рукопашного боя, являющегося смесью всех вышеперечисленных стилей борьбы, а еще – дзюдо, самбо и чего угодно. Конечно, я имею в виду рукопашный бой, который дают милиционерам, выхолощенный, годный для того, чтобы «пресечь» и задержать! Но не искалечить и убить!
Милиционер не должен убивать преступника. Он его задерживает, и направляет по служебной цепочке – к следователю, и потом в суд. В отличие от военного диверсанта, не озабочивающегося такими, понимаешь, тонкостями!
Это война. А на войне – ты должен в кратчайшие сроки вывести противника из строя, и как ты это сделаешь, и что будет с противником после применения спецприемов – кого это волнует? Если только похоронную команду – потому что им работы стало больше.
Вот и протестовала моя душа – я НЕ ДОЛЖЕН убивать противника! Вырубить, связать, и…доставить. Все! Нет, не удовольствие ему доставить – всего лишь отправить в РОВД для принятия мер.
Эти приемы были таковы, что примени я их в полную силу, сделай все так, как надо – и соперник погиб. Подлейшие приемы, без каких-либо сдерживаний морального плана. Удары в глаз сдвоенными пальцами, раскрытыми пальцами, удары в горло, в кадык, ломание пальцев, выламывание суставов рук, и как вишенка на торте – разбивание гениталий противника в любом, самом любом моем положении и состоянии. Стоя, сидя, с земли, на расстоянии – с помощью подручных средств вроде палки, камня, и голыми руками. Удары во все уязвимые места, коих, как оказалось, не так уж и много.
- Ты что, киношный кунфуист? Одним ударом ломаешь кирпич? Или как дурак ходишь в соломенной шапке и потом летаешь по воздуху, побивая противников, вооруженных мечами? Это все чушь собачья! Чушь! Сказки! Представь – перед тобой сильный, умелый противник, спортсмен, боксер, который привык не только наносить удары, но и получать их. Как ты будешь с ним драться? Обмениваясь ударами? Ты на его игровом поле, там, где он сильнее! И у тебя только три тактики, которые принесут успех в этой схватке. Первое – просто-напросто его застрелить. Ах, да! Я забыл первую тактику – ты можешь убежать. Если сумеешь. Но мы эту тактику не рассматриваем, исходя из задачи – обязательно победить того, с кем ты вступил в схватку. Итак, застрелить. Но «ствола» нет. Но есть нож. Нож – великолепное оружие, с помощью которого умелый человек победит большинство самых сильных и умелых людей – кроме тех, кто обучен бороться против ножа. Итак – нож. Тут уже твоя задача заставить противника истечь кровью, и в конце концов, поставить под удар самые свои уязвимые точки – мягкий живот, хрупкое горло, глаз – очень неплохо бить в глаз ножом! И вообще – любой удар ножом в лицо – режущий, колющий – приводит к замечательному результату! Противник гарантированно выходит из борьбы! В глаз – это в большинстве случаев смертельно, клинок проникает в мозг. В этом случае хорошо бить неожиданно, тогда объект даже не успеет крикнуть. Режущие удары – тоже хорошо, ими ты, конечно, не убьешь, но боль и кровотечение таковы, что неподготовленный человек практически всегда впадает в шоковое состояние и неспособен драться. Спортсмен-боксер привык получать удары, но не привык к тому, чтобы ему тыкали острым предметом в глаз, или полосовали щеки. Когда чей-то нож скрипит на твоих зубах, рассекая щеку, становится не до защиты чьих-то интересов, и не интересует ничего, кроме своей раны и возможности ее зашить. Почему-то люди очень озабочены тем, как они выглядят, забывая, что со шрамом на щеке жить можно, а вот с ножом в печени - вряд ли.
- А если ножа нет? – прервал я лекцию, и тут же получил камешек в лоб, звонко щелкнувший мне по черепу. Откуда Сазонов его извлек – я даже не заметил. В руке все время держал, что ли?
- Не перебивай, когда говорит тренер! – Сазонов погрозил мне пальцем – Торопыга! Итак, вот мы и дошли до боя голыми руками. Вот – перед тобой сильный, тренированный противник, в честном бою с которым ты неминуемо проиграешь. Как с ним драться? Что тебя спасет? Только скорость. Скорость, и отработанные, выверенные до миллиметра приемы. Даже если ты обладаешь зубодробительным ударом – тебя он не спасет. Поверь мне, есть такие люди, которые с разбитой на части челюстью трижды тебя порвут, прежде чем отправиться к врачу собирать свои кости в единое целое. Это если ты обладаешь таким ударом! А если нет? Если ты не учился годами и годами вкладывать в свой удар не только физическую силу, но и психическую энергию? Нет, это не то, не из дурацких фильмов «мое кунг-фу лучше!» Кстати, те, кто обучался специальным приемам рукопашного боя, те, кто прошел такую школу… (он явно хотел сказать «как я», но остановился) убьют любого из этих киношных «спортсменов» за считанные секунды. Причину я тебе уже объяснил. Но вернемся к нашим баранам. Итак, какие уязвимые точки человека ты можешь поразить. Первое – глаза. Ослепил – противник считай что мертв. Добивай его потом, как хочешь. Горло. Это сложнее. Оно прикрыто подбородком, особенно если принадлежит человеку, который умеет биться врукопашную. Тем же боксером. Подбородок, плечи – не так просто и пробить через них в горло. Далее, наискосок, как обычно рисуют на плакатах в спортзале: сердца, солнечное сплетение, печень. Хороший, сильный удар в печень убивает на месте. Как и в солнечное сплетение. Сердце – тут сложнее, пробить панцирь из костей скелета очень трудно. А времени научиться пробивать межреберные мышцы вытянутыми в меч пальцами у тебя нет. Потому – сердце убираем, оставляем только печень и солнечное сплетение. Но…убираем и их. Не забываем – чтоб убить, нанеся удар в эти точки нужно обладать очень, очень сильным ударом – как у боксера тяжеловеса. Или средневеса-нокаутера! И то – можно не пробить пресс. Есть люди с таким могучим прессом, что самый сильный боксер не сможет его пробить. Помнишь, кто такой был Гарри Гудини? Так вот – он выступал в цирке, вызывая из зала желающих попытать свои силы. Он выдерживал любые удары в живот! Любые!
- И умер от удара в живот! – не выдержал я – значит все-таки можно достать, даже такого как Гудини!
- Можно. Но только если он не будет подготовлен. Как тот же Гудини, который не подозревая о подлости получил страшнейший удар в печень. И умер. Мораль: хочешь убить ударом в печень – наноси удар неожиданно, максимально сильно и быстро. Чему я тебя и постараюсь научить. Так…какие еще уязвимые точки? Пальцы. Поймал за пелец, сломал его, а то и всю кисть руки – ты ослабил противника на семьдесят процентов. Ему больно, ему плохо, он отвлекается на свою боль, он не может защищаться и наносить удары этой рукой – замечательный результат! Добивай! Пальцы ломаются легко – нужно просто расположить их под нужным углом. И хорошим рычагом для перелома пальца служит направленный на тебя пистолет. Ты ломаешь палец противнику, и пистолет у тебя в руке! Бах! И противник уже в Вальгалле! Или в другом таком же замечательном месте, где до обеда пьянствуют и дерутся, а после обеда оживают. Кстати, ты больше не пил спиртного?
- Нет, не пью. И не хочется. Странно. И даже если вспоминаю о спиртном – мне не только не хочется, даже противно думать о выпивке! Хмм…это ваша работа, да? Вы ведь еще в первую нашу встречу добавили что-то в чай, так? А потом то же самое в этой гадости, которой меня поили! Признайтесь, ведь так же?
- А если и так? Какая тебе разница? Что, плохо быть трезвым? Извини, но то, что я тебе колю и даю пить плохо совмещается с алкоголем. Сдохнуть можно.
- А предупредить нельзя? А если бы я все-таки выпил? И что тогда?
- Тогда – было бы плохо. Но ты ведь обещал не пить? А если ты не держись свои обещания – на кой черт такой человек нужен? Ненадежный человек! Так что в твоих интересах не пить вообще. Понятно?
- Понятно. Кроме одного – что вы мне колете. И зачем.
- Я же тебе уже говорил – это специальные средства для увеличения скорости реакции организма. Не понял? Нервные волокна проводят сигнал к мышцам с определенной скоростью – у одних людей этак скорость примерно средняя, не больше, ни меньше – это основной состав людей живущих в определенном анклаве. Другие люди заторможены – например, и это давно уже определено учеными – скорость реакции женщин гораздо меньше, чем у мужчин. Например, за рулем – не зря же на женщин так часто нападают за то, что они не могут отреагировать на дорожную ситуацию с нужной скоростью, или вообще впадают в панику и творят черт знает что. У них торможение реакции в две секунды. А за две секунды ох как много всего может случиться! Но есть люди феноменально быстрые – самые лучшие боксеры, водители-гонщики экстракласса. У них или от природы скорость прохождения сигнала через нервные окончания гораздо выше, чем у обычного человека, или они воспитали в себе такую способность. Можно сказать – мутировали в нужную для них сторону. Это нормально. Человек приспосабливается под окружающую среду, и среда приспосабливает человека к себе. Идет незаметная, но абсолютно закономерная мутация. Я ее просто подталкиваю. Я делаю так, чтобы ты двигался быстрее, чтобы реагировал быстрее, чтобы запоминал и вообще думал быстрее. Твои мышцы работают ненормально быстро – даже сейчас, когда ты еще полностью не перестроился. Ты ведь чувствовал недомогание, так?
- Я и щас чувствую! – чуть не выругался я – Ощущение, как дерьма наелся! Подташнивает, руки-ноги дрожат, усталость – какая тут к черту быстрота реакции? Ничего такого я не ощущаю!
- И не ощутишь – пожал плечами Сазонов – во-первых, рано. Во-вторых, почувствовать это можно только тогда, когда ты столкнешься с кем-то, примерный уровень физической реакции ты помнишь. Ну вот стоял ты с кем-то в спарринге, в своей недосекции карате! Помнишь, с какой скоростью он реагирует на твои движения! Ну и вот – тебе покажется, что твой партнер очень медлителен, банален. И что побить его – все равно как отобрать конфетку у трехлетнего мальчугана. И только тогда ты поймешь.
- Учитель…только честно! Эти снадобья, что вы мне даете…они вредные? Ну…для организма – они вредные?
- В этом мире нет ничего полезного – хмыкнул Сазонов, и взгляд его метнулся в сторону – все ведет к смерти. Даже сама жизнь.
- Так. Учитель! Я же просил честно ответить! Вы прекрасно понимаете, что именно я спросил! Они вредны, или нет?
- Не совсем… - Сазонов посмотрел мне в глаза – сейчас твой организм перестраивается, ускоряется, и это сопряжено с некоторыми неудобствами. Например – тебя тошнит, иногда кружится голова. Ты чувствуешь усталость, и тебе часто хочется есть – обмен веществ подстегнут, наращиваются нужные мышцы, сжигается масса энергии. Понимаешь, нельзя двигаться быстрее, не сжигая топливо. Это как машина – поддал ей горючего в камеру хранения – она и понеслась быстрее. Не дал горючего – она тащится тихо, зато и топлива тратит меньше. Вот так.
- А раз я быстрее двигаюсь, то быстрее и сжигаю свою жизнь? То есть, и жить я будут меньше, чем мог бы, так? Не девяносто лет, к примеру, а семьдесят? Так ведь, да?
- Напомню, что когда ко мне пришел впервые, ты был запойным алкоголиком – и это в тридцать лет. Максимум, до каких лет ты бы дожил – это лет до пятидесяти. Но скорее всего умер раньше, лет в сорок – от цирроза печени. Или замерз бы под забором. Кстати, то, что тебя сейчас тошнит – это результат плохой работы печени, которую ты убивал алкогольными возлияниями. Она восстанавливается, но до полного выздоровления еще далеко. Не раньше, чем через месяц – при всех тех усилиях, что я приложил для ее выздоровления. Так что тебе ли говорить о том, что ты проживешь лет меньше, чем мог бы без моего участия? И к тому же – разве ты не вульгарно убивал себя алкоголем, не решаясь просто пустить пулю в висок? Разве ты уже не мертв, как сам мне не раз об этом говорил? Так что радуйся – ты проживешь дольше, чем смог бы, а еще – исполнишь свою мечту и накажешь негодяев, убивших твою семью. Я тебе это обещаю. Все понял? Вопросы еще есть? Нет. Замечательно. Отдыхаем десять минут. А потом я тебе покажу пару приемов ножевого боя. Настоящего ножевого боя! И мы будем их отрабатывать все твое свободное время. Итак, время пошло!
Я сидел, откинувшись на спинку стула, и думал, думал, думал… А еще – ощупывал синяки, которых после сегодняшнего обстрела камнями было превеликое множество. И правда, чего это я вдруг возбудился на тему: «Эти лекарства укорачивают мою жизнь!»? Да если я проживу всего пару лет, а за это время ухайдакаю всех моих врагов – даже так меня все устроит!
Или я вру себе? И мне вдруг захотелось пожить? Не зря же я вдруг и про секс вспомнил…
Пока не могу понять самого себя. Сейчас вдруг стало интересно жить. Насколько меня хватит – не знаю. Уничтожу негодяев, а там и подумаю – стоит ли жить дальше. Чего гадать? Прошло-то всего несколько дней, как я кардинально изменил свою жизнь!
Хмм…и правда – неужели есть такие лекарства, которые могут сделать меня быстрее и сильнее? Про сильнее он ничего не говорил, но я точно уже почувствовал, как окреп. А может, кажется? Просто бросил пить, вот и поздоровел, мышцы окрепли? Посмотрим. Все впереди!
Кстати – сегодня у меня разговор с Городницким. Предвкушаю, какую вонь он подымет! Хе хе хе… А зачем ты беспредельничал? Да еще и лицемерил! Ну что же, посмотрим – как тебе нравится твое же оружие!
А вот что делать с Ибрагимом… Так это дело оставлять нельзя. Есть одна мыслишка, только….стремно как то. С такой мразью иметь дело… Команда нужна, своя команда. Банда! Нет. Гадко звучит – банда. Команда! Вот. Но без денег такую команду не соберешь.
Замкнутый круг – нет денег – нет команды. А без команды – денег не будет.
Надо думать. Очень сильно надо думать! А пока – тренироваться. Сазонов уже зовет… Вот же неугомонный старик! Он что, никогда не устает?! Впрочем – и стариком-то его назвать нельзя. Жилистый, крепкий, как пень! Дай бог всем в двадцать быть в такой форме, как он в шестьдесят!
Но пора, пора идти! А то сейчас начнет камнями кидаться. С него станется!
- Иду я! Иду!
И я пошел.





User is offline Profile Card PM 
 Go to the top of the page
  + Quote Post

ЯЛЕС
post Nov 7 2017, 20:55
Создана #20


Старожил
*****

Группа: Посетители
Сообщений: 520
Зарегистрирован: 17-April 16
Из: Архангельская обл.
Пользователь №: 2,348,883


Металлоискатель: Fisher 5
Пол: мужской

Репутация: 39 кг
-----XX---


Mart,спасибо за продолжение biggrin.gif
User is offline Profile Card PM 
 Go to the top of the page
  + Quote Post


Reply to this topicTopic OptionsStart new topic
1 человек читают эту тему (1 гостей и 0 скрытых пользователей)
0 пользователей:
 

Лицензия зарегистрирована на: reviewdetector.ru
При частичном или полном копировании информации гиперссылка на сайт Reviewdetector обязательна!
2005-2024 Reviewdetector LTD
Контакты
Упрощенная Версия · Рекламодателям Сейчас: 19th March 2024 - 09:11
Go to the top of the page
Рейтинг@Mail.ru