Проклятье колдуна
Над полем разнёсся протяжный человеческий стон, предсмертный хрип и наступила тишина…
Семён, сидевший на корточках, быстро собирал с земли невесть откуда взявшиеся старинные монеты, испуганно вздрогнул, поднялся и осмотрел старое вспаханное поле. Но никого не заметил. Даже обычного птичьего гомона не было слышно. Решив, что ему померещилось, он наклонился, чтобы поднять блеснувшую серебряную монету, как позади него опять раздался стон. Дёрнувшись, Семён резко развернулся и опять никого не заметив, бросился бежать к покосившейся избе, где тускло мерцал свет в маленьких оконцах.
— Дед Филя, — распахнув дверь, крикнул Семён, — я слышал, человеческий стон, когда нашёл старые монеты. — И только хотел пройти в горницу, как, оттуда торопясь, вышел сгорбленный старик, опираясь на клюку.
— Стой, шельмец! — старик размашисто перекрестился. — Господи, прости этого неслуха! Не от жадности, а по глупости он взял монеты. Прости, непутёвого! Куда тебя занесло? На могиле колдуна был?
— Н-на какой могиле? — запнувшись, спросил Семён и достал несколько монет. — Я на поле был. Там, — он махнул рукой в сторону леса.
— Свят-свят-свят, — старик снова перекрестился, не отводя взгляда от находки. — Это же проклятое место, куда ты забрёл. Стой на пороге! Не проходи в дом, а то беда нагрянет. Стой! — и, замахнувшись на Семёна клюкой, старик скрылся в горнице.
— Дед Филя, — позвал Семён, ничего не понимая, — что здесь происходит?
И вдруг почувствовал резкую слабость, голова закружилась, в глазах потемнело, и он ухватился руками за косяк, чтобы не упасть.
— Господи, прости его грешного! — сказал старик, увидев бледное лицо постояльца. — Не ведал он, что натворил, не ведал.
Дед Филя торопливо достал чашку, налил из большой бутыли в неё воды, чиркая дрожащими руками, зажёг две спички и бросил их в чашку. Открыл молитвенник, лежавший на столе, и стал быстро читать молитвы, часто осеняя себя размашистым крестом.
— Сними обувку и носки, — сказал старик, подходя к Семёну с чашкой в руках. — Подверни штанины, — и опять шепча молитвы, вымыл ему ноги, руки, сполоснул лицо, и остаток воды вылил под угол двери, — сядь на табуретку и мне не мешай. Ох, чую, занёс ты беду в избу, занёс…
Семён чувствовал, как медленно утихала в теле дрожь, уходила слабость, покрывая лицо крупными каплями пота.
Старик намочил святой водой лоскут материи, старым совком сдвинул на неё монеты, свернул углы крест-накрест, схватил клюку и, подцепив свёрток, вышел на улицу.
Вернувшись, он взглянул хмуро на Семёна и, не присаживаясь, снова налил воду в чашу, снял икону, зажёг две свечи, лезвием ножа начал резать крестообразно воду и шептать молитву, потом велел постояльцу оставаться на месте, а сам ушёл в горницу.
Семён прислушался. Из комнаты доносился скрип старых половиц, хрипловатый шёпот деда Фили, читавшего нараспев молитвы и всплески воды…
Вскоре старик появился на кухоньке. Не глядя на постояльца, он тихо бормотал и шёл по часовой стрелке вдоль стены, держа в руках чашу, зажжённые свечи и икону. Медленно подойдя к углу, дед Филя остановился, зачерпнул воду, сбрызнул её в угол и, продолжая читать молитвы, пошёл к следующему углу, пока не добрался до входной двери.
И только старик начал мыть входную ручку, Семёна охватила какая-то непонятная тоска, и он увидел, как заколыхались на окне старенькие занавески, и по ногам пробежал холодный сквозняк, хотя дверь и окна были закрыты. Старик быстро распахнул дверь, громко стал читать молитву, торопливо вымыл ручку снаружи, захлопнул и повесил над дверью икону.
—– Всё, кажись, успели, — хрипло дыша, сказал дед Филя, сел на табуретку и устало прислонился к стене. — Спасибо тебе, Господи! — и перекрестился, глядя на иконы.
— Дед Филя, — нерешительно сказал Семён, — что здесь происходит?
Старик молчал, прикрыв глаза, лишь губы медленно шевелились, словно он что-то продолжал шептать про себя.
— Дед Филя, что с тобой? — не выдержав, спросил Семён. — Тебе плохо? Я до сих пор в себя не могу прийти.
— Из-за тебя, твоей глупости и мне плохо, — прошептал старик, не двигаясь. — Никак не могу оклематься. Проклятье в избу занёс. Вот, что ты сделал.
— К-какое проклят…
— Нишкни! — оборвал его дед Филя. — Потом расскажу, потом. Погодь чуток…, — и снова зашептал, осеняя себя крестом.
Вечером, когда старик открыл глаза, повернулся к Семёну и тяжело выдохнул:
— Фу-у-у, кажись, полегчало, — сказал он. — Утром, как рассветёт, собирай манатки и отсюда уезжай, и больше никогда здесь не появляйся. Понял меня?
— Нет, — сказал Семён. — Я же хотел у тебя с недельку пожить, по развалинам полазить. Почему выгоняешь?
— Моли Бога, что живой остался, — сказал хмуро старик. — Хорошо, что сразу в избу побежал. А так… задержись, никто бы тебя не смог спасти и ещё бы одна могилка появилась на кладбище.
— Дед Филя, не пугай, — отмахнулся Семён и почувствовал на себе острый пронзительный взгляд старика, словно он в душу заглянул. — Что здесь творится?
— Уедешь, как велено. Солнышко встанет и в путь, — не отводя взгляда, сказал старик. — Здесь проклятое место. Нельзя тут простому человеку находиться. Кто меня ослушивался, тот уже там покоится, — и он кивнул в сторону окна. — Видел кладбище? Заметил, сколько могилок? А наша деревушка была маленькой, и её давно уже нет, а кресты прибавляются…
— Погоди-погоди, — перебил Семён. — Как прибавляются? Ты про кого говоришь?
— Про таких, как ты, — хмуро ответил старик, взглянув в запылённое оконце. — Ищут клады, а находят смертушку. И мне приходится провожать их в последний путь, кого не успел спасти.
— Тьфу, ты! — сказал Семён. — Совсем запутал меня своими россказнями. Хочешь сказать, что родственники не ищут пропавших? И почему ты живёшь тут, если здесь люди умирают от чего-то непонятного? Сколько же тебе лет, дед Филя?
Старик взглянул на него, о чём-то надолго задумался, опять посмотрел и медленно сказал:
— Не смей плевать в избе — грех! Мне неведомо, ищут, аль нет, до города надо добираться вёрст триста-четыреста через горы да леса дремучие. Иной раз власть прикатит на лошадке, отдам документы и всё. Пущай они ищут. Говоришь, скока годков? Я и не помню.… Знаю, что царя-батюшку свергли, души невинные погубили. Это мне какие-то людишки сказали, когда тут проезжали. Тогда я уже здесь один остался. Так и живу. Кого успею спасти, они свечки за моё здравие ставят, а другие… Другие лежат из-за своей глупости и жадности. Что говоришь? А-а-а.… Нельзя мне покидать это место — обет дал, когда ещё мальцом был, что стану его охранять, чтобы людишки не гибли понапрасну. А они, как мухи сюда слетаются. Вот и приходится мне грехи людские замаливать. Так и живу…
— Ну, дед Филя, мастак ты сказки придумывать…
Старик зыркнул на него из-под седых бровей, поднялся и протянул руки:
— Зри, малец…
На ладонях старика был заметен шрам, похожий на какой-то непонятный знак…
— Ха! — усмехнулся Семён. — На мне много всяких рубцов осталось.
Старик стал медленно соединять ладони и Семён увидел, что шрамы совпали.
— Это проклятье колдуна, — сказал дед Филя. — Мальцом был, когда беда произошла. Меня монахи еле-еле выходили. Хотел у них остаться, но пришлось вернуться, когда слухи дошли, что на деревушку мор напал. По пальцам можно пересчитать, кто в живых остался. Да и они отсюда уехали. С той поры один тут живу — охраняю. А когда я помру, беда настанет. Некому станет отваживать отсюда пришлых. Сбудется проклятье колдуна. Всех людишек изведёт, кто в эти края попадёт. Погибель их ждёт, погибель…
— Дед, прекрати! — сказал Семён. — Какое проклятье, какой колдун? — и вздрогнул от неожиданности, снова ощутил, как по ногам пробежал холодный сквозняк.
— Цыц, малец! — погрозил скрюченным пальцем старик. — Душа его до сей поры бродит, покоя себе не найдёт. Мстит людям за погибель свою страшную. Господи, успокой его душу грешную! — старик перекрестился, взглянув мельком в окно.
Семён задумался. Что-то ему подсказывало, что старик не обманывает. Видел он кладбище, где среди старых крестов, стояли новые. Пока бродил по округе, встречал развалившиеся дома, кое-где одиноко торчали дымоходы, словно указывая на небо. Да и то место вспомнил, где побывал. Странное, непонятное.… Ни одной птицы не видел, даже карканья ворон не слышал. И поле-то, будто его вчера вспахали. Странно…
— Дед Филя, — сказал Семён, заметив, что старик пристально смотрит в окно, словно кого-то увидел. — Расскажи, что тут произошло.
Старик посмотрел на него хмуро, перевёл взгляд на божницу, перекрестился и опять посмотрел в окно.
— Что говорить-то? — с неохотой, медленно сказал дед Филя. — Я и так почти всё рассказал…
— Мне не приходилось с такими непонятными делами сталкиваться. Думал, что это выдумки…
— Ага, байки, — перебил его старик. — Сегодня ты испытал на себе эти выдумки. Надо, когда будем спать ложиться, ещё разочек молитвы почитать и тебя умыть. Что-то не нравится твоё лицо. Бледное, как поганка. Ладно, слушай..., — и, пригладив длинные нестриженные волосы, начал рассказывать, иногда прерываясь и задумываясь:
— Я был мальцом, когда это произошло, — с расстановкой, медленно стал говорить старик. — Появился в нашей деревушке странный человек. Избу поставил на отшибе. Никто не знал, чем он занимался, но моя бабка, царствие ей небесное, сразу сказала, что большая беда ждёт людей. Откуда узнала? Она, как и я, могла любую хворобу излечить молитвами да святой водой. Видно почуяла, что погибель приближается. А в другом конце деревушки жили три или четыре брата — пьянчужки, я уж и не помню. Все знали, что они в других сёлах воровали да случайных прохожих грабили, но молчали. Боялись их. Буйные были братья. Могли и хату поджечь да избить до полусмерти. Никакой управы на них не было.
А тут слушок прошёл, что у колдуна, как прозвали странного человека, много всяких драгоценностей и денег. Местные огольцы подсмотрели, как он разглядывал и пересчитывал. Они-то и разнесли весть по деревне. Слух до братьев дошёл. Решили они чужака ограбить. Ничего не боялись, идолы!
Однажды, я был в ночном. Бабка отправила нашу кобылку караулить. Проснулся от криков да ругани. Смотрю, из избы, где этот колдун жил, выскочили братья, слегой подпёрли дверь и пустили красного петуха, а сами побежали в мою сторону. И такой страшный голос донёсся, что до сих пор мурашки по телу бегают, когда вспоминаю. Колдун закричал, что всех проклинает, кто дотронется до его денег с драгоценностями, все погибнут, взяв их в руки.
Я не успел спрятаться, как мимо меня братья прошмыгнули. Один остановился, что-то достал из кармана и кинул мне, крикнув, что это подарок от колдуна. Я заметил, как блеснула какая-то штучка при свете костра, и невольно её поймал. И почувствовал, будто уголь в руки схватил. Закричал
от боли, бросился к своей избе, но не успел порог переступить, как моя бабка, царство ей небесное, выскочила навстречу мне, словно беду почуяла. Руки-то мои разжала, там лежал какой-то странный золотой знак и на ладошках были большие пузыри, словно от ожога. Бабка, как увидела его, закричала, чтобы я в избу не заходил, и сама кинулась обратно. Вернулась, а я на земле валяюсь, и меня трясёт, как припадочного. Не знаю, как она смогла довезти, но я очнулся в монастыре. Сказали, будто я несколько дней пролежал, как мёртвый. Думали, что не очнусь, но я открыл глаза. Помню, бабка сразу поднялась, хмуро взглянула и сурово сказала, что я должен прожить в монастыре два года, чтобы замолить грех и очистить душу. Сказала и ушла, не оглянувшись.
Я пробыл в затворничестве почти весь срок, назначенный бабкой, держал посты и с утра до вечера молился…. — старик замолчал, задумавшись.
— Что дальше-то было? — нетерпеливо спросил Семён.
Дед Филя вздрогнул, взглянул на него, словно взглядом обжёг и тихо сказал:
– Видение ночью было, будто бабушка ко мне подошла, простилась со мной, протянула молитвенник и велела срочно вернуться в деревушку. Господи, если бы я раньше знал, что там случилось, тогда давно бы сбежал…
Оказалось, что нашу избу спалили братья, когда узнали, что со мной произошло, но было уже поздно. Они вернулись домой и заметили, что стали сыпью покрываться. Кинулись к нам, а бабки нет — меня увезла. Несколько дней беспробудно пили, пока она не вернулась, добрались до нашей избы, а бабка не стала их лечить. Грех очень большой на них был. И тогда они часть денег разбросали по дворам, а остальное богатство, добравшись до пепелища, кинули на землю и всю поляну перепахали, вместе с костями колдуна. Ох, страшную смерть он принял!
Обозлились братья, кое-как дошли до бабушкиной избы и её тоже подожгли, а сами умерли ночью в ужасных мучениях. Да, проклятье колдуна их достало.… И не только братьев задело, но и жителей деревушки. То мальцы поднимут и в избу занесут, то взрослые позарятся на золото, не думая, что смерть в руки взяли, но к тому времени, когда я вернулся, от всей деревушки осталось дворов пять, не более, остальные избы стояли пустые.
Люди же, как сороки — кидаются на всё блестящее. Сбылось проклятье. Кто брал в руки драгоценности, тот и умирал в мучениях. Столько людей уже погибло и ещё незнамо, сколько он душ заберёт, когда пробьёт мой последний час…
— Разве ничего нельзя сдела…
И тут, за окном, в ночной тишине, разнёсся долгий протяжный стон и послышался предсмертный хрип…
Старик, прислонившись к стеклу, внимательно всматривался в ночную мглу, потом взглянул на бледного Семёна и поднялся.
— Давай-ка ещё разок тебя умою. Ох, не нравится твоё лицо! Дай Бог, поставить тебя до утра на ноги. А настанет рассвет, сразу в путь и не оглядываться, чтобы ты не услышал позади себя. Понял? Всё, пошли к порогу…
Спустя год, проезжая мимо этих мест, Семён решил навестить старика, но увидел полуразвалившуюся избу, да новый крест на погосте, невесть кем поставленный. И вновь ему почудилось, как вдалеке, над полем, разнёсся протяжный человеческий стон…
Добрый день.
Отменно!
Удачи в дальнейшем творчестве!
Понравилось, спасибо!
Удачи Вам !!!
Понравилось,хорошо.
Спасибо, очень понравился рассказ.
Читается легко , доступным языком. Спасибо!
Рассказ понравился!!!
Спасибо!!!
Удачи Вам !!!
Powered by Invision Power Board ()
© Invision Power Services ()