Биатлонист, ... повесть в трёх частях...

[Мюнхаузен]

ЧАСТЬ 1. 1997 год

Глава № 1. Дивизия им. Дзержинского


Осень выдалась в столице в этом году щедрой на осадки. С неба снова сыпалось на головы что-то мокрое и противное. Под ногами хлюпали мутные холодные лужи. Обувь, ещё гражданская промокла насквозь.
- Становись! – хрипло прокричал пьяным голосом молоденький лейтенант, который забирал и сопровождал команду до места назначения. Новобранцы растерянно стушевались и выстроились в жалкое подобие шеренги.
- Отставить! Разойдись! – снова отдавал команды тот же самый молодой офицер, только к его голосу уже заметно больше прибавилось негодования и пренебрежения, - Становись!
Дежурящие на КПП почти двухметровые в росте бойцы комендантского полка с усмешкой смотрели, как командовал вновь прибывшим пополнением пьяненький офицер. Бойцы комендантской роты прекрасно понимали, что офицер сейчас перед ними, перед рядовыми солдатами чуть ли не выслуживается. И всё это происходит из-за того, что именно в их власти, именно от них сейчас, в данную минуту зависит, где будет спать сегодня ночью этот пьяный офицер, у себя в казарме, или на холодных нарах гауптвахты.
- Вот же сволочь, наши, небось, деньги им всучивает, - негромко, но так чтобы было слышно всем, произнёс кто-то из молодых.
Офицер доставал из своих многочисленных карманов измятые бумажки денежных купюр и передавал их одному из «комендачей». До этого, ещё, будучи в поезде этот же самый лейтенант предложил сложиться деньгами на закупку алкоголя. Нет, он почти не обманул ожидания зелёных ребят – алкоголь он как раз и купил, только вот сам его и ликвидировал на пару ещё с одним контрактником, который тоже принимал участие в сопровождении свежего пополнения.
- А вы что думали, что в сказку попали! – как-то нагло и надменно произнёс громко один ефрейтор из комендантской роты, когда мимо него тянулась вялая цепочка будущих духов.
- Привыкайте к несправедливости, ничтожества!!! – бодро подхватил другой двухметровый здоровяк.
- Эти ворота у нас в дивизии принято называть Северными. Или просто «Севера», - опять обычным и вкрадчивым голосом, точно таким же, как буквально ещё вчера вечером в вагоне он цыганил деньги, стал говорить офицер, но его уже никто не слушал. Всё внимание бойцов было сейчас приковано к совершенно другому действию…
Около тридцати человек, стриженных как один наголо, выполняли физические упражнения на большой асфальтированной площадке. Вытертые до основания и сильно выцветшие кителя не были у этих бойцов заправлены под штаны, а небрежно свисали короткими девичьими мини юбками, мизерная длина которые ничуть бы не прикрыла женского стыда, ни спереди, ни сзади.
Неряшливая и лениво идущая колонна парней в гражданском, остановилась и замерла как-то сама собой. Все новобранцы пристально и молча смотрели на короткостриженых, и удивлялись слаженности их действий.
- Это Витязь! Учебка тренируется! – гордо, со знанием дела заявил поддатый лейтенант, - Там пацаны поначалу конкретно подыхают. Зато потом, отслужив, красавчиками уходят на дембель с дивизии. Некоторые уезжают домой на своих автомобилях. Некоторых, правда, увозят домой в цинковых гробах. Но таких сейчас мало, это было года полтора тому назад.
- Кто такие эти Витязи? – спросил поджарый невысокого роста светловолосый паренёк.
- Витязь – это отряд специального назначения! Это элита! Витязь – это визитная карточка нашей дивизии имени Дзержинского, да и вообще всех внутренних войск вместе взятых.
- Круто!
- Вы даже и не представляете себе, на сколько это круто. Но вам это не грозит. Вы будете служить спокойно и не напряжно.
Короткостриженые молодые спецназовцы тем временем закончили выполнять комплекс упражнений. По команде сержанта они почти одновременно и синхронно разделились на пары. Одни запрокинули других себе на плечи, и в таком положении стали приседать под счёт.
- А что нужно чтобы попасть в Витязь? – спросил худощавый темноглазый паренёк.
- Ты опоздал боец! На тебя, на задохлика, посмотришь, и сразу всё поймёшь… Ты ведь будучи на гражданке спортом видать вообще никаким не занимался.
- Нет, не занимался…
- Тогда забудь про спецназ. Такие дрыщи как ты там никому не нужны. Туда берут только перворазрядников, кандидатов и мастеров спорта по бегу, по боксу, по борьбе. Если ты не тренировался на гражданке, то нагрузок ты физических там просто не выдержишь. Да и вообще не ваше это, будете Уралы там водить, отделением командовать. А Витязи они почти из Чечни не вылазят, всё воюют, штурмуют, да по горам шастают…
Витязёрская учебка закончила приседать. Не отдохнув, ни секунды они побежали в расположение своей казармы, причём бежали не просто так налегке, а одни тащили на себе других. Обогнали медленно плетущихся новобранцев. Метров через триста вся группа короткостриженых остановилась по команде лающего, словно собака сержанта. Поменялись местами, и тех, кого несли на спине, теперь сами взвалили себе на плечи своего напарника, и не сбавляя темпа стали удаляться по длинной, как кишечник удава, асфальтированной дорожке.
- Ну, как вам?
- А, зачем это они таскают друг друга как мешки с картошкой.
- Мешки с картошкой это вы будете таскать в наряде по столовой или в колхозе на овоще заготовке, а эти будущие головорезы тренируются выносить с поля боя своего раненного товарища.
Дальше шли молча по длинной аллее. По обе стороны росли жиденькие деревца с белыми многократно раз выкрашенными казенной краской стволами. Когда проходили мимо столовой, дорогу перебежала испуганная жирная крыса. На перекрёстке группа остановилась и пропустила перед собой зелёный грузовик Урал, громко выбрасывающий из выхлопной трубы несгоревшую вонючую солярку.
- Ну, всё, вот вы и на месте! – с грустной улыбкой сказал офицер, когда парни оказались между двумя большими пятиэтажными казармами. – Теперь это ваш дом на целых два года. Располагайтесь поудобнее, расслабляйтесь и получайте удовольствие… Вы и сами не заметите, как пронесутся эти ваши два года службы.
Он вскинул руку к промокшему от дождя козырьку, резко, но неуклюже развернулся через левое плечо, и стал подниматься по ступенькам в пятиэтажное здание, которое расположилось справа от парней. Больше они его уже никогда не видели.

- Так, обращаюсь к вновь прибывшим, поднимаемся всеми ко мне, - повелительно говорил офицер с одной большой звездой на погонах.
- Это кто, лейтенант что ли? – спросил кто-то из толпы у своего соседа.
- Ты что, не учил воинские звания на уроках ОБЖ в школе? Это майор.
На первом этаже, сразу же после лестницы, с левой стороны располагалась канцелярия строевой службы учебного полка. Ефрейтор-писарь с сердито сдвинутыми к переносице бровями разбирал за столом личные дела вновь прибывшего пополнения.
- Так, проходим-проходим, не задерживаемся и не толпимся в коридоре, - подгонял отстающих майор.
Пройдя метров тридцать в противоположную от канцелярии сторону, и свернув резко налево, они оказались в учебном классе. Майор рассадил всех за парты, раздал каждому по листу бумаги и выдал по авторучке.
- Так, пишем свои фамилии имена и отчества. Кто откуда прибыл, кто что закончил, школу там, техникум училище. И пишем свои пожелания кто, где желает проходить службу. Пока вы пишите, я оставлю вас на минуточку, и приглашу другого офицера.
Другой офицер появился не через минуту, он опоздал минут на пять. И когда чистые листы бумаги уже были тщательно измараны, а те, кто их исписал уже вращал ещё не стриженой головой по всем сторонам света, он спокойно и бесшумно появился у доски. Сразу же всё стихло, исчезли любопытные шорохи. Молодцеватого и аристократического вида мужчина пристально разглядывал сидящих перед собой. Он не представился. Он улыбался одними только уголками рта. В глазах его весело играли задорные бесенята. Мужчина небрежным, но повелительным жестом руки показал, чтобы ему передали испачканные чернилами листочки.
- Я очень рад вас приветствовать в знаменитой дивизии имени Дзержинского, – ему никто не ответил трёхкратным ура, но зато он увидел на некоторых лицах искренние добродушные ребячьи улыбки.
На заметно загорелом лице офицера очень сильно и выразительно выделялись светлые глаза. Да и все его черты лица внушали к себе доверие и расположение. Но что-то хищное было в его плавных повадках, что-то необузданное чувствовалось в его уверенной походке. Это был офицер, но не военный солдафон, который сопровождал парней в дивизию, и не тот майор с вытертыми на погонах звёздами, это был хищник в гражданском.
- Кто написал, что хочет служить в отряде специального назначения Витязь? – спросил хищный барс в добротной рубашке, лишь на секунду оторвав от чтения свои чистые как горные родники глаза.
- Рядовой Егоров! Это я написал, что хочу служить в Витязе, – парень встал, и только сейчас все смогли рассмотреть что он коренным образом отличается от других.
Желающий служить в спецназе был заранее очень коротко подстрижен. Из-за своего большого и чуть приплюснутого носа парень очень был похож на утку. В нём чувствовалась внутренняя дисциплина и какое-то сильное напряжение, будто у него что-то могло сорваться в самое ближайшее время.
- Чем занимался на гражданке? – коротко, сказал - как отрезал, спросил загадочный и ещё не раскрытый офицер в идеально отглаженных брюках.
- Бокс, товарищ… - обладатель большого утиного носа замялся, не зная как именно по званию назвать стоящего перед собой широкоплечего мужчину в добротных матовых туфлях.
- Ну, не будем о званиях, - задаваясь перед молодыми солдатами и набивая себе большую цену, как бы так, между прочим, произнёс офицер, - Хорошо. Присаживайтесь рядовой Егоров. Мне про вас уже рассказали.
Эти несколько слов, произнесённые загадочным загорелым офицером в адрес подстриженного боксёра сразу же придали вес в глазах его сослуживцев.
Боец Егоров пристально смотрел на человека в гражданском, будто бы ожидая дальнейших инструкций к действию, но их не последовало. Как ни в чём не бывало, офицер посмотрел сквозь идеально чистое стекло. За окном, встряхивая песней мглистое осеннее небо, рубило шаг учебное подразделение, уже прошедшее курс молодого бойца и принявшее присягу.
- Скажу честно, что вы себе даже и не представляете, как сильно вам повезло, - снова продолжил размеренную речь человек, знающий цену своего слова, - Для многих из вас служба во внутренних войсках, а особенно в дивизии имени Дзержинского – это счастливый лотерейный билет, который вы умудрились вытащить. Это тот самый мощный трамплин, который может вас забросить на одну из самых высоких социальных планок нашего общества. Военная служба всегда была, есть и останется благородной и нужной деятельностью мужчины. И эта деятельность начинается у вас прямо сегодня, с первого дня вашей срочной службы. Я хотел спросить, есть ли среди вас те, кто закончил высшие учебные заведения?
Из-за парт учебного класса поднялось всего несколько рук.
- Для вас, кто имеет высшее образование – это вообще самое лучшее начало по службе. Уже через несколько месяцев вы можете подписать контракт и сразу же получить лейтенантское звание.
- Можно спросить? – задал вопрос один из сидящих на первой парте, и поймав положительное движение подбородком вниз, продолжил вторую часть своего вопроса, - А какое у вас звание?
- Во-первых, сразу же учитесь правильно задавать вопросы. На ваше «можно» вам здесь неизменно будут отвечать: «можно Машку за ляжку», и непременно будут бить по голове. Нужно всегда говорить: «Разрешите спросить или разрешите доложить». Во-вторых, это и не так важно, какое у меня воинское звание. Я не являюсь кадровым офицером дивизии. Но с некоторыми из вас я иногда буду плотно контактировать, особенно с теми, кто попадёт служить в разведку и в спецназ. А с теми, кто в ближайшее время поедет в служебную командировку, так и вообще буду встречаться чуть ли не каждый божий день.
Загадочный офицер, облачённый в гражданскую одежду, в мельчайших подробностях рассказывал о том, как военнослужащие дивизии выполняют свой долг на Северном Кавказе. И делал он это так искусно, что особенно впечатлительным новобранцам показалось, что воздух в учебном классе уже стал пахнуть раскалённой на солнце бронёй боевых машин, веретённым маслом, которым смазывалось стрелковое вооружение и пороховыми газами отработанных, но ещё дымящихся латунных гильз.
- И вот, когда группа идёт молча всю ночь, толкая перед собой молочный туман надвигающегося горного утра…
- Разрешите, товарищ капитан!
Двое непрошеных бойцов, неожиданно появившихся в дверном проёме, дерзко перебили долгий творческий монолог. Ястребиный взгляд офицера скользнул поверх бритых голов наглецов.
- С тыла! – совершенно другим голосом громко скомандовал разочарованный оратор.
Раздался грохот. Те двое, которые только что появились в дверях, уже ничком лежали на полу, закрыв свои бритые макушки сильными накачанными руками.
- С фронта! – снова прокричал капитан. И снова раздался грохот стремительно падающих на пол солдатских тел.
Так продолжалось около минуты. Когда человек в гражданском был полностью удовлетворён своим отмщение, он приказал бойцам подняться. На лицах тех двоих застыла довольная улыбка.
- Молодцы! – похвалил их капитан, - Я уж думал вы сами разучились падать, всё небось молодых с тылу роняете, да, Кондор?
- Никак нет, товарищ капитан! Молодых роняем, да и сами роняемся. Вы же знаете, какой у нас старшина…
- Знаю! – утвердительно отрезал офицер, - Побольше бы таких как он. Вы собственно чего пожаловали?
- Товарищ капитан, так мы это, за рядовым Егоровым пришли. Он у нас в отряде будет служить, его к нам в учебное подразделение распределили.
- Ничего не знаю. У меня есть строгое письменное распоряжение передать Егорова в полк связи, для дальнейшего прохождения, как говорится… Егоров вот вроде как техникум закончил, специальность связиста имеет. Поэтому извиняйте – его в связь…
- Как так, товарищ капитан? У нас же…
- Ничего не знаю…
- Ведь была же договорённость, - боец говорил, волнуясь. Капитан поверил в искренность его переживаний…
Замешательство и растерянность яркой краской проступали на загорелых лицах матёрых бойцов из отряда специального назначения «Витязь». Офицер в штатском не выдержал и озорно рассмеялся. Его смех был приятным и открытым. Это был смех не научившегося иногда прятать чувства и оттого очень обаятельного человека…
- Эх, видели бы вы свои загорелые лица со стороны…
- Товарищ капитан, разрешите поинтересоваться: что у нас не так с лицами? – спросил боец с позывным Беркут.
- У одного – лицо такое тяжелое, с трудными мыслями в слегка выпуклых глазах, - говоря это, капитан продолжал смеяться, - У второго – даже мелкие светлые морщинки углубились, и стали придавать лицу неудачника некоторую степенность…
Рядовой Егоров ушёл по-английски, не попрощавшись ни с кем из своих земляков.
- Да-а-а, повезло боксёру Егорову! Он теперь в Витязе служить будет.
- Это ещё как посмотреть. У него старший брат срочную здесь в отряде служил. Вот если Егоров попадёт в группу где старослужащими сейчас те бойцы, что при его брате были духами… Ну, ладно, не будем об неуставных отношениях говорить в первый день вашей службы.
- Теперь понятно, почему его сразу в спецназ, а нас в учебный полк.
- А кто бы из вас хотел служить в Витязе?
Вверх руки подняли около десяти человек.
- А кто бы из вас смог служить в Витязе, выдерживать каждодневные запредельные нагрузки, а потом поехать на войну, где каждую минуту присутствует риск быть искалеченным?
После второго своего вопроса капитан увидел всего лишь единственную, поднятую вверх руку.
- Как ваша фамилия боец?
Светловолосый парень резко поднялся из-за парты и бодро произнёс:
- Рядовой Григоров, товарищ капитан!
Офицер стал что-то искать у себя на столе, потом взял один лист и полушепотом пробурчал себе под нос:
- Кстово. Академия Самбо. Год поступления 1995. Вы прервали своё обучение?
- Никак нет товарищ капитан. Я поступил в неё одним из первых, как только она открылась. Я живу буквально в пяти минутах ходьбы от неё. Проучился год, взял академический отпуск и сразу в армию. Как закончу службу – продолжу своё обучение.
- Молодец! – сдержанно похвалил офицер рядового и о чём-то задумался.
Выйдя из учебного класса их тут же передали сержанту. Проходя по краю плаца, они увидели бойца одетого в бронежилет, в каску и с рюкзаком за плечами. Он бежал в направлении движения часовой стрелки по периметру условного квадрата. Боец был за что-то наказан, и сейчас искупал свою вину, выполняя элементарное физическое упражнение.

- Духи-духи-духи, духи прилетели! Вот у нас житуха началась! – противно распевал, подражая мотиву бандитской «Мурки» рыжий маленького роста сержант. При этом он грубо и неумело мучил струны явно расстроенной гитары.
- Что за херня, я вас спрашиваю. Что за херня? Не успел я в расположение роты подняться, как у вас прямо из-под носа сразу двух духов увели. Где вы их просрали?
- Одного сразу в Витязь забрали, за ним двое витязёров пришли, из строевой взяли документы и всё – ушли…
- А второго? – не переставал орать на своих младших сержантов старшина учебной роты.
- Второго уже на выходе забрали. Капитан куда-то звякнул, подъехала машина, из неё вышли один матёрый такой, второй в берете краповом.
- Что, тоже из Витязя?
- Нет, не похоже. По-моему эти были из Руси.
- Витязь! Русь! Как же они задолбали меня спецназёры эти херовы. У меня пополнения нет уже как месяц, на мафию отправлять некого, в расположении полы грязные, пыль кругом, убираться некому. Все в колхозе на картошке… У меня тут каждый человек на счету, а вы бойцами разбрасываетесь на право и на лево! – старшина немного помолчал, но потом снова завёлся, - Небось матёрые духи были? В спецназ кого угодно не возьмут…
- Один боксом занимался, другой – самбист…
- Таких матёрых бойцов просрали… Они может быть у меня самыми добычливыми воронами в роте были бы… А вы их…
- Виноваты, старшина! Не сердись…
- Да заткнёшься, ты, наконец или нет?! – рявкнул старшина в сторону незадачливого гитариста, сидящего на плотных мешках, - Ни слуха, ни голоса! Где ж вас таких дебилов-то понабрали…
Рыжий сержант-ребёнок сделал вид, что это говорят совершенно не про него. Он был одного со старшиной призыва, и поэтому продолжал распевать гнусавым голосом чуть-чуть убавив громкость:
- Духи-духи-духи, домой уж захотели…
- Что стоим? Я досмотр проводить, что ли буду? – обратился снова старшина к тем двоим, которых укорял на глазах у всего строя.
- Та-а-а-к! Содержимое всех карманов выкладываем прямо перед собой, но только не в грязь, а на сухое место.
- Чтобы потом нам руки не мыть. У кого часы, тоже снимаем всё и кладём перед собой. Разрешается оставлять только нательный крестик.
- Часы, серёжки может у кого в ушах или ещё где… Всё вынимаем и складываем…
Досмотр занял всего несколько минут. Но скорее он был похож на изъятие личных вещей.
- Если кто-то из вас, - обращался старшина к строю новобранцев, - Что-то утаил из личных вещей и не передал своим младшим сержантам, то это он сделал зря. В роте всё равно ещё раз вас досмотрят, и с укрывателями будет уже совсем другой разговор.
- Старшина! Кажется снова дождь собирается… Ну что, форму раздавать?
- Я скажу, когда нужно будет! – сказал, как отрезал, - Ты лучше ещё позавывай на гитаре своей…
- Она не моя старшина. Гитара моего зёмы…
- Это кто ещё твой зёма?
- Да кто-кто, Серый!
- Ещё один долбоящур. Его-то взяли на склад, а тебя, почему отбраковали?
- А у меня талант, старшина. Мне негоже с бельевыми вшами дружбу водить, я больше музыку люблю.
- Дурак, ты, конопатый, а не музыкант, - с брезгливостью и отвращением произнёс старшина, - Работал бы на складе – как кот в сметане бы катался…
- Духи-духи-духи, духи к нам прилетели, но они не знали что старшина наш просто зверь! Он всех угостил их, да шайтан-трубою, и очко повесил их на дверь. Семечки, пельмешки, пряники да клецки – духи и не ждали увидать, но они бежали прочь от старшины, а мы их ехали потом искать…
Угроза конопатому гитаристу возникла неожиданно, точно летняя гроза, упавшая на землю с ещё недавно сияющего неба. Зашедший со спины парень резким рывком выдернул из рук песняра музыкальный инструмент. Один высокий взмах – и гитара от удара о голову разлетелась на несколько кусков лакированной фанеры.
- Бард, да ты фальшивишь! – спокойно произнесла мускулистая фигура угрозы. – Ты меня услышал, музыкант?
- Так точно! Услышал!
- Ответ не правильный! Даю тебе ещё одну попытку! – и дерзкий боец вторично ударил сержанта-ребёнка по голове, но теперь одним только грифом.
- Так точно, я услышал, товарищ сержант!
- Опять не верно! – И гриф снова, уже в третий раз, опустился на бестолковую голову конопатого.
- Так точно, я вас услышал, товарищ старший сержант! – быстро протараторил сержант-ребёнок, получивший за своё фальшивое пение три раза по голове гитарой.
- Молодец! Кстати, а где ваш старшина? – спросил наглец, и посмотрел на тех двоих, что держали перед собой, словно нищие на паперти у церкви, фуражки с ещё недавно содержимым карманов призывников.
Старшины уже не было. Только началась бандитская разборка – и его как ветром сдуло.
- Он ушёл уточнять, когда начнут выдавать форму духам.
- Духам? – громко и разъярённо переспросил неизвестный дерзкий боец, и, не дожидаясь, сам ответил на свой вопрос: - Это не духи, это будущие бойцы вооруженных сил.
При этом мышцы на спине у этого загадочного бойца вяло переливались под свитером, словно разомлевшие на солнце змеи.
- Ну, я так и хотел сказать, просто неправильно выразился, - сильно смутился младший сержант, и как-то совсем по-детски непосредственно опустил глаза в кепку, где лежали измятые купюры. Он стал сейчас очень похож на интеллигентного старичка, громко испортившего воздух в переполненном общественном транспорте.
- В кибу! – не громко, но очень твёрдо, как приговор произнёс боец в свитере.
Один из младших сержантов, тот, который всё ещё продолжал всем своим внешним видом напоминать пукающего в автобусе старичка, повиновался сразу. Он положил кепку перед собой, отошёл на несколько метров в сторону, и тут же от сильного хорошо поставленного удара улетел далеко назад.
- Теперь твоя очередь, в кибу! – обратился боец ко второму сборщику податей.
Тот точно так же, как и его товарищ по несчастью встал в стойку, которая называется «киба»: широко расставил ноги, чуть присел, завёл руки за спину. Боец в свитере не спешил наносить удар, он посмотрел на ровный строй удивлённых новобранцев, и спросил:
- Пробиваем?
- Конечно! – отозвался из строя чей-то одинокий, но, по-видимому, храбрый голос.
- Вот видишь, ворона ты этакая, даже молодые бойцы тебя не боятся, а старшина ваш вообще обосрался и сбежал.
Стоящий в полуприсяде ничего не сказал в своё оправдание. С лицом, на котором плясала старая ведьма, он стоял и покорно ждал удара в грудь. Через секунду земля ушла у него из-под ног, и он стремительно полетел спиною вперёд, в неведомое и страшное. Но ему повезло, он не ударился затылком о бетонный пол. Его товарищи, тоже младшие сержанты, которым досталось от дерзкого чуть раньше, подхватили его уже у самой земли.
Тот, кто устраивал самосуд, не спеша отряхнулся, потом расправил плечи. Подобрал две фуражки с деньгами и повернулся лицом к строю. На него сейчас смотрело очень много удивлённых глаз: карие, зелёные, серые. Он каждому бойцу заглянул в душу. Потом очень добродушно сказал:
- Парни, у вас сегодня такой светлый день. Пожалуйста, постарайтесь сохранить этот свет в потёмках будущей вашей службы. Не обижайтесь на меня за то, что я отобрал у ваших сержантов ваши же деньги, вам бы они всё равно уже не достались. Желаю вам хорошей службы.
Старшина появился сразу же, как только ушел похититель двух кепок с деньгами.
- Подходим по одному, называем свой размер ноги и получаем новую форму. Если кому-то будет не по размеру, потом друг с другом в казарме обменяетесь, - произнёс он, как ни в чём не бывало.

На плацу учебного полка всё продолжал бегать наказанный боец. Уже переодетые в новую, ещё не выцветшую на солнце ярко-зелёную форму бойцы-новобранцы стояли в две шеренги и чего-то ждали. Прошёл слух, что сейчас ещё должны приехать купцы и забрать несколько человек в роту связи и столько же в танкобат.
В армии слухи разлетаются между бойцами с неимоверной скоростью. Уже всем было известно, что матёрый боец, от которого досталось младшему сержантскому составу на вещевом складе при выдаче формы, раньше служил в отряде «Витязь» в самой крутой боевой группе. Носил краповый берет, был в командировке в Чечне. А за постоянные неуставные отношения был лишён всех привилегий, и прикомандирован к свиноферме, где и дослуживал свои оставшиеся несколько месяцев. Свиноферма отряда «Витязь» располагалась поблизости от вещевого склада учебного полка, куда и совершал свои разбойничьи набеги матёрый спецназовец.
- Каразанфир! Что это у тебя такая фамилия какая-то не русская? – обратился старшина к одному из бойцов.
- Это самая что ни на есть русская фамилия. – робко ответил солдат.
- А я тебе говорю, что не русская твоя фамилия. И ты мне должен отвечать: «Так точно товарищ сержант!" Не слышу…
Старшина добивался беспрекословного к себе подчинения. Он стоял сейчас к бойцу почти в плотную, но обладатель редкой фамилии упрямо молчал, и ничего не желал говорить в ответ.
- Боец, я тебя не слышу! - с крупными маслеными глазами что-то вспоминающего кота кричал старшина.
Каразанфир смотрел в сторону, где на плацу, уже который час продолжал бегать солдат в высоких кирзовых сапогах. Должно быть, сил оставалось у него совсем немного, ноги бойца заплетались одна за другую, и он уже несколько раз обессиленно падал на асфальт. Но никто из сержантов даже и не думал прекратить это издевательство.
Жест старшины был оскорбительно небрежен, и Каразанфир постарался о нём сразу забыть. Но тут же, буквально в следующую секунду в его душе возникли сомнения. Как же без них, без них не обойдешься… И он понял, что сомнения оставят его в покое только тогда, когда он поглядит ему в глаза…
- Товарищ старший сержант! Старшина! А почему вы обосрались и сбежали, там, на складе, когда появился этот спецназовец со свинофермы?
Старшина не ответил на дерзость. От такой вероломности у него пропал дар речи. Он задумался, и даже слегка попятился назад, но тут же взял себя в руки, и просто отошёл в сторону.
- Ты что дурак? – кто-то процедил Каразанфиру из-за спины в самое ухо, - Он же тебя теперь с говном смешает.
- Да пошел он! – независимо и гордо ответил дерзкий новобранец. Ему сейчас очень хотелось быть похожим и на капитана в гражданской одежде, который принимал их группу в учебном классе и на того бойца из отряда Витязь, который легко и ловко расправился на вещевом складе со сборщиками податей.
Хорошо было видно, как на противоположном краю плаца, сразу через асфальтированную дорогу, по тротуару шёл патруль. У идущего впереди сержанта на груди блестел большой красный значок, а у двух бойцов следовавших сзади были за спиной чёрные автоматы, с прикреплёнными штыками, которые остро и вертикально торчали в осеннее хмурое небо. На душе у Каразанфира было так же хмуро и тяжело, как и сейчас на небе.
- Короче, ты попал, упырь! Готовься сегодня вечером умирать! – издевательски на ухо прошептал сержант-ребёнок, словно подливая масла в огонь и увеличивая при этом природный страх, который и так был велик.
Но отступать уже некуда, и надо было хоть как-то себя взбодрить.
- Пошёл вон, ничтожество! Даже играть толком не умеешь! Не зря гитару разбили о твою яйцеобразную голову! - ответил Каразанфир, зная, что лучшее средство защиты – это нападение. Кстати, сам он никогда гитару и в руках не держал.
Сержант-ребёнок обозлился:
- Наговорил ты очень много. Готовьтесь все, вот из-за этого censoredа вечером все подыхать у меня будете!
- Не распаляйся, рыжий! А то конопатки твои сейчас осыплются. Меня к вечеру здесь уже и не будет.
Старшина стоял напротив, слушал дерзостные речи молодого солдата, ковыряя в ноздре поросячьего носа корявым мизинцем.
Прошёл час. Но купцов из танкобата всё ещё не было. За это время уже унесли на руках полностью выбившегося из сил солдата. Когда его проносили мимо строя, то можно было внимательно разглядеть его искаженное усталостью полуобморочное лицо. Но это было не самым интересным и запоминающимся. Мимо новобранцев, поочерёдно прячась за толстые стволы тополей, бесшумно прошуршали, словно ночные совы, охотящиеся в морозную ночь, бойцы, одетые по полной боевой. Это была дивизионная разведка.
- Слушай, а почему ты решил, что тебя сегодня отсюда заберут?
- У меня техникум сельскохозяйственный за плечами. Я трактора умею водить.
Но идти служить в танкобат Каразанфир, как раньше, он уже не хотел. Ему грезились разведка и спецназ. Он мечтал о лежащих в тумане кавказских лесах. Представлял стремительные полёты на боевых вертушках в далёкие, затерянные в горах аулы. Думал об опасных рейдах на бронетранспортёрах по каменному серпантину…
Визг тормозов вывел его из задумчивого состояния. Скорее всего, водитель грузовой машины и не собирался останавливаться напротив плаца учебного полка. Но что-то или кто-то заставили его прибегнуть к резкому торможению.
Перед неряшливым строем новобранцев выросли две мускулистые фигуры. Одного только беглого взгляда хватило Каразанфиру чтобы понять – это те самые ребята, к которым ему так сейчас хочется попасть.
Офицер с загорелым лицом и с заломленным на левую сторону краповым беретом не стал, долго церемонится:
- Кто хочет служить в отряде специального назначения «Русь»? Два шага вперёд…
Каразанфир понял, что это и есть его шанс. Он вышел из строя.
- Каким видом спорта вы занимались на гражданке, рядовой?
- Биатлон, товарищ старший лейтенант, - сказал боец, который ещё сегодня утром мечтал научиться водить многотонный боевой танк.
- Очень интересно! Биатлонистов мы сегодня ещё не встречали, – искренне удивился офицер, - Ну, тогда позвольте, рядовой, задать вам несколько специфических вопросов.
Каразанфир не поднимая глаз, посмотрел в одну точку, расположенную на разноцветной наградной планке офицера-спецназовца. Паника, возникшая из-за появления первого уточняющего вопроса, быстро кончилась. Он думал сейчас над каждым своим словом и жестом, интуитивно чувствуя и понимая, что любой, даже самый простенький вопрос надо, прежде всего, встретить равнодушным молчанием…

[Каждому-СВОЁ]

Мюнхаузен
Ждем...
С Ув.

[Синоборский]

Заинтересовал.Ждём продолжения.

[ЯЛЕС]

Спасибо Мюнхаузен,так и всплывают в памяти свои армейские воспоминания после прочтения
вашей повести.буду ждать продолжения

[KIPO]

Понравилось, жду продолжения.

[Рафайкин]

[@viktor]

присоединяюсь

[Мюнхаузен]

Глава № 2 Отряд специального назначения "Русь"

- Просыпайся, сокол ясный! – сказал после сердитого кашля младший сержант коренастого телосложения и невысокого роста.
Ничего не спрашивая и даже не думая, зачем его разбудили, он ловко протиснулся между узкими рядами двуярусных коек. Внимательно смотрел себе под ноги, чтобы не споткнуться о прикроватные тумбочки. Стоило бы ему свалить аккуратно уложенные личные вещи, как тут же, моментально, последовал бы подзатыльник и назидательный выговор сержанта: «Мычишь».
- Чё не спрашиваешь, куда я тебя веду? – спросил коренастый.
- Вы приказали, товарищ сержант, и я выполняю. В армии приказы принято исполнять, а не обсуждать или переспрашивать!
- Молодец! Несколько дней в отряде, а уже смекаешь, что к чему. Только я пока ещё младший сержант.
- Так обязательно будете и старшим сержантом! – ответил новобранец плетущийся сзади в одних семейных трусах и застиранной майке, и в интонации этих слов коренастый не почувствовал ни капли подхалимажа.
По «взлётке» шли медленно, вразвалочку. Никуда не торопились, и не спешили. В спёртом воздухе казармы учебной группы пахло потом, стираными хозяйственным мылом носками и уже начинающими растаптываться берцами. А ещё пахло свежими сбитыми в кровь мозолями, и потом обильно присыпанными растёртыми в мелкий порошок таблетками стрептоцида.
- Скажи честно, Гриня, ссыкотно тебе вот сейчас?
- Да, есть немножко, - признался светловолосый боец, фамилию которого сержант укоротили до уличного прозвища.
- А как сам думаешь, куда и зачем я тебя сейчас веду?
- В сушилку, наверное, - странное чувство апатии, перемешанное с ещё сонливым состоянием и с жуткой обречённостью жертвы, не придавали ему никакого оптимизма.
В первый же день своего появления в отряде весь его призыв получил от старослужащих хороший нагоняй. Но с самого начала били не очень жестко, видимо так, в качестве профилактики и ознакомления. Потом они получали уже по жесткому, просто на каждом шагу и по любому поводу. Именно поэтому он уже успел хорошо усвоить для себя одно золотое правило – ничего лишнего и ни у кого постороннего, а особенно у своих сержантов учебной роты, не спрашивать. Поэтому и сейчас просто шёл покорно туда, куда его вели.
- Ничего, очень тяжело бывает только в самом начале, – словно прочитав мысли новобранца, попробовал приободрить его, таким образом, коренастый младший сержант, - Но ты давай радуйся, тебе, тренированному борцу, всё равно гораздо легче, чем многим другим из твоего призыва.
Гриня и его сержант-конвоир подошли к закрытой двери бытовки. Одним только жестом духу было приказано оставаться на месте. Сержант тем временем ненадолго исчез, чтобы проверить, всё ли приготовлено. Рядовой Григоров уставился тоскливым взглядом обманутого революционера на дверь, закрытую перед самым его носом. Что его ждёт там внутри? Сейчас ему совершенно не хотелось об этом думать, потому что он знал – ничего хорошего для него там не приготовлено. Он постарался отвлечься и подумать о чём-то хорошем, что могло бы хоть как-то его приободрить перед неизвестным испытанием за дверью. Григоров вспомнил по большущие и зелёные, красивые и бездонные глаза своей возлюбленной. Сначала он влюбился в эти две зеленые пропасти, а потом уже и в саму обладательницу этих самых прекрасных глаз на земле…
- Давай, заходи, молокосос! – раздалось сразу несколько приглушенных голосов из закрытой комнаты.
Вошедшего как будто бы никто не заметил. Такое отношение со стороны сержантов органично входило маленьким изящным штрихом в своеобразную игру, придуманную дедами уже давно. В этой игре новобранцу давали лишний раз понять, что он - просто никто. Ничтожество. А поэтому должен стоять и терпеливо ждать. Ждать, когда старослужащие о нём соизволят вспомнить.
Комната бытовки использовалась часто в качестве сушилки. Но сейчас в ней не было практически ничего, кроме нескольких старых табуреток, и сидящих на них накаченных и поджарых сержантов-дедов, всем своим видом напоминающих голодных крыс, запертых в пустом чулане. Лишь висящий на стене портрет легендарного русско-польского революционера Феликса Эдмундовича Дзержинского, неоднократно мотавшего тюремные сроки и носившего прозвища: Красный Палач и Железный Феликс – единственный предмет, оживляющий спартанский вид просторного помещения.
- Хочешь служить в спецназе? – спросил самый главный из старослужащих и внимательно посмотрел тяжелым хмурым взглядом на измученное несколькими бессонными ночами, мятое лицо бойца.
- Так точно, товарищ старший сержант! – бодро ответил боец, но старшине показалось, что рядовой Григоров как бы робко выглядывал из-за своего несчастья, окруженного ореолом вечной скорби.
- Почему вы не научили ещё молодых представляться, как положено по уставу? – обратился, резко развернувшись к своим товарищам, старшина.
- Это Гриня, наш самбист. Ничего, ещё научим, - зловеще прошептал, намекая на тайный и не добрый смысл, другой сержант.
- Борец, значит. Ну, это очень хорошо. Гриня, скажи мне, где ты сейчас находишься?
- Я сейчас нахожусь в учебном подразделении восьмого отряда специального назначения «Русь», товарищ старший сержант!
- Ну, и как тебе, Гриня, служится у нас в «Руси»?
- Служится как в армии, товарищ старший сержант!
- Молодец, ну хоть это ты усвоил. Скажи, а ты и дальше хочешь служить здесь у нас в «восьмёрке»?
- Так точно, товарищ старший сержант!
Старшина только и ждал этого ответа, чтобы задать свой следующий вопрос:
- Но, а ты в курсе, что за это ты должен отдать свое ухо? – сказав так, он посмотрел себе под ноги, где уже были приготовлены большие портняжные ножницы и ведро, в котором по утрам мочили половую тряпку. Борец-самбист уставился на ведро, в которое, по всей видимости, должна была стекать его кровь, и ничего не смог ответить. От увиденных на полу предметов он просто потерял дар речи. И по всему было видно, что сейчас он пребывает в состоянии глубокого душевного шока. Он молчал, не зная, что и ответить старшине. Молчали и все деды, а по их умиротворённым лицам было видно, что сейчас они переживают самые блаженные минуты своей армейской жизни…
- Ну, что, самбист!? Дедушки ждут твоего решения, - первым нарушил затянувшуюся паузу сержант с выражением непреклонной воли на интеллигентном, немного озабоченном лице.
- Я очень хочу служить здесь, в «Руси», - робко и неуверенно ответил рядовой Григоров, и от того стал похож на обманутого жизнью мальчишку из зажиточной семьи, - Но как же я без уха домой поеду?
- Если ты не готов пожертвовать ухом – вали отсюда! Уматывай в другую гансовскую часть, а лучше всего на свинарку, в какое-нибудь подсобное хозяйство. Там точно не будет у тебя постоянного ощущения голода и опасности, - ответ старшины прозвучал грубо, после чего снова возникла напряженная тишина.
«Надо драться! Во что бы то ни стало! Надо вырубить их всех! Но получится ли это у меня? Их много. Забьют ногами. Переведут в другую часть. Нет! Тогда как же лучше поступить?» - мысли бешеным галопом неслись у него в голове. Он постарался успокоиться и взять себя в руки. Стал прислушиваться к тому, что диктовал его трезвеющий разум. Потом понял: его будущий скользкий путь – это путь терпения. Понял. Принял. И смирился. Окончательное решение принесло ему душевное равновесие и трезвость, но внешне он выглядел весьма растерянно.
- А можно мне только половинку уха отрезать? – спросил рядовой Григоров.
- Да, можно только и половинку, - ответили ему.
Чёрные сливы сержантских глаз сбросили ленивую поволоку, и в них появился хищный блеск, когда два лезвия ножниц пару раз громко щёлкнули в воздухе металлическим звоном.
- Подходи ближе, - сержант поманил бойца рукой, - Да, сюда-сюда. Ближе. Теперь наклоняйся над ведром, иначе кровью весь пол тут нам забрызгаешь, потом дневальным убирайся за тобой.
Григоров наклонился над ведром. И в следующий миг ему стало очень противно и муторно от понимания того, что часть его плоти упадёт через секунду в грязное ведро, в котором по утрам всегда колышется противная мутная вода.
- Ножницы знатные. Их наши деды с Чечни привезли в отряд. Там ими видать барашков стригли на шерсть - проинформировал сержант и захватил металлическими лезвиями мочку левого уха.
Боец зажмурил глаза и весь как-то внутренне сжался, напрягся, когда почувствовал холод металла. Лезвия ножниц лишь острыми краями чуть сжимали мочку уха, а он уже приготовился к резкой боли и пульсирующим толчкам своей обнаженной нервной системы.
- Ладно! Не будем тебе резать ухо. Домой на дембель ты поедешь с целыми ушами, - неожиданно сказали ему в свободное правое ухо.
- Но есть другое испытание для тебя.
Григоров встал в полный рост и облегчённо вздохнул:
- Спасибо за ухо!
Ему сейчас казалось, что более страшного испытания, чем отрезание уха просто не существует. И он был готов на всё. Долго ждать не пришлось. Ему завязали глаза косынкой и помогли взобраться на видавшую виды и солдатские лбы табуретку.
- Руки держать строго по швам! Понял меня, самбист!
- Есть руки держать по швам, товарищ старший сержант!
Снова последовало неожиданное промедление. Как будто бы сержантский состав решил рядовому Григорову уделить особое внимание, а всех остальных новобранцев, которых насчитывалось в учебном подразделении почти две сотни, оставить в покое и спокойно дожить до команды дневального «Группа, подъём!». Хотя с другой стороны – ничего удивительного: ноябрьская ночь длинная, и дедушки никуда особенно не спешили. Так что можно было и не беспокоиться, каждого духа они вызовут сегодня ночью в сушилку по одному.
- Тебе нужно всего лишь опрокинуться назад и разбить голову в кровь. Падаешь по моей команде на раз-два-три. Ты меня понял, боец?
- Так точно, товарищ старший сержант! Я вас понял. По вашей команде я падаю назад, и разбиваю голову, - чётко, без запинки, как и положено, по уставу ответил Григоров.
- Падаешь и орёшь: «Спецназ! Тэ-э-э!!!» Понял?
- Так точно!
- Готов, боец?
- Так точно, товарищ сержант! Рядовой Григоров готов выполнить ваше приказание, – а в голове у него уже кружилась другая мысль, никакого отношения к своим сослуживцам и товарищам по общему армейскому несчастию не имевшая: «Ничего страшного, заживёт. Останется только шрам. Разбитый затылок – это не отхваченное огромными ножницами ухо. А от службы в отряде я всё равно не откажусь, как бы они меня не испытывали и не проверяли на прочность».
- Раз! Два! Три!
- Спецназ! Тэ-э-э!!! – прокричал самбист Григоров, и словно с намертво прикрученными к ногам руками стал медленно опрокидываться назад…
Удара об пол он не почувствовал. Потому что и не было никакого удара - два младших сержанта успели поймать его напрягшееся от ожидания боли тело.
- Молодец! - сказал ему старшина, - Не испугался. А вот некоторые из твоего взвода сразу отказывались. А ты - красавчик! Будем служить. Если конечно ответишь на несколько теоретических вопросов. Готов к экзаменовке?
- Так точно, товарищ старший сержант, рядовой Григоров готов к экзаменовке!
- Вопросов несколько. Запоминай быстро и чётко отвечай на каждый из них по порядку. Готов?
- Так точно, готов!
- За каждый не правильный или неполный ответ ефрейтор Сухонин будет тебе пробивать ржаного в душу.
- Согласен? – поинтересовался старшина так, как будто бы рядовой Григоров имел полную свободу выбора и мог отказаться.
- Так точно, согласен!
- И так, поехали. Когда родился отряд? Когда выехал отряд в боевую командировку и сколько времени пробыл в Чечне? Когда вернулся из командировки? Сколько бойцов награждены орденами и медалями? Сколько фамилий написано на памятнике, и кто из погибших занесён навечно в списки отряда?
К большому удивлению дедушек и несказанному разочарованию ефрейтора новобранец Григоров правильно ответил на все вопросы, касающиеся легендарного прошлого Отряда.
- Ну что, Сухонин, обломал тебя сегодня Гриня, - старшина перевёл взгляд на стоящего чуть в стороне ефрейтора, который держал широкое непроницаемое лицо чуть в наклон.
- Он что, «неположенец» что ли? По-моему сегодня ещё никого в «неположенцы» не назначали, - равнодушно ответил ефрейтор, пережив обиду старшины как должное, и не поменяв при этом постного выражения лица.
- Ну, воля твоя, тебе и решать, - кинул старшина фразу через плечо как можно равнодушнее и отправился в самый дальний угол, - Я умываю руки. Но только смотри сам, а то ещё достучишься до небес.
Григоров не смог полностью понять весь смысл этого странного диалога. Значение некоторых специфических терминов ему ещё только предстояло узнать в будущем. Но эмоциональный подтекст разговора между старшиной и Сухониным молодой боец уловил чётко и безошибочно. От поджарого и крепко сложенного ефрейтора с широким скуластым лицом, ничего хорошего ожидать не следовало.
- В кибу! – скомандовал Сухонин, и Григоров прекрасно осознавая, что за непослушание последствия могут быть ещё хуже, послушно встал в стойку.
- Ниже! – таким же равнодушным голосом, как и прежде, сказал Сухонин, - Ещё ниже.
Новобранец снова подчинился, но посмотрел на ефрейтора, как на рожающую крысу, и этот его пренебрежительный взгляд не ускользнул от цепких глаз Сухонина.
Высоко летящая нога была нацелена не в грудную клетку бойца, как было заведено спецназовскими традициями, а прямо в лицо. Прямой удар в лицо – это и больно, и неприятно, и обидно. Григоров понял, что он не сможет сейчас совладать со своими инстинктами, приобретёнными в спортзале. Он, как учили его на тренировках, чуть отклонился назад, слегка провернулся всем корпусом по часовой стрелке, пропуская летящую уже в пустоту ногу ефрейтора, и просто толкнул нападающего в спину. Сухонин потерял равновесие и упал на пол. Но тут же резко вскочил на ноги, ещё до конца не осознавая, что произошло, и дико заорал:
- Ты что, дурак, что ли?
Боец ничего ему не ответил, лишь снова мимолётным движением ушёл с плоскости очередной атаки. А через секунду они с Сухониным оба уже катались по полу, чем сильно напоминали двух запутавшихся друг в друге змей.
- Отставить! Встать! Смирно! Оба! Я кому сказал: смирна-а-а!!! – орал во всю глотку старшина, в то время, когда другие растаскивали в разные стороны сцепившихся в партере.
- Ты что, дурак, что ли? – снова закричал на Григорова ефрейтор Сухонин, не обращая никакого внимания на старшину, как будто бы того и не было вовсе. В пару шагов он сблизился почти вплотную с самбистом, проявившим сейчас дважды неслыханную дерзость. Коротким и резким, почти не уловимым для других дедов, движением руки, ударил в лицо возмутителю армейского спокойствия.
Новобранец Гриня без чувств сполз по стене. Первое время он даже не шевелился. Потом поднёс руки к лицу. Посидел так несколько секунд. Оторвал от лица окровавленные ладони. Вокруг всё кружилось. В голове стояла непроглядная темень. Голоса сержантов, доносившиеся сверху и с боку, он стал различать лишь тогда, как перестала перед ним кружиться далёкая зелень любимых девичьих глаз…

А минут через пять он уже стоял возле белой раковины и умывался холодной водой. Красноватые струи текли у него по лицу. Младший сержант выверенными движениями и не дрогнувшей рукой с помощью столовой ложки быстро вправил на место свёрнутый на бок нос.
- Так, давай ещё холодной водой заливай свою моську, - заботливо и как-то совсем по-отечески сказал он.
- Угу, - пробурчал Григоров и зачем-то достал из внутреннего нагрудного кармана чистый носовой платок.
- О, а это очень даже кстати, - сержант отобрал белый лоскут ткани и сразу же стал его разрывать на несколько частей, - Я смотрю, ты уже не первый раз испытываешь на себе все эти прелести.
- Угу, - прошептал боец, проводя мокрой ладонью по распухшему носу.
- Так ещё подержи с минуту в холодной воде. Ты это, можешь не отвечать, а просто головой кивай. Я что спросить хотел у тебя Гриня. Ты кроме самбо видать ещё и боевым самбо увлекался на гражданке, да?
Самбист утвердительно кивнул мокрым подбородком.
- Небось, ещё и по рукопашке на соревнованиях выступал? – и снова сержант увидел соглашающийся кивок головы.
- Так. Садись теперь на задницу, и чуть запрокинь голову вверх – буду тебе тампоны в ноздри вкручивать.
- Спасибо товарищ старший сержант за заботу! – поблагодарил не своим голосом, когда из носа торчали в разные стороны белые тканевые свёртки, что раньше составляли целый носовой платок.
- Младшой я! Гриня, ты хоть и самбист, но подхалим ещё тот! Я всего лишь младшой!
- Всё равно спасибо! – гнусавым голосом пробубнил Григоров.
- Судя по твоему безбашенному поведению, боец из тебя матёрый может получиться. Но только вот так больше никогда не делай. Ты меня понял?
- Так точно, товарищ сержант!
- Свою храбрость и приёмчики будешь на соревнованиях показывать. Я тебя отрекомендую нашему взводному. Скоро кубок «Генерала Романова» будет. Вот если старлей решит тебя выставить – тогда и дерись там, как следует. А тут в учебке про свою рукопашку забудь. Тем более с дедами.
- Понял вас, товарищ сержант!
- Молодец что понял! И ещё тебе мой личный совет: не доверяй, не надейся и не расслабляйся. Тем более с ефрейтором Сухониным. Он с тебя теперь глаз спускать не будет.
- Понял!
- Ну, хорошо, раз понял. Давай поднимайся, отведу тебя на постельку. Успеешь поспать пару часиков перед подъёмом. А завтра отправлю тебя в наряд по столовой, чтобы ты офицерам на глаза не попадался. На вот – держи, - и сержант протянул ему ложку, - Заточишь как следует.
- Мне её потом себе оставить или вернуть вам обратно, товарищ сержант?
- Потом решим. Пошли. Как там твоего соседа по койке звать.
- Сашка Каразанфир.
- Зифир!
- Да. Он сказал, что и в школе его Зифиром все называли.
Когда «младшой» увёл Каразанфира в сушилку, самбист-рукопашник Григоров лежал на койке и вспоминал, как впервые услышал эту необычную фамилию. Услышал, и подумал ещё, что немного ослышался. А потом решил, что надо внимательнее посмотреть на владельца, этой необычной и на первый взгляд смешной фамилии. Тем более что тот стал его соседом по койке. Каразанфир оказался обычным деревенским парнем, выглядевшим старше своих лет. На первый взгляд ничего особенного: худой и совершенно не спортивный, хотя в анкете и значилось, что он выполнил «кандидата в мастера спорта» по биатлону. Именно из-за биатлона офицер в самый последний момент и забрал его из дивизии, чтобы закрыть пустующую вакансию. Практически сразу все стали называть его Зифиром, чтобы не коверкать и не ломать язык, выговаривая трудные и замысловатые сплетения звуков и букв. А как потом оказалось, Зифиром Сашку Каразанфира называли ещё и в школе.

- Отряд родился 1 августа 1994 года.
- Правильно боец! Отвечай на следующий вопрос.
- Отряд, в составе ОДОНа в январе 1995 года отправился в свою первую боевую командировку. И пробыл на территории Северного Кавказа двадцать месяцев.
- Когда отряд вернулся из командировки?
- В конце октября 1996 года командировка «Руси» закончилась.
- Правильно. А я смотрю наши младшие не плохо так духов поднатаскали.
- Видать Сухонину снова не обломится. Или обломится, как и от Грини, - старшина будто бы специально сейчас провоцировал ефрейтора из своего призыва, которого недолюбливал с самого начала своей службы.
- Сколько бойцов отряда награждены орденами и медалями?
- За проявленное личное мужество и героизм 316 военнослужащих награждены орденами и медалями, - Каразанфир отвечал всё четко и правильно, ведь буквально за день до этого в упоре лёжа, нарабатывая себе «алмазные кулачки» изучил историю отряда.
- Ну и крайний вопрос: сколько фамилий на отрядовском памятнике?
- На памятнике-крыле от самолёта, значится четырнадцать фамилий.
- Ну и самый-самый крайний вопрос, знать ответ, на который обязан каждый душара из нашей учебки: кто из погибших в первой командировки занесён навечно в списки отряда?
- Первый командир отряда полковник Павел Зайцев, а также и стрелок группы специального назначения Герой России Олег Долгов навечно зачислены в списки нашей части.
- Не нашей, Зифир, а вашей. Слово «нашей части» ты сможешь говорить только тогда, когда закончишь учебку и распределишься в боевую группу. Ты меня понял, боец!
- Так точно, товарищ старший сержант!
- Ну а вообще сам-то хочешь служить в нашем отряде спецназа? – старшина решил зайти издалека.
- Конечно, хочу, товарищ старший сержант!
- И на право ношения спецформы небось хочешь сдать?
- Так точно!
- И, возможно, что даже в первые дни своей службы, ты, Зифир, уже мечтаешь и о краповом берете?
- Мечтаю, товарищ старший сержант! – честно ответил Каразанфир, чем вызвал ехидный смех всех старослужащих без исключения.
- Мечталка ещё не выросла. Слишком мало отслужил! – вступил в разговор ефрейтор Сухонин.
- Вот у нас, среди нашего призыва и дедушек, которым осталось очень мало до дома, тоже есть те, кто мечтает уйти на дембель в берете, - старшина не двусмысленно посмотрел на Сухонина, который безуспешно пытался сдать на берет несколько раз, - Да, товарищ ефрейтор?!
- Зифир сдаст. Он же у нас биатлонист. Бегает много, стреляет метко. Ты у нас кто, мастер спорта международного класса по биатлону?
- Никак нет, только вот кандидата в мастера перед армией выполнил, - отчеканил Каразанфир.
- Зифир, я надеюсь, ты понимаешь, что для службы в нашем отряде ты должен будешь чем-то пожертвовать?
- Никак нет! – отчеканил боец.
- Ты дурак что ли? – уже в который раз одну и ту же фразу, как попугай произнёс ефрейтор Сухонин.
- Повтори, пожалуйста, я что-то не расслышал тебя, - решил уточнить старшина.
- Никак нет, товарищ старший сержант, я не понимаю, чем именно я должен буду пожертвовать.
- Ну хотя бы для начала одним своим ухом, - кто-то из дедов подвинул поближе к Каразанфиру ведро, другой старослужащий многозначительно взял в руки большие ножницы для подстрижки овец и стал ими крутить.
- Совершенно верно!
- Короче ухо тебе отрезаем, и ты, Зифир, остаёшься служить в отряде. Будешь матёрым спезназовцем.
- Хоть и одноухим, - деды снова довольные своим остроумием заржали дружно на всю сушилку.
- Да как же я без уха буду. Так на меня ни она нормальная девчонка не посмотрим, - искренне удивился вслух биатлонист, и опрометчиво поспешил поделиться с окружающими своими переживаниями.
- Меня девки полюбили не за белое лицо, а за длинный хер горбатый и за правое яйцо! – продолжали остроумничать старослужащие, цитируя слова из известной похабной песенки.
- Подожди-подожди, Зифир, ты откуда родом?
- Из Воронежа.
- Точно! Ведь группа «Сектор газа» как раз твоими земляками и является. Так что решайся. Девки тебя будут любить не за оба уха, а за что-то явно другое.
- Да не боись, ты, Зифирина, все мы прошли через это, - приободрить старался его тот, кто играл в руках огромными ножницами.
- Товарищ старший сержант, а разрешите мне рассказать вам интересный анекдот как раз в тему? – вдруг неожиданно для всех предложил Каразанфир.
- Время, наверное, тянет!? Хитрый дух попался, - снова заржали как кони.
- Да ладно, пускай рассказывает. Ухо ему ещё успеем отнять.
- Давай валяй!
- Посадили одного мужика в тюрьму. В камере ему смотрящий и говорит: будешь себя плохо вести, накажем одним из двух способов – глаз тебе выколем или в жопу всей камерой чпокнем. Какой вариант наказания ты выбираешь, спрашивает смотрящий. Ну, мужик, недолго думая и отвечает ему: ну среди вас я ни одного одноглазого не вижу.
После недолгого смеха старшина, успокоившись первым, вдруг, словно отрезвев, переспросил:
- Я что-то не понял, а к чему ты этот анекдот сейчас нам здесь рассказал.
- Так это, вы говорите, что все прошли через это испытание, но что-то ни одного одноухого среди вас я не увидел, - томительный срок ожидания, истончающий донельзя душевную защиту, был не долгим.
- Юморист! – только и смог сказать старшина, когда Каразанфир свалился от сильного удара кулаком в глаз.
- Младшой, уводи Зифирину, и давай следующего приводи сюда.
- Есть, старшина! – ответил младший сержант, и, подхватив Каразанфира под руки, стал помогать ему встать на ноги, - Давай вставай, сокол ясный. Сейчас сходим, умоемся и спатки в люлю. Давай-давай. Вставай-вставай. Что ножки не шевелятся? Зато анекдот был хорошим, юморным. Переставляй свои копытца, биатлонистушка ты наш.
- Слыш, тебе это, не в учебке духами командовать надо, а в детсаде за малышнёй сопли подтирать. Хорошо получается.
- Так отслужу, дембельнусь и устроюсь в детсад.
- Давай, вали уже отсюда, младшой.

- Я вот не пойму, мне кажется или духи пошли в последнее время такими дерзкими и борзыми?
- Нет, ну а что, среди нас и вправду одноухих не наблюдается! – попытался пошутить дед, стоящий прямо под портретом Железного Феликса.
- Самбиста и биатлониста в сержантский взвод определим. Нормальные из них спецназовцы выйдут.
- Старшина, ты только это, прекращай уже меня мечтаниями о берете при духах чмырить, хорошо? – Сухонин смотрел сейчас на старшину пристально, от чего глаза его казались луповатыми и полными чёрного гнева.
- Вот перестанешь когда носы молодым ломать, тогда и я подумаю, прекратить мне или не прекратить.
- Я что-то тебе не понимаю, причём тут это?
- А при том, что завтра меня командир опять дрюкать начёт за неуставные отношения. И мне снова придётся за вас за всех отдуваться. Что я ему скажу на этот раз? Где рядовой Григоров умудрился себе нос сломать через пять дней пребывания в отряде, а?
- Как обычно. Чистил зубы, поскользнувшись на мокром кафеле, ударился носом о раковину.
- Нет, ты забыл уже, наверное, что поскользнувшись и стукнувшись о раковину у нас вчера из второй роты душара челюсть себе сломал. И всё опять же, благодаря вам, товарищ ефрейтор, - сейчас слова старшины были подчёркнуто вежливыми.
- Нет, ну а что ты предлагаешь, вообще духов не Ramsy быдлоь? Быть может их ещё и по головке надо гладить, как это мамка им делала в детстве перед сном. Или ты забыл старшина…
- Сухонин, я ничего не забыл, но калечить молодых, я тебе тоже не позволю.
- Да нет, старшина, ты забыл. Забыл дорогой и добреньким таким стал. Так я тебе напомню нашу с тобой духанку, когда весь наш призыв первые полгода молился по ночам, чтобы в живых остаться. Чтобы деды наши, только что вернувшиеся из командировки и больные на всю голову, не покалечили нас, да не поубивали…
- Знаешь что, товарищ ефрейтор, я тебе уже всё сказал. Достучишься ты когда-нибудь до небес. Достучишься. Вот попомни моё слово.
- Да пошёл ты, мягкотелый. Только и умеешь, что галочки в табличках ставить: норматив сдан, норматив не сдан. А на младших так мне вообще противно смотреть, нянчатся с духами, словно педики.
- Ладно, хватит собачится, - вступил в разговор дед, всё время до этого молчавший, - Духов надо воспитывать, но аккуратно, чтоб никого не угробить.
- Сухонин прав, что мы первые полгода молились, чтобы нас не поубивали…
- Ну, так молитесь теперь крайние свои месяцы службы, чтобы сами не поубивали и не покалечили молодых. А то вместо дембеля в спецформе поедешь домой после отсидки в дисбате.
Дверь открылась. Младший сержант, которого за глаза обзывали нянькой, привёл очередного сонного молодого бойца.

Григоров не спал, хотя глаза его слипались свинцовой тяжестью. Увидев в проходе между койками подходящую к нему тёмную фигуру, он сначала встрепенулся. Думал, крадётся кто из старослужащих, что само уже по себе не предвещает ничего хорошего, а тем более ночью. Ну а перспектива повторно получить за одну ночь по уже поломанному носу совсем не привлекала.
- Зифир, ты, что ль крадёшься, словно диверсант?
- Ага, я.
- Ну что, как всё прошло, Саня?
- Нормально.
- Что-то ты прям, быстро сегодня отстрелялся, не то, что вчера ночью.
- Гринь, а что у тебя с голосом? Ты что-то как француз стал в нос говорить.
- Так в нос и говорю, Сань!
- Сломали?
- Ага.
- Вот же падлы.
- Да я сам виноват, Сань. Мне Сухонин хотел в кибу пробить, а я дал волю приобретённым рефлексам пару раз. Ничего не смог с собой сделать.
- Ты что ему врезал что ли?
- Да ну ты что, они б меня там, в клочья порвали. Просто упали в партер, а я его чуть было не придушил. Хорошо, что во время успел остановиться.
- Запомнят. Меньше лупцевать станут. Как будешь завтра на построении шифроваться?
- Не знаю. Ну а с тобой сегодня как?
- Хорошо всё, Саня. На вопросы ответил. Анекдот рассказал. В глаз получил. Был припровождён к умывальнику.
- Фингал будет?
- Да. И не хилый такой нарисовывается.
- Ну и что ты скажешь офицерам, что будешь в объяснительной писать?
- Всё как обычно. Бежали строем в столовую. Кто-то в спину пихнул. Потерял равновесие и лицом о поручень на лестнице стукнулся.
- Так тебе и поверят. А что ты там за анекдот рассказывал им?
- Да тот самый анекдот про педиков и неуставные отношения в зоне, что я тебе рассказывал. Ну и в конце говорю дедам: там вот что-то ни одного одноухого я не увидел среди вас.
- А они что?
- Заржали сначала. Потом поняли что я это в их адрес. Ну, старшина и зарядил в глаз мне.
- А спиной вперёд падал?
- Нет, не падал, я ж говорю, что анекдотом отделался.
- Саня, а я дурак повёлся. Они ж мне и ухо сначала зажимали ножницами этими чеченскими. Потом я падал спиною вперёд.
- Не ну ты матёрый, с ефрейтором схлестнулся.
- А ты слышал про него, что его из сержантов разжаловали за дедовщину?
- Неа, не слышал.
- Мне рассказали. А ещё Чёртика нашего придурком все деды считают
- С чего бы?
- Так он свечкой с табуретки выпрыгнул. Да так резво, что еле успели словить. Чуть головой в пол не воткнулся.
- А что он так?
- Я думаю, что хотел сально назад сделать и на ноги встать, но не докрутил. А если б воткнулся головой в пол – шею себе точно сломал бы. Про историю отряда спрашивали?
- Да. В самом начале.
- А у меня в самом конце. Я всё ответил, выучил после недавнего пробивания ржаного в солнышко.
- Я не понял, кто там кудахчет у нас? А ну хавальники завалили! Или хотите спортивно-массовые устроить до подъёма? – дежурному по группе сержанту ответила лишь тишина.
- Зифир, спим? – рядовой Григоров тихим шёпотом обратился к своему соседу по койке.
- Да, спим.
Но перед тем как погрузиться в сонное царство морфея Каразанфир успел ещё подумать о своей сестре. Оксана начала заниматься спортом лет с семи. И для неё отжаться раз 70-80 было легко. А вот он ничем таким не занимался. Произошёл как-то между ними спор: кто сильнее. Так ещё и младший родной брат Каразанфир к этому спору присоединился каким-то образом. Решили бороться на руках. Оксана обоих их и сделала к всеобщему удивлению и изумлению. Младший брат Сашки чуть не умер тогда от злости. А сам Шурка с того знаменательного дня полез на турник. С тех пор больше на руках Оксана никогда его не побеждала.




Попросили чуть-чуть подредактировать, изменив одну фамилию на другую

Сообщение отредактировано Мюнхаузен: Feb 10 2017, 13:32

[Рафайкин]

больше не пропадайте.

[Мюнхаузен]

    больше не пропадайте.

Буду стараться...

[Каждому-СВОЁ]

Спасибо
Буду ждать
С ув.

[homenko]

Спасибо!!!

[ЯЛЕС]

Огромное спасибо Мюнхаузен за продолжение,написано уж больно реалистично .
У нас не так жостко с молодыми обходились хотя бывало и до больнички дело доходило.
Пишите чаще и больше ждем.

[KIPO]

Спасибо, все нравится. Конечно, хочется паузы между главами поменьше.

[Рафайкин]

Где

[Мюнхаузен]

Где 

Пишется...

[ЯЛЕС]

Заждались

[Рафайкин]

[андрей-кот]

Давайте,давайте,давайте продолжения.учебку и часть свою вспомнил!и как в бубен первый раз получил!