История одного похода., Тувинские рассказы

[DoctorX]

Мост, или часть первая, патетическая

Последний перед мостом «пыхтун» давался тяжело. Весь взмокший, Сергей несколько раз останавливался, успокаивая дыхание, стараясь лишний раз не смотреть вниз. В сторону бушующей внизу реки обрывалась скальная стена высотой метров 70, не меньше. В прежние сезоны иногда удавалось при низкой воде проходить здесь прямо под скалой, но сейчас об этом нечего было и думать.

Древние стланцы, узкими наклонными щетками выступавшие на поверхность, легко крошились и не давали надежной опоры ногам, как и весь прочий осадочный материал, покрывавший крутой склон горы. От этого тропа стала как бы частью висячей осыпи, двигаться по которой приходилось предельно осторожно, тщательно выверяя каждый бросок к выбранному очередному крупному валуну, выступающему из земли, или кусту караганы.

Парни шли следом, уже прилично отстав. Техник Гена – потому что утром закинул себе в рюкзак и всю связку из 30 капканов и вещмешок с плашками, отчего его груз был существенно тяжелее, чем у остальных. Сезонный рабочий Саня Деготь – по приобретенной за три срока тюремно-лагерной жизни привычке никуда не спешить. Впрочем, и по жизни он был довольно флегматичным и малоразговорчивым субъектом, чуть постарше Сергея и Гены. Этой осенью ему должно было исполниться 40.

Откуда взялась и почему прилипла к нему эта кличка, никто уже не помнил. Придя лет семь назад первый раз на станцию, Деготь быстро обвыкся и стал одним из самых ценных в зоогруппе бичей, которые никогда не волынят, не ноют по поводу и без, на кого можно положиться при разных раскладах. Неизвестно, где Деготь проводил зиму, но с тех пор каждый сезон весной он снова и снова появлялся у станционных ворот, стараясь попасть именно на стационар, работавший в полях с апреля по октябрь.

Постепенно тропа выровнялась по горизонтали и пошла уже по самому краю, в полуметре от обрыва. Участок этот оказался небольшим, метров 5-6, не более, и его удалось проскочить одним рывком. Спустившись к нескольким лиственницам, тесной группой растущим на небольшой, чуть наклонной к реке, площадке, Сергей сбросил рюкзак и привалился к нему спиной.

Снова пошел дождь, сначала слабый, неровный, иногда даже почти прекращающийся, но через несколько минут набравший силу и мощными струями обрушившийся на беззащитную землю, лишь фрагментами покрытую скудной растительностью. Через несколько секунд по тропе, пузырясь, уже мчался под гору приличный мутный ручей. Почти сразу, вместе с окрепшим дождем, на площадку скатились Деготь с Геной.

Здесь было не так уж и худо. Хоть как-то, но кроны деревьев рассеивали водные потоки, падающие сверху. Сергей выдернул из-под клапана рюкзака кусок полиэтилена, и они накинули его сверху и с трех сторон, подвернув под себя края. Папиросный дым окутал троих странствующих по горам людей, прижавшихся друг к другу плечами. Сразу стало теплее и уютнее.

Десятидневный круговой маршрут, с проведением всех запланированных учетных работ, сбором материала на бактериологическое и вирусологическое исследование, успешно завершался. Полторы сотни километров, три перевала-трехтысячника, несколько десятков бродов через бурные горные речки – все оставалось позади.

Через пару часов, не сильно торопясь, они должны были выйти к подножию последнего и самого высокого на их пути перевала Садак. В хорошую погоду, если не было большого груза, от начала крутого подъема и до базы Сергей доходил за 4-4,5 часа. Длинная стрелка часов «Победа» почти нагнала короткую, вот-вот должен был наступить полдень. Так что до темноты закольцевать маршрут казалось вполне реальным.

Дождь так же быстро, как и начался, затих. Сквозь низкие тяжелые тучи, закрывавшие пеленой окрестные горы, вдруг тут и там стало проглядывать небо, а кое-где и солнечные полосы уперлись в землю. Свернув пленку, они двинулись дальше, наблюдая совсем рядом – рукой подать! – сразу три ярчайших радуги. Запах полыни и чабреца пьянил, но еще больше удовольствия доставляло уже совсем скорое завершение похода.

Сергей немного даже гордился собой. Маршрут был удачно задуман, тщательно спланирован, хорошо подготовлен, да и проведен вполне успешно. Все участки, где могла прятаться опасная инфекция, обследованы в желаемых объемах. В клеенчатом мешке с полиэтиленовым вкладышем находились плотно упакованные пробирки с собранными насекомыми и клещами; полоски фильтровальной бумаги, пропитанные кровью отловленных грызунов в пленочных же пакетах; пластмассовые контейнеры со срезами печенок-селезенок, словом пробы разного полевого материала, собранные для дальнейшего исследования в лаборатории.

Чувство детской ликующей радости охватило Сергея. Перебирая ногами в уже изрядно подразбитых кирзовых сапогах по пологому спуску, он во весь голос запел:

«Широка страна моя родная,
Много в ней лесов, полей и рек!
Я другой такой страны не знаю,
Где так вольно дышит человек!»

Тучи исчезли за зубчатым краем близкого хребта, солнце быстро сушило подмокшую одежду, легкий прохладный встречный ветерок ласкал разгоряченные лица, аромат степных запахов, усилившийся после прошедшего дождя, кружил головы.

«Над страной весенний ветер веет,
С каждым днем все радостнее жить,
И никто на свете не умеет
Лучше нас смеяться и любить!»

Прошли очередной, не слишком высокий и не особо сложный, прижим, от которого тропа по широкой дуге начала спускаться к мосту. Последний поворот на взгорке и… Моста не было. Беснующийся между скалистых берегов широкий мутный поток Толайлыга бурлящей стремниной преграждал путь на другой берег.

Сообщение отредактировано Mart: Feb 1 2016, 18:10

[DoctorX]

Ситуация, или часть вторая, грустная

При планировании любого маршрута Сергей старался всегда просчитывать все до мелочей. С 10 лет начав самостоятельно охотиться в тайге, и, с чуть более старшего возраста, проводя время с отцом в полевых экспедициях Академии Наук, в студенчестве увлекаясь горным туризмом, он приобрел достаточный опыт в самых разных походах и на собственном опыте убедился, что 90 % успеха любого подобного мероприятия обеспечивается тщательной подготовкой. Но, как ни старайся, всего никогда не предусмотришь.

В этом выходе пересечь русло Толайлыга предполагалось через пешеходный мост. Это сооружение представляло собой четыре длинных бревна из ошкуренных стволов огромных лиственниц, перекинутых между двух высоких скал в заужении ущелья, скрепленных между собой поперечными досками и скобами. По бокам на нем имелись даже вполне приличные перила из жердей, местные даже перегоняли здесь отары овец и коз.

Перед самым выходом на маршрут, для подстраховки, Сергей расспросил знакомых тувинцев в поселке, у кого имелись родственники в этих местах. Все уверяли, что мост есть и находится в рабочем состоянии. Катастрофических наводнений за последнее время не случалось, так что, по всякому, он должен был сохраниться. Но не сохранился, не уцелел. Сгорел.

Кострище, от которого пошел огонь, находилось у самой скалы на этом же берегу. На галечнике валялось несколько пустых водочных бутылок и консервных банок. На приподнятой террасе рядом были хорошо заметны следы от двух недавно здесь стоявших палаток. Чуть выше кострища чернел обгорелый куст караганы – горной акации. От него вверх по скале шла продольная обугленная трещина, раньше, по всему, полузасыпанная сухими ветками, хвоей лиственниц и прочим опадом. По ней огонь и перекинулся на бревна моста. Судя по всему, пожар произошел несколько дней назад. Стало понятно, что приключения только начинаются.

Сергей, не обсуждая возникшую проблему, махнул рукой и зашагал вниз по камням приречной террасы, перешагивая через стволы упавших тополей, огибая стоящие деревья и кусты. Через полчаса, обойдя еще два прижима –один верхом по осыпям, а другой низом, по колено в воде вдоль русла небольшой протоки, они вышли к устью Теректека – крупного левого притока основной реки.

В этом месте долина расширялась и Толайлыг делился на 2 почти равновеликих потока, огибающих большой остров, заросший ивняком и тополевником. Здесь, на одном из участков, поперек реки и через остров из глубин земных недр вырывались узкой полосой гранитные выходы. Не в силах что-либо сделать с такой прочной преградой, река шла поверху, образуя неглубокие, но с очень быстрым течением шиверы на каждом из рукавов.

Лет пятнадцать назад, в свой первый сезон в этих горах, Сергей участвовал в одном из дальних автономных маршрутов тоже в составе небольшой зоогруппы. Именно тогда, обобщив всю полученную в походе информацию, им удалось правильно оценить перспективность поиска одной из самых опасных болезней – чумы, в этих местах. Прогноз оказался правильным – через два года возбудитель инфекции в долине Толайлыга и в самом деле был обнаружен. Реку в том маршруте они переходили именно здесь, по шиверам.

Сергей нашел на берегу хороший толстый сук лиственницы, обломил его, опробовал, навалившись всей тяжестью – опора получилась надежной. Не теряя времени, он первым вступил в реку и пошел по шивере, широко ставя ноги, тщательно выбирая, куда наступить. Гена с Дегтем с сомнением наблюдали с берега за попыткой переправы. Через минуту стала понятна вся безнадежность затеи – не пройдя и четверти расстояния в первом рукаве, Сергей уже с трудом удерживался на ногах. Напор воды оказался слишком сильным. Ничего не поделаешь, пришлось отступить обратно на берег.

Сгустились и снизились облака. Снова пошел дождь. В километре выше по Теректеку стояло старое зимовье. Плоскую крышу они укрыли пленкой, придавив ее жердями. Прочесав окрестности, в яме под корнями тополя у подножья склона нашли печку, а в расщелине скалы с другой стороны распадка обнаружились и трубы. В лесу неподалеку было много лиственничных сучьев, дающих жаркое пламя. Через час в зимовье было тепло, сыро от парящей развешенной одежды, но вполне уютно. Хочешь, не хочешь, а приходилось ждать спада уровня воды.

Все было бы не так плохо, но у них почти не осталось продуктов. Два дня назад, вечером, сильно устав, они уснули в зимнике на Ак-Карасуге. Мыши прогрызли мешочек с рисом, и он высыпался вниз на земляной пол. В процессе мышиного пиршества, рис перемешался с землей, кизяком и собирать его не стали. В мешочке из трех остававшихся килограммов уцелела лишь небольшая горстка.

У Сергея в глубине рюкзака лежал сшитый из клеенки пакет с НЗ. Здесь находилась пустая консервная банка – чифирбак. В одной плотно завязанной резиновой перчатке лежали маленькая пачка чая, 3 кусочка рафинада и шоколадный батончик, в другой - три сухаря, пачка сигарет «Прима» и коробка спичек. Из остальных продуктов оставались стаканчик корейской лапши и последняя банка рыбных консервов – сайры с добавлением масла. И та самая горсть риса.

Набрав десяток крепких шампиньонов, белевших на соседней поляне, накопав обрезком найденной на крыше зимника толстой арматуры на ближайшем склоне горного лука, они приготовили ужин. В похлебку ушла и лапша. Большой кусок соли-лизунца присутствовал на полке в зимовье. Утром, когда начало светать, Сергей сходил к реке. Всю ночь шел дождь, и вода поднялась еще сантиметров на 20. О переправе не стоило и думать.

Разрезанный на мелкие кусочки бязевый мешочек был пропитан маслом из рыбной консервы. Тряпочки насадили вместо приманки на проволочные насторожки плашек-мышеловок, отобрав два десятка, у которых пружины были посильнее. Недалеко от зимовья у подошвы склона горы располагалась большая каменная россыпь. В ней и расставили плашки, ставя их под прикрытием камней, чтобы дождь не попадал на приманку.

Уже через час раздался громкий щелчок – попалась первая алтайская пищуха – некрупный зверек, размером в две мыши, живущий в каменных осыпях, близкий родственник зайцев. К вечеру разделанные тушки всех шести отловленных пищух попали в котел, где аппетитно булькали вместе с рисом, шампиньонами и горным луком. В этот день они позавтракали одним сухарем с кипятком и плотный ужин, за отсутствием обеда, пришелся весьма кстати.

Следующий день оказался похожим. Периодически шел дождь, то усиливаясь, то ослабевая, но полностью не прекращаясь. Вода еще прибыла. На завтрак доели остатки сайры и предпоследний сухарь. Заварили и настоящий чай. Пищух отловилось только три. В похлебке использовали последнюю ложку риса, компенсировав густоту луком. Все записи в полевом дневнике были перечитаны и дополнены. Рассказы из жизни, слышанные уже по многу раз, уже утомляли. До одури играли в карты. Вечером у всех закончилось курево.

На третий день вынужденного отдыха суп варили дважды – утром и вечером. Утренний был на мясном бульоне из последней пойманной пищухи. Вечером – только из пары грибов и лука. Пищухи перестали ловиться. Сергей выдал из НЗ каждому по сигарете – утром и вечером. Курить хотелось постоянно.

Вечером вода еще прибыла, а дождь не утихал. Грибов больше не встречалось. Питательная ценность лука невелика. Пора было принимать решение – ждать здесь дальше смысла не было.

[DoctorX]

Via est vita, или часть третья, теряющая и находящая надежду

Рано утром заварили чай, оставив еще на одну заварку. Съели сухарь и батончик. Остался последний резерв – три кусочка рафинада. Просматривалось два варианта. Первый, предпочтительный, – идти вниз, там русло разбивалось на рукава, и сохранялся шанс, пусть вплавь, но переправиться на тот берег. Не слишком радовало, конечно, что в паре километров ниже зимника шли непреодолимые отвесы. Обойти их можно было только длинной петлей по Теректеку, через небольшой перевал в его верховьях с выходом по каньону Пай-Бельдыра снова на Толайлыг.

Еще ниже, километрах в 25, находилась фактория совхоза, куда по зимнику завозили муку, крупы, сахар, керосин и другие, нужные для кочевавших в этих краях скотоводов, товары. Там жил сторож, он же выполнял обязанности радиста. Осенью и весной, когда местные чабаны еще стояли внизу, на зимниках, на несколько дней сюда приезжал из поселка фельдшер и вел прием болящих, выдавая разные порошки и ловко выдирая без наркоза больные зубы.

Возвращаться, как пришли, не было смысла – летние тувинские стоянки находились сейчас далеко в высокогорье, где стада овец и сарлыков паслись на альпийских разнотравных лугах. До ближайших юрт пришлось бы преодолеть не меньше полусотни километров, с учетом их усталости – не меньше двух дней. Да и верхние перевалы, по которым можно перевалить в долину Большой реки, где находились поселок и противочумная база, были сложными для прохождения, а в дождь просто непроходимы.

Выкурили сигарету вкруговую. И пошли вверх по заросшей тополями и лиственницами террасе Теректека. Перевал был невысокий, но крутой и утомительный. Они спустились в узкий лог Пай-Бельдыра и по нему к обеду снова вышли на Толайлыг, пройдя полукругом около 15 километров. Еще несколькими километрами ниже река разбивалась на рукава. Добравшись до удобной поляны, они заварили в чифирбаке остатки чая, смакуя, съели по последнему кусочку сахара.

Вскоре выяснилось, что расчет на успешную переправу через множественные рукава и острова оказался ошибочным – на всех направлениях, где делались попытки пересечения реки, их сбивало еще у ближнего берега. В одном месте получилось перебрести две широких протоки, но тут открылось такое широкое и стремительное основное русло, что соваться в него было равносильно осознанному суициду.

Так считал Сергей. Но не Гена. Видя впереди не слишком далекий берег, он зашел повыше и, упираясь толстой жердью в дно, пошел наискось вниз по течению. Каким-то невероятным образом он довольно долго удерживался в потоке, тщательно нащупывая очередное место, куда можно наступить или воткнуть опорную жердь. Гену начало сбивать, когда до желаемого края суши оставалось метров десять. Сергей сжался от понимания – что сейчас произойдет.

Гена, тоже поняв, что наступает развязка, подприсел, резко оттолкнулся от дна и пружиной рванулся вперед. Через секунду он пару раз кувыркнулся в потоке, но как-то сумев освободиться от рюкзака, снова нырнул и резко оттолкнулся от дна, почти наполовину вылетев из воды. Его опять закрутило и понесло прямо в мощный слив между валунов. Каким-то совершенно невероятным образом Гена смог сделать третий рывок, выпрыгнуть на дальний валун и с него без задержки совершить еще один физически просто невозможный скачок к берегу. Тут он, уже стаскиваемый водой обратно в слив, сумел ухватиться за большой куст ивы, склонившейся в воду, и по дуге его прибило к берегу. Цепляясь за кусты, он вылез на террасу.

Было видно, как на том берегу Гену трясет – то ли от ледяной воды, то ли от пережитого. Сергея тоже затрясло. Перекурив, он взял уже бесполезный чифирбак, вырвал лист из блокнота и написал записку. В ней Гене предлагалось дойти пару километров до Чон-Тыта, там обсушиться в зимовье и идти на базу через перевал. Лучше не задерживаться, предупредить, чтобы народ не беспокоился – контрольный срок истекал сегодня. Они же с Дегтем пойдут вниз до фактории, если там не получится переправиться, напротив нее будут ждать спада воды. Если все благополучно – выйдут на базу послезавтра к вечеру.

Сергей оторвал кусок от «чиркалки» спичечного коробка, добавил четыре спички, две сигареты, завернул все в еще один вырванный из полевого дневника лист, положил на дно чифирбака, завернул записку в окатанный камешек, предварительно примерив, чтобы камень плотно вошел в отверстие банки. Закрыв крышку чифирбака, он забрел в воду и перекинул его на другой берег. Гена поднял банку, достал содержимое, прочитал послание, помахал рукой и, явно прихрамывая, зашагал вверх по берегу чуть не забравшей его реки.

К вечеру Сергей с Дегтем дошли до зимника, прилепившегося к краю высокой террасы в устье сухого лога Саир-Ой. До фактории оставалось недалеко, но идти по прижимам в темноте Сергей посчитал ненужным. В кладовке на стене нашлась растянутая козья шкура. Опалив ее на костре и тщательно соскоблив остатки резко пахнущей паленым шерсти, они порезали ее кусок на тонкие ленты и долго варили с луком в мятом алюминиевом чайнике, найденном на крыше зимника.

Толком кожа так и не размякла, пришлось резать на мелкие кусочки, долго и безуспешно жевать и глотать. Есть хотелось сильно, но много шкуры съедать они опасались. Бульон же выпили весь. На вкус он был не очень, запах – тоже на любителя, но выбирать не приходилось. После ужина выкурили одну сигарету на двоих. Сергей пересчитал оставшиеся – восемь штук, надо как-то растянуть.

Утром следующего дня они за полчаса дошли до фактории. Два дома и несколько больших сараев стояли на другом берегу, брод здесь был широким, через него мощным, стремительным потоком неслась мутная вода. На той стороне показался сторож, одетый в длинный монгольский халат, перепоясанный веревкой. Сергей показал жестами на место, где скальные гребни стискивали поток, и можно было перебросить записку. Только второй камень, помещенный в бязевый мешочек, предназначенный для пойманных грызунов, с лежащей внутри запиской, удалось докинуть до другого берега.

Старик-сторож долго рассматривал послание, в котором содержалась просьба помочь с переправой или перебросить что-нибудь из еды. Покивав головой и махнув рукой, он повернулся и, неторопко, переваливаясь на коротких кривых ногах, направился обратно к фактории. Через недолгое время сторож появился снова, ведя в поводу маленькую и лохматую, уже оседланную лошадь. Подведя ее к воде, он одним движением плавно переместился в седло и стал дергать удила, попутно колотя каблуками сапог худые бока животного.

Бедная лошадка с тоской осмотрела мутную стремнину, куда ее направлял хозяин, и заупрямилась, пытаясь уйти куда-нибудь в сторону. Старик с остервенением лупил бедную коняжку, достав откуда-то короткую плетку и подкрепляя удары по крупу тонкими пронзительными криками. Некоторое время ни одна сторона не могла добиться своего. Лошадь кружила на спуске к воде, спотыкаясь об осыпающиеся гладкие камни, то заходя в реку, то рывком возвращаясь на берег. Наконец, настойчивость всадника переборола сопротивление, и смирившееся с неизбежным животное вошло в воду.

Сергей и Деготь, оцепенев, смотрели на это завораживающее зрелище. Старик сидел по пояс в воде, лошадь передвигалась осторожно, широко расставив ноги и переставляя то одну, то другую. Под напором потока воды она подрагивала, время от времени ее стягивало на полметра-метр по течению, но снова и снова она во что-то упиралась на дне и опять начинала медленно двигаться к противоположному берегу.
Иногда она останавливалась и, вытянув морду над поверхностью воды, обводила безысходно тоскливым взглядом окружающий мир. Но, к счастью, когда-нибудь все в этом мире кончается, закончился и этот немыслимый переход, и старик с лошадью благополучно достигли берега. Животное мелко дрожало, опустив голову, на землю тонкими холодными струйками стекала вода.

Сторож взял предложенную сигарету и закурил. По-русски он не говорил. Скорее всего, и записку не прочитал, но все же догадался о ее содержании. Докурив, он снова сел в седло и приглашающе показал на круп лошади за собой. Сергей повернулся к Дегтю, но тот в ужасе замахал руками, попятившись. Пришлось переправляться первым. Лошадка присела от тяжести почти сотни лишних килограммов, но, уже не сопротивляясь, снова пошла в воду.

Переправа длилась бесконечно. Сергей сидел на мокром, скользком крупе лошади, вцепившись в заднюю петлю седла, стараясь изо всех сил удержаться. Ноги медленно пропитывались холодом. На самой середине он вдруг вспомнил, что не сделал необходимого – не ослабил лямки рюкзака. Сбросить его в потоке, если что, он уже вряд ли сможет. Эта мысль на несколько секунд почти парализовала его. По мокрой спине пробежала волна холода. Лошадка часто останавливалась, растопырившись в потоке и тяжело дыша. Но вот, наконец, вода стала отступать, и приблизился берег. Сергей соскользнул с лошади и рухнул на галечник.

Полулежа спиной на рюкзаке, он, как в тумане, смотрел на новую переправу – искаженное страхом лицо Дегтя, невозмутимое спокойствие как влитого сидевшего в седле старика, обреченную безысходность с трудом удерживающей равновесие лошади, белые буруны вокруг нее. Эта переправа тоже получилась успешной, хотя перед самым берегом, лошадь едва не упала, дважды споткнувшись на подводных камнях.

Сторож расседлал нашу спасительницу и отпустил ее. Затем он растопил в своем доме печку, все с наслаждением обсушились и согрелись. Других людей не было видно. Как выяснилось, кроме муки и комбижира, еда на фактории отсутствовала, да и этого оказалось немного. Рация, естественно, тоже не работала.

Старик замесил муку с водой и выпек на большой сковородке три лепешки. Пока они поочередно скворчали на печке, за занавеской над ней несколько раз слышалось какое-то шевеление. В чайнике поспел кипяток. Сергей с Сашей, разломив одну лепешку пополам, принялись с наслаждением уминать эту божественно вкусную еду, старик сидел рядом, улыбаясь и прихлебывая кипяток из пиалы. Трапеза только началась, как из-за занавески высунулись сразу три чумазых рожицы, жадно глядящих на хлеб. Старик что-то строго сказал, и они скрылись.

Хотя хозяин подталкивал лепешки к ним, но Сергей отломил надкусанную половину от своей и положил в клапан рюкзака. Остальное отодвинул на середину и показал на занавеску. Также поступил и Деготь. Старик сначала запротестовал, но потом как-то сник и разговорился, медленно произнося слова и кивая себе головой. Беглую тувинскую речь Сергей понимал с трудом, но здесь почти все было понятно.

Оказалось, что детишки – его внуки. Дочки нет, недавно умерла. Зять уехал в поселок за продуктами и, видимо, запил, неделю уж не появляется. Зверь выходит к фактории, и козы и маралы. Но добыть нечем. Оружие у него хорошее было, берданка, прошлой весной милиция забрала. Спрятал на чердаке, нашли. Обычное дело – в Поселок водку завезли, кто-то кого-то убил из ружья, вот по всему району шмон и устроили. Еще у него две дочери есть, далеко живут. У них тоже детишки, редко только получается увидеть. Сын один был, в армию забрали, через месяц убили.

Сергей знал эту историю. Несколько лет назад, одного парня с Толайлыга забрали на срочную, сказали – надо Родину защищать. Еще с двумя призывниками-тувинцами с соседнего района увезли за Саяны, определили в стройбат. Там ребята постарше тренировались перед гражданкой, удары отрабатывали. Двое тувинцев в госпиталь попали, поотбивали им все, а Алдын-Оол умер, привезли на Толайлыг в цинке.

Они помолчали, допивая кипяток. Сергей, в свою очередь, заговорил, используя весь свой не слишком богатый словарный запас тувинских слов и дополняя непонятное жестами. Все же сумел объяснить, что они завтра все равно дойдут до базы, там еда есть. А сюда неизвестно когда и кто появится. Пусть накормит детей. Через четыре дня эпидотряд должен выезжать в город. Заедут, когда по Барлыку пойдут. Если воды большой не будет, продукты ему прямо до фактории довезут. Если не получится пройти по бродам, отставят на Узун-Хайыхе бабушке Оюу, она с кем-нибудь переправит.

Хотелось полежать, поблаженствовать, но нужно было идти дальше. И они пошли.

Сообщение отредактировано DoctorX: Feb 1 2016, 19:52

[старый еврей]

Ждем-с ...

[ScorpAlex-13]

... с нетерпением

[DoctorX]

Вечером (по иркутскому времени) еще выложу.

[valerkisel]

Не забудь

[Мурза]

Вечером (по иркутскому времени) еще выложу.

Ещё не вечер
Спасибо, Дмитрий,замечательно выходит!

[DoctorX]

Прижим, или часть четвертая, безнадежная

Можно было двигаться другим маршрутом, вниз по реке до устья и дальше уходить в верховье Барлыка, но этот путь на базу был намного длиннее. Отдохнув, и оставив сторожу фактории две сигареты, они довольно ходко пошли снова вверх по высоким правобережным террасам нижнего течения Толайлыга, ныряя в поперечные распадки и снова выходя на выположенные луговины.

Справа широко раскинулась пойма пересекаемая изогнутыми змеями рукавов все еще грозного и бурливого Толайлыга. В середине намыва одного из островов вертикально торчала рама грузовика ЗИЛ-157, известного в народе как «ступа», лет десять назад в большую воду неудачно пытавшегося пересечь реку. Слева высокие близкие склоны были густо покрыты лиственничным лесом. Вдоль края полян, обрывающихся к реке, также тянулась узкая полоска из еще зеленых, нарядных лиственниц. Тучи опять куда-то унесло, мягко светило солнце, нахоженная тропа вела в нужном направлении.

К полудню они добрались до зимника на Чон-Тыте. Печка оказалась холодная. Сергей внимательно обследовал зимник, на полу нашел три обгорелых спички и крохотный окурок, искуренный до последнего. Получается, что Гена не стал сушиться в зимовье и ходом пошел на перевал. Обозвав его про себя нехорошими словами, Сергей решил сделать короткий привал. Деготь мгновенно развел костерок. В чифирбаке, найденном на гвозде на стене зимовья, приготовили кипяток. Не стали растягивать и доели оставшиеся куски лепешки. Раскурили очередную сигарету и тронулись дальше.

В полукилометре перед устьем Тумзе, над Толайлыгом нависает высокий сланцевый прижим, вертикальной стометровой скалой обрывающейся в бурлящую внизу реку. Метрах в десяти над водой тянется пологий уступ, отшлифованный за века всеми передвигающимися по этому пути, пешеходами. Уступ, или, скорее, каменная полка, на первых 10-12 метрах довольно широк, но потом постепенно сужается до полуметра.

Сергей за последние несколько лет проходил этим прижимом десятки раз. В его конце несколько метров самой узости приходилось идти медленно и аккуратно, плотно прижимаясь к скале, стараясь не глядеть вниз, где водная стремнина оглушающе шумела, сливаясь и расходясь бурлящими водоворотами, мчась стремительной пеной между многочисленных торчащих валунов.

Полка оканчивалась небольшой, метр на метр, площадкой, оттуда требовалось перепрыгнуть через промоину на большой каменный выступ, расположенный чуть ниже. От выступа вел уже легкий спуск на широкую наклонную полосу сыпучего грунта, окаймляющую снизу береговой обрыв. Дальше опять появлялась заметная тропа, забирающаяся на невысокую и неширокую террасу с лентой огромных лиственниц по краю. За ее поворотом начиналась утомительная, но несложная дорога по пойме реки Тумзе, ведущая прямо к перевалу.

Со слов местных, когда-то, лет сто или двести назад, в широком изгибе этой речки, на большой поляне перед перевалом стояла китайская фактория. Торговали спиртом, чаем, табаком, разными тканями и фарфором, скупая у местных шерсть, шкуры пушного зверя, и золотишко, водящееся в местных горах. Закончилось, как обычно – кто-то из торговцев кого-то из местных обидел, обманул. Китайцев убили, факторию разграбили и сожгли. А название к речке пристало и сохранилось – тумзе, по-китайски, табак.

Сергей шел первым, стараясь не отклоняться от вертикали. Он добрался до конца полки и остановился, не сразу поняв, что случилось. Давно знакомого выступа не было. Огромный массив скальной породы, регулярно протачиваемый дождями, тысячи и тысячи раз замерзающий и оттаивавший по глубоким трещинам, все-таки, наконец, потерял сцепление с материнской породой и обвалился в реку. Чуть ниже, в щели между камней, торчала обломанная палка, видимо, прихваченная Геной на зимнике. Дальше на осыпи под обрывом никаких следов не было видно. Внизу бесился и выл Толайлыг – видимо, ему хотелось еще жертв.

Сергей, на автомате, помахал рукой назад, показав, что надо возвращаться. Спустившись на ровный участок, он ничего не говоря, сбросил рюкзак, завалился к стволу поваленного тополя и закрыл глаза. В виске билась жилка. Думать ни о чем не хотелось. Чувство полной безысходности охватило его и, как ему казалось, и всю Вселенную. Деготь, тоже молча, без вопросов, присел на бревно. Пользуясь случаем, вытащил из-за отворота кепки иголку с ниткой и стал старательно подцеплять занозу, глубоко воткнувшуюся в большой палец руки еще на Чон-Тыте.

« Генка, Генка, что же ты наделал? – одна мысль пульсировала в виске, доставляя уже реальную физическую боль. – Как, ну как сказать про это Людке? И обе близняшки, такие славные девчонки, они же тоже на базе, бегают сейчас, щебечут, играют, папку ждут. По 5 лет им, через год только в школу пойдут, и уже без отца остались… Блин, да как же так вышло?! Почему?! Этот мост сгоревший… Чертовы туристы! Где у меня прокол получился? Что я не так сделал? Как умудрился упустить его из виду? Остался бы с нами, все было бы нормально. – Снова и снова терзался Сергей. – Ну почему, почему я не бросился за ним, не вернул?»

– Так, Саня. Дороги прямо уже нет. Там скала обвалилась, хорошо, что хоть Генка успел пройти. У нас выхода два – возвращаться на факторию или попытаться пройти через Чалайлыг. Честно говоря, оба варианта – ничего хорошего. По первому – отсюда километров 50 до Узун-Хайыха и еще столько же до базы. Три дня минимум. Чалайлыг я не знаю, карты нет, придется идти вслепую. Здесь километров 20 до перевала, вряд ли больше. Не уверен, правда, что прямая тропа вообще есть, можем упереться в отвесы. Но, если вверху стоят на летниках, подскажут тропу или хотя бы какой еды дадут. Кто-то мне в прошлом году на Барлыке говорил, что иногда там летуют. В общем, выбираем Чалайлыг. Не сцы, Санек, прорвемся! – посмотрев на помрачневшего бича, подбодрил его Сергей. У самого же комок в груди давал о себе знать непрекращающимся нытьем: «Генка, Генка, ну как же так?».

Гена на станции слыл личностью неординарной. Закончив в Кызыле школу с медалью, он уехал поступать в медицинский институт, решив посвятить себя благородному делу – лечению людей от всяческих хворей. Проучившись четыре году, он пришел к выводу, что это – не его стезя, и бросил, уйдя, для осознания своего места в жизни и закалки характера, в советскую армию.

Там все иллюзии по поводу этой самой жизни, понятно, у него быстро исчезли. Вернувшись, после службы в пехоте, домой, Гена рванул на север на заработки. Дважды повторялось одно – отработав по полной программе сезон, получив отпуск, все свои деньги он спускал в кабаках от Урала до Читы. Пустым появляться дома не хотелось, и он снова вербовался на север.

После второго раза он решил взяться за ум и получить какую-нибудь серьезную профессию. Ну, например, инженера. Зиму и весну он прокантавался дворником, а летом Красноярский политех с радостью принял его в свои объятия. По уже накатанной дорожке сомнений, к концу третьего курса Гена понял, что железки всякие – это не для него. И поступил в родной Кызыльский пединститут, на географию и биологию. Тему своей будущей дипломной, в шутку, называл «География вытрезвителей Сибири», гордясь, что имел опыт пребывания в таких заведениях в 12 разных городах страны – от Читы до Омска. Чтобы не быть обузой родителям, перевелся на вечерний, устроившись техником на станцию.

Тут он и женился, народил двух девчонок, остепенился, завел бороду. Жена пыталась бороться с его пристрастием к пагубным привычкам. Это очень разнообразило размеренную жизнь станции. Пообещав жене, что будет пить только пиво, Гена покупал трехлитровую банку разливного, сколько-то отпивал из нее, выливал туда бутылку водки и шел домой. Утром Людмила, к радости окружающих, живо описывала – до какой степени алкоголизма дошел ее муж, и что он вытворял, выпив банку пива.

При этом у Гены всегда был самый тяжелый рюкзак, он первым брался за любую неприятную работу, помогал всем и всегда по первой просьбе, а чаще и без нее. «Эх, Генка, Генка, ну что же ты наделал?» Сергей встал, закинул на себя рюкзак и зашагал, стараясь переключить мысли на что угодно и высматривая удобный поворот на Чалайыг.

[DoctorX]

Чалайлыг, или часть пятая, возвышенная

Через пару километров свернув в направлении слабо заметного, замаскированного лесом выхода ущелья Чалайлыга, они довольно быстро наткнулись на хорошую конную тропу, ведущую вверх, в сторону Большого хребта. Идти стало гораздо легче. На одном из участков с обеих сторон тропы росли мощные кусты покрытые гроздями крупных синих ягод. Деготь кинулся к кустам, но был остановлен Сергеем. Жимолость сильно сбивает давление, рисковать уже совсем не хотелось. Ограничились минимумом, съев лишь по две-три вкусных и совсем не горьких ягодок.

Из-за широкого куста цветущей на очередной поляне дазифоры выскочила кабарга. Высокими прыжками, бросаясь из стороны в сторону, исчезла впереди, несколько раз еще мелькнув между деревьями. Взлетел один за другим с переливчатым тревожным посвистом-бормотанием целый выводок рябчиков, тут же рассыпавшийся по всему распадку. На выходе из верхней границы леса, на первом же увале вскочили спугнутые с дневной дремы на лежках козероги. С десяток животных дружно устремились вверх и вбок по склону, грациозно перелетая в немыслимо высоких прыжках через кустарник и крупные камни.

Совсем рядом с тропой то и дело внезапно открывались невероятной красоты каскады водопадов, где струи воды стремительными потоками летели вниз, между высоких скал, рассыпая искрящиеся брызги вокруг. На дне распадков, в теневых местах, белыми языками сохранялись еще наледи, хотя стояла уже середина августа. Шершавые плоскости гранитных стен были покрыты причудливыми желто-красными узорами лишайников и натеков каменного масла. Коренастые кедры, со скошенными от ветров кронами, пучками корней обвивали огромные каменные башни.

Часа через три подъема они вышли на покрытую цветастым субальпийским разнотравьем, бугристую морену с лежащими повсюду огромными гладкими валунами, оставшуюся от проходившего здесь, когда-то, ледника. Во впадинах лазурно отсвечивали от неба десятки небольших озер. Впереди высилась горная цепь, белыми заостренными вершинами устремленная в небо. Между ними, чуть ниже, раскинулись осыпями созданные природой амфитеатры цирков. От открывшихся просторов у Сергея перехватило дыхание. Деготь тоже стоял, ошалело крутя головой, и что-то невнятное бормоча.

Откуда-то нанесло дымком. Юрта. Да, впереди, в километре, не более, белела выцветшим на солнце брезентом юрта. На левом склоне, довольно высоко, паслись молодые сарлыки (яки). Стадо было довольно большим – голов 50-60, по крайней мере. По всему выходило, что живут здесь вполне обеспеченные люди. Жить становилось веселее.

Когда они приблизились, перед юртой появились две огромных лохматых собаки. Обе, для приличия, гавкнули по паре раз. Потом одна, чуть поменьше размером, легла, впрочем, продолжая внимательно следить за незнакомцами. Вторая шагом направилась вниз, заходя с подветренной стороны. Остановившись метрах в пяти, она еще раз внимательно осмотрела непонятных людей, потом, уже подойдя без всякой опаски вплотную, неторопливо и обстоятельно обнюхала.

Это был кобель местной пастушьей породы, черного цвета, в холке вровень с поясным ремнем Сергея, и весом килограммов под 80. По рассказам чабанов, любой из этих псов в одиночку справлялся со стаей из нескольких волков и бесстрашно вступал в открытую схватку с взрослым снежным барсом, чаще всего обращая его в бегство. Великодушно позволив погладить его по лобастой голове, пес сопроводил Сергея и Дегтя к юрте. Приблизившись к ней на десяток метров, он остановился, загородил дорогу и пару раз снова гавкнув куда-то вверх, лег поперек тропы.

Из юрты вышла круглолицая молодая девчонка, лет шестнадцати-семнадцати, одетая в спортивный костюм и безрукавку мехом наружу. Вид у нее был неприветлив.
– Экии, чарашкыс! Здравствуй, красавица! – по-тувински поприветствовал ее Сергей. Та дернула плечом и что-то буркнула в ответ.

– Есть кто взрослый дома?
– Нет никого!
– Тут такое дело. Мы – чумники, с Мугуров. В Толайлыге вода большая. Мост сгорел. Кое-как переправились, много времени потеряли, два дня не ели. Не найдется что-нибудь из еды?
– Ничего нету. Уходите! – в глазах ее была открытая вражда.

– Ну, может, хоть попить что-нибудь, вынесешь?
– Вода в ручье! – отрезала девчонка, сверкнув глазами.
– Ладно, красавица. Подскажи хоть, здесь есть прямая тропа на Мугуры? Можно в поселок пройти?
– Тропа есть. Уходите! – ответила негостеприимная хозяйка и, повернувшись, исчезла за дверью юрты. Собаки, продолжая лежать, заворчали.

Пришлось идти дальше, не задерживаясь. Они обошли юрту и, в самом деле, наткнулись на неплохую тропку, извивающуюся между озер и валунов. Через полкилометра тропа свернула на склон и крутым серпантином направилась вверх. Сергей размышлял о том, что опять какие-то проходящие случайные люди когда-то и чем-то столь сильно обидели обитателей юрты, что даже молодая девчонка, нарушая все неписаные законы гор, оказалась способной отказать путникам в куске хлеба и кружке молока. С таким, совершенно невероятным для этих мест поступком, за многие годы работы в Туве, Сергей сталкивался впервые.

Крутизна склона постепенно нарастала, приходилось все чаще останавливаться, переводя дыхание и успокаивая уж слишком зачастивший пульс. Мелкие камешки, выскакивая из-под ног, весело и долго прыгали вниз, замирая лишь в зеленой щетке можжевельника у самого подножия. Деготь все более мрачнел, опасливо поглядывая вокруг. Усталость давала о себе знать. Только к 6 вечера, измотавшись до предела, они вылезли на водораздел, рухнули на землю, минут пять отдышались и пошли дальше.

Озираясь на окружающие хребты, Сергей никак не мог сориентироваться. Несколько смутно знакомых вершин с этого ракурса выглядели совершенно иначе, и понять, где перевал, не получалось. Через сотню метров тропа предательски свернула и ушла в глубокое ущелье, еще на пологом склоне переходя в серпантин. Сергей объявил привал, опустился на камни и стал разглядывать в бинокль противоположный склон и хребты с заснеженными вершинами за ним.

Через несколько минут ему все стало более-менее понятно. Внизу перед ними находился каньон одного из крупных правых притоков Тумзе. Следовательно, для попадания на седловину Садака, им нужно было спуститься в это ущелье, подняться на следующий за ним, такой же высокий водораздел, снова спуститься в Тумзе до поляны, где когда-то процветала китайская фактория, и только тогда начать подъем в главный перевал...

Перепад высот на всех предстоящих спусках-подъемах составлял не меньше километра. Осознание такой перспективы совсем не обрадовало, тем более что физическое состояние уже не казалось, а реально было на пределе.
Тут было от чего задуматься…

[Мурза]

Читается легко и непринуждённо.Чувствуется,что если и есть тут вымысел, то, самая, что ни наесть, малая толика. Замечательно!

[DoctorX]

Спасибо, Саша! Вечером постараюсь последний кусок выложить.

[ScorpAlex-13]

Сильно интересно!

[KIPO]

Просим, просим.

[DoctorX]

Прогулка при луне, или часть шестая, потусторонняя и заключительная

Осталась последняя сигарета. Сергей на пару мгновений заколебался, не растянуть ли на два раза, но потом махнул рукой – какой смысл? Они выкурили ее медленно, стараясь впитать в себя содержимое каждой короткой затяжки, несколько раз передавая друг другу тлевший окурок.

Вставать совершенно не хотелось, да и непонятно было – что делать дальше. Идти прямо, спускаться вниз до леса и там заночевать? Вариант. Все равно сегодня следующий подъем им не взять. Возвращаться? Тоже выход, хотя и совсем нежелательный.

Неожиданно для себя, Сергей решился. Он встал и, махнув рукой Дегтю, чтобы тоже поднимался, зашагал вверх по водоразделу, прямо на высокую вершину, расположенную по курсу. Неизвестно, на что здесь вообще можно было рассчитывать, но, видимо, что-то свыше направило его в эту сторону.

Пройти траверсом прямо через пик без альпинистского снаряжения было совершенно невозможно, отвесные жандармы скал высились несколькими высокими стенками на пути. Подъем становился все круче, пыхтенье Дегтя за спиной слышалось все дальше и сбивчевей, солнце уже опустилось краем на левое пологое плечо вершины Мунгулека, величественно возвышавшейся на западе, мысли о так нелепо погибшем Гене снова и снова лезли в голову.

На подходе к первому «жандарму», впереди послышалось знакомое клохтание. От подножия скалы одна за другой стали взлетать крупные птицы, в планировании уходя вытянутой цепочкой вниз и дальше вбок, за гребень цирка. Улары. Сергею, почему-то, сразу привиделась тушка улара в булькающем котелке, он даже почувствовал запах наваристого бульона, заправленного мелко порезанным лучком. «И с одной порезанной пополам картофелиной, нет, лучше с двумя. И небольшой морковкой. С хлебом, а на него сметанки… Да что же это за напасть?!» – Сергей даже замотал головой, настолько все ярко представилось.

Первый скальник. Гладкие, практически вертикальные отвесы по 10-12 метров. Есть какая-то щель с середины, ведущая по диагонали вверх, но до нее не добраться – слишком высоко. Вправо – висячая неустойчивая осыпь падает до самого дна ущелья. Лететь с полкилометра, наверное, даже, пожалуй, поболее. Слева тоже осыпь, тоже крутая, но не на столько как правая. О, а что это за узкая темная полоска, почти правильной дугой огибающая по сыпняку весь цирк? Едрена мышь, да это же козерожья тропа! О Великий Тенгри, спасибо тебе!

– Так, Саня, слушай сюда! Я иду медленно и ровно. Ты так же спокойно идешь за мной, смотришь мне под ноги. Держишься вертикально, к склону не прижимайся! Ветра нет – пройдем. Повторяй все, что я буду делать. Все будет хорошо! Погнали!

Аккуратно переставляя ноги по узкой, в две ладони, не более, тропке, Сергей двинулся вперед. Остановиться на такой осыпи невозможно, слишком крутой наклон, ноги сразу поедут. Если оступишься, то полетишь до самого низа. Главное – удерживать равновесие и ставить ноги точно на утрамбованную копытцами полоску. Везет, немыслимо везет – почти нет ветра. Точнее, ветерок был, и довольно неслабый. Но он задувал резкими порывами с другой стороны вершины, здесь же было почти тихо.

Через четверть часа они выбрались на каменистый гребень, за ним совершенно неожиданно оказался еще один полукилометровый цирк с осыпью. Но тропка тянулась и по нему. Уже в сумерках они закончили и этот переход. Выйдя на твердую поверхность, сразу упали на землю, и несколько минут приходили в себя.

Дальше, за сланцевым гребнем, шла затяжная болотистая плоскотина с плавным пологим подъемом, ведущая на широкую седловину между двух больших гор.
Небо было чуть светлее от звезд, и край горизонта просматривался хорошо. Чавкая стоптанными сапогами по мочажинам и спотыкаясь о камни, через пару часов, уже при свете вышедшей сбоку огромной желтой луны, они все-таки добрались до перевала.

На седловине стали видны электрические огни Поселка, оказавшегося почему-то сильно правее. Тут только и стало понятно – они вышли на перевал Пюштык-Бельдыр, находящийся километрах в десяти восточнее Садака. Здесь тоже шла торная тропа, по ней они начали спускаться в долину. Шли, сваливаясь в узкие распадки, чуть ниже – уже по довольно густому лесу. Благодаря луне тропа была хорошо видна. Через час они вышли на дно ущелья. До Базы оставалось 15 километров.

Последние километры они передвигались уже совсем как сомнамбулы, автоматически переставляя уже безразличные ко всему ноги. Ступни у обоих были стерты и разбиты в кровь. Ночной августовский холод тоже не чувствовался, все ощущения притупились до предела. Наваливался волнами сон, так они и шли, периодически с отключенным сознанием, но продолжая двигаться к базе. Кто-то думает, что невозможно спать на ходу? Нет, это реально бывает.

В полукилометре ниже базы был мост, но Сергей со спутником как двигались прямо, так и форсировали по пояс в воде на рассвете реку, выйдя к главным воротам. В 6 часов утра, пройдя за 35 часов, как потом выяснилось, около 70 километров, они финишировали.

Дальше? Дальше был спирт, был горячий чай и горячая же похлебка со свежим хлебом, были разные голоса вокруг, то изумленные, то сочувствующие, то негодующие. Засела в памяти картинка, где сидевший напротив, в майке, в синих рисунках на плечах и руках, с блаженным лицом Сашка Деготь, смеялся и рвал своими железными зубами огромный ломоть сала.

Больше всех суетилась Людка, со слезами на глазах подливавшая чай, приговаривая: «Господи, да сколько же вы натерпелись-то, бедные!». Сергей прятал глаза, мучился, но никак не мог себя заставить сказать страшную правду. Поэтому, выглушив подряд трижды по полкружки спирта, быстро поплыл, был уведен в комнату, с последними проблесками сознания уложен на кровать, где и заснул на весь день.

Он проспал до позднего вечера. В комнате было светло, слышалось тарахтение отрядного движка, выдававшего положенные полтора киловатта электроэнергии. Медленно просыпаясь, Сергей ощутил, что лежит одетый поверх одеяла, сапоги с него, все-таки, кто-то заботливо снял.

Голова трещала от утреннего алкогольного и никотинового передоза. Тело, изувеченное последним переходом, жалобно отзывалось болью в ответ на любую попытку пошевелиться. Но самым жутким было осознание, что ничего никуда не делось, Гены уже нет… «Что говорить? Как сказать? Ты же, один ты во всем виноват!». Он попытался приподняться, но тут правую ногу вдруг скрутило судорогой, и у него вырвался непроизвольный стон.

– Ага! Проснулся, бродяга! – Какой-то уж очень знакомый голос донесся с соседней кровати. – Голова-то, поди, вава? И ножки, небось, того, болят? Спирту налить?
Не веря своим ушам, Сергей повернул голову и увидел сидящего на кровати с газетой в руках улыбающегося Генку, своего дезинфектора, мужа Людмилы, отца двух девчонок, вроде как утонувшего два дня назад в Толайлыге.

Потрясенный Сергей немедленно вскочил, забыв про судорогу, ошалело дернул Генку за руку, ощупал – нет, не видение, все наяву! «Ты?! Как? Почему? Когда?»

Выяснилось, что Гена вполне благополучно перепрыгнул на тот уступчик на прижиме и, заметив, что все вокруг пришло в движение, инстинктивно метнулся по скале вверх, и уже оттуда сделал прыжок, которому, как он сказал, позавидовал бы сам Майк Пауэлл, просто перелетев над «контрольной полосой» грунта под обрывом. Поэтому-то его следов на рыхлом грунте и не осталось.

На Базу он пришел ночью, тоже порядком умотанный. Утром Володя Быков поехал на «шишиге» на Толайлыг, нам на перехват. Мы разминулись, уйдя с фактории на два часа раньше. Сторож ничего не просил, про нехватку продуктов у себя не говорил, сказал только, что хлеба нам в дорогу совсем немного дал.

– Капканы, блин, жалко! Утопил, ведь, идиот! И надо было мне в эту воду лезть! Ведь лучшая нулевочка, 30 штук! Сам же перед выходом подбирал, подгонял, чтобы каждый капканчик как часики работал! – сокрушался Генка, пока Сергей отходил душой.

Еще через два дня, по пути в город, они заехали в Толайлыг. Уровень воды в реках упал, и до фактории добрались без приключений. Там все оказалось закрыто, ни сторожа, ни детей не было. Непонятно – что случилось, и куда они могли деться.

Может быть, какой-нибудь чабан, разыскивающий ушедший скот, проезжал мимо, да забрал их к себе в юрту, подкормиться, может и что другое. Мешок с продуктами Сергей повесил в лабазе, сложив туда картошку, крупы, макароны, муку, сахар и растительное масло. Записку с пиктографическими рисунками, объясняющими – что к чему, откуда все и где находится, он воткнул в дверь.

Сезон окончился. Проведенное уже в городе лабораторное исследование материала, доставленного ими из долины Толайлыга, подтвердило наличие опасной инфекции на двух из десяти обследованных участков. Следующей весной туда заехал на лошади фельдшер, собрал народ, прочитал лекцию и поставил людям прививки. Все же, какая-то польза от их работы была.

Через неделю после возвращения в город, завершив порученные дела по хозяйству на станции, получили расчет бичи. К Сергею в кабинет зашел попрощаться уже выпивший Деготь. Уже уходя, помявшись в дверях, сказал:
– Начальник, ты, в общем, это… Ежели в том году куда опять идти надо, так я пойду… Возьмешь?

Его убили через неделю. Компания молодых местных парней вечером высмотрела одинокого поддатого прохожего. Он с купленным на «точке» у рынка «шмурдяком» (техническим спиртом), возвращался на хату, где обитал, и ждали собутыльники. Ударили в проходном дворе обрезком трубы по голове и, оттащив за гаражи, ошмонали. Он, видимо, сопротивлялся, и получил еще пять ножевых… Мир и покой твоей душе, Саня…


На этой невеселой, к сожалению, ноте рассказ заканчивается. Автор, конечно же, утверждает и настаивает, что все изложенное выше - чистой воды выдумка, ничего подобного нигде и никогда не происходило, все совпадения случайны, персонажи не имеют прототипов и т.д.

Сообщение отредактировано DoctorX: Feb 3 2016, 19:14

[vasiliy_f]

Здорово! Спасибо, очень за душу взяло!

[Вальтер]

Отличный рассказ - читал с превеликим удовольствием,проживая вместе с героями их приключения!Читается легко и на одном дыхании!Спасибо!

[Ervolgman]

Хороший рассказ . Впрочем , как и все Ваши рассказы . Спасибо .

[DoctorX]

Спасибо, ребята, за хорошие слова! Очень приятно!

[Мурза]

Просто,без напускной бравады,простыми словами,всем понятными!
Душевно, как мог только Степан Разин, он же Борзописец, он же Геннадий
Когда же он к нам вернётся?