Список жизни, повесть

[servaly]

Сегодня не обещаю. Завтра, наверное.

[servaly]

Глава 23. Не один

Весь день до вечера Димка просидел дома, не высовывая носа даже на кухню. Был включен телевизор, но он работал скорее для фона. Происходящее на экране не вызывало ни малейшего интереса. Внимание, мысли, эмоции – все было приковано к единственному предмету. К клочку бумаги в двадцать пять строчек.

Первые были написаны более-менее ровным почерком. Неряшливым, но вполне узнаваемым. Последние же больше походили на кардиограмму марафонского бегуна перед финишем. Нет, текст был вполне читаем, но возникало ощущение, будто писался он либо левой рукой, либо ручка вообще была зажат пальцами ног. Не мудрено, если учесть, что утром Димка даже не помнил, как эти последние строки писал.

Он вычеркнул из списка те пункты, которые на тот момент уже были реализованы. Следующим, после «выучить английский», шел пункт «найти родителей». Вполне безобидный, если не считать, что его реализация в очередной раз приблизит к концу. К последнему пункту: «умереть счастливым». Да и перспектива убить человека, пусть даже безнаказанно, как-то не особо радовала.

И как вообще такое желание могло возникнуть? Пусть даже в пьяном бреду! Как? О чем можно было думать, чтобы такое возжелать?

«Может я злился на кого-то? Может, я и в самом деле хочу кого-нибудь убить? Но кого? У меня и врагов-то нет. Живу себе, никого не трогаю. Да ну… Бред. Просто не думал, не верил, что когда-нибудь вообще буду воплощать все эти желания. А что, если сжечь этот список? Что, если просто забыть о нем и никогда не вспоминать? А еще лучше – вычеркнуть все пункты до конца и только потом сжечь!»

Виноградову так понравилась собственная идея, что он без колебаний сорвался с дивана и широченными шагами поскакал на кухню за спичками, а когда вернулся, то обнаружил на собственном балконе Бобра. Тот держал в руках список и улыбался.

- Дую спик инглиш, май литтл фрэнд? – спросил однокашник, не отрываясь от чтения и продолжая улыбаться.

- Фак ю, эссхолл! – злобно отозвался Димка, но бумажку отнимать не стал.

- Ой, да ладно тебе! Когда тебя уже попустит? Вижу, ты тут свой списочек расширил с легонца. Кошерно, ничего не скажешь, – он изогнул губы в ухмылке и с издевкой прочел, - «Умереть счастливым»! Че это ты помирать, вдруг, собрался?

- Не твое собачье дело. Верни.

- Да не вопрос, - он вошел в комнату и протянул список Димке.

Тот застыл в нерешительности. Приближаться к этому субъекту желания не было совсем. Да чего греха таить? Боялся он! Бобер, видимо, прекрасно это понимал и его это явно веселило. Вполне в его стиле. Виноградов ожидал очередного подкола. Он немного поколебался, потом сделал шаг навстречу и взял список. Тот без проблем отдал.

- Зря сжигаешь, - как-то лениво, словно нехотя, сказал Бобер и плюхнулся на Димкин диван, - Хоть последовательность запомни, что ли. А то потом мучайся, вспоминай что там написано было. Нет, я-то помню. Подскажу, если что. Но… Короче, делай что хочешь. Твой список, тебе решать, так что…

Виноградов вышел на балкон, не перечитывая скомкал бумагу и поджег. Никакого демонического фейерверка или голубых искр при сгорании не было. Список просто сгорел и превратился в бесформенную конструкцию из пепла, которую тут же подхватил и разрушил легкий порыв майского ветерка.

«Вот и все, - едва не прошептал вслух Димка, - И пошло все лесом! Идиотские желания со всеми их бесполезными последствиями. Еще бы этого как-нибудь сжечь».

Он обернулся и заглянул в собственную комнату. На диване все также восседал Бобер, закинувший ногу на ногу и смотрящий вечерний выпуск новостей. Он ковырял в носу, периодически вытирая палец о Димкину подушку.

- Ты че делаешь-то? Охренел совсем? Я сплю на ней!

- А че я? – не понял Бобер и уставился на Виноградова, - Муха, ты че? Я телек смотрю!

- Ты козявки о мою подушку вытираешь!

- Да че ты взвился? Я же призрак! Ты че, забыл? Значит и козявки не настоящие!

Бобер расхохотался. Даже слезы на глазах выступили.

- Да какой ты нахер призрак?! Мудак ты! – отмахнулся Виноградов, откинул в сторону штору и быстрым шагом пошел к выходу. Остановился, бросил в Бобра спичечным коробком и только потом вышел, заперев дверь на ключ.

Он шел по коридору, постоянно оглядываясь. Дверь оставалась закрытой. Из квартиры никто не выходил. Постучал к Маринке, но она окликнула его, выйдя из кухни.

- Привет. Тебе лучше?

- Привет. Да. Нормально все. Ты как?

Она пожала плечами.

- Ничего. В Турцию хочется, но в остальном – не жалуюсь.

Повисла пауза. Он долго не решался, но все-таки сказал:

- Ты можешь сейчас со мной… Ну, ко мне, в общем, зайти.

Маринка удивилась, но постаралась этого не показывать и просто нервно улыбнулась.

- В смысле? В гости к тебе?

- Ну, да… То есть, нет. Просто надо кое-что проверить. Ты извини, просто для меня это важно, в общем...

Улыбка с Маринкиного лица медленно испарялась. Теперь она казалась Димке даже немного испуганной. Он понимал, что снова ведет себя, по меньшей мере, странновато, но желание разобраться с тем, кто же на самом деле этот Бобер, было сильнее собственного стыда.

- Марин, на минуту всего. На одну минуту. Пожалуйста.

- Я к тебе пойду только при одном условии.

Она скрестила руки на груди и склонила голову на бок. Виноградов был готов на любые условия, лишь бы она подтвердила, что его одноклассник – живой человек. Пусть даже вытирающий козявки о его подушку! Но настоящие козявки, черт возьми! Поэтому он даже не стал дожидаться продолжения и просто сказал:

- Я согласен!

- Ты расскажешь мне об этом твоем Бобре.

- Что рассказать?

- Все. Ты же вырос с ним в одном детдоме? Я хочу знать кто он такой, что из себя представляет. Каким он в детстве был. Все, в общем.

- Расскажу.

- Он издевался над тобой?

- Марин, давай я потом тебе все расскажу? А? Мне надо, чтобы ты ко мне зашла.

- Я не пойду, пока не расскажешь все от начала...

- Марин, пожалуйста! Он сейчас у меня! Понимаешь? Я запер его в своей квартире!

Она даже отшатнулась. Димке показалось, что она сейчас убежит.

- Если ты его не увидишь, я обещаю, что схожу к врачу. Клянусь!

Маринка обхватила себя руками и стояла так некоторое время, слегка поглаживая плечи. Затем вздохнула и едва заметно кивнула.

- Идем.

Виноградов чуть не подпрыгнул от радости. Зазвенели ключи в руках, и он вприпрыжку побежал к своей квартире. Девушка последовала за ним. В ее походке энтузиазмом и не пахло.

Руки у Димки дрожали. То ли от волнения, то ли от страха. Он и сам не знал точно от чего. С трудом попал ключом в замочную скважину и отворил.

Дивана отсюда видно не было. Штора из-за сквозняка взметнулась к потолку, закрывая обзор. Маринка аккуратно заглянула в жилище соседа, но входить не торопилась.

- Сквозняк, - промямлил Виноградов и жестом пригласил войти.

Девушка переступила порог. Димка закрыл дверь. Штора плавно опустилась. Диван был пуст.

Виноградов прошел в комнату и осмотрелся. Выглянул на балкон. Вернулся и включил свет в туалете. Он обыскал все. Даже под диван заглянул. Пусто!

- Он не мог уйти… Не мог…

Эту фразу Димка повторял без остановки, чем вызвал у Маринки чувство тревоги, смешанные с искренним чувством жалости. Она смотрела, как тот носится по квартире и едва сдерживалась, чтобы не убежать к себе и не запереться в собственной ванной. Но, вместо этого, подошла к нему и обняла. Виноградов замер. Руки повисли безвольными плетьми вдоль тела. Маринка прижала его голову к своему плечу, и они долго так стояли, пока он не разрыдался. Весь страх последних дней, все напряжение и горечь, все обиды и отчаянье вырвались в тот момент, когда он почувствовал, что кому-то на него не наплевать. Впервые в жизни, с момента рождения, он был не один. Но облегчения это не приносило.

[aXa]

Здорово написано,ждём продолжения :-)

[сернур]

прочел на одном дыхании, большое спасибо автору

[ЯЛЕС]

Ура servaly вернулся,спасибо за продолжение ,ждем дальнейшего развития событий
с нетерпением

[servaly]

Глава 24. Валерий Леонтьев и гантели

Малоприятное происшествие с омарами так сломили и без того не особо крепкую волю Валерия Леонидовича, что вернувшись домой к любимой супруге Людочке, он раз и навсегда решил завязать с междугородными грузоперевозками. Да и вообще с любыми видами грузоперевозок. По правде говоря, о том, чтобы побаловать себя тихой жизнью среднестатистического пенсионера Леонтьев подумывал уже давно. Уж слишком заманчивой выглядела картина, на которой он вальяжно возлегает в дачном гамаке меж двух ветвистых груш. Возлегает и потягивает густое пиво из запотевшего стакана, наслаждаясь запахами цветущего сада. А рядом, в лучах майского солнца, выписывает балетные па Людочка. И вот он лежит, щурится, любуется ее стройной фигурой в белоснежной пачке и не менее белоснежных колготках, а на душе – ничего, кроме умиротворения и неги.

Так и манила перспектива. Так и звала. Но вечно что-то удерживало от судьбоносного последнего шага. То заказ поступит заманчивый, то кредит надо выплачивать за компьютер, а то и просто страшно становилось остаться без работы.

Но после случая с омарами решительный шаг все-таки был сделан, и Леонтьев Валерий Леонидович раз и навсегда отрекся от суеты мирской жизни, уйдя на законно заслуженную пенсию по выслуге лет. Доходы, конечно, теперь будут не те, и пояса придется затянуть потуже, но за городом есть дача, на даче – участок. Знай себе – ройся в грядке, трави жучков, собирай урожай.

Ну, в конце концов! Живут же как-то люди в деревнях! С голоду не помирают. Чем они с Людочкой хуже? А если туго станет, так можно и охранником на какой-нибудь склад устроиться. Отсидел сутки, и трое суток снова в гамаке валяйся. Никаких тебе рисков, никакой суеты. Благодать!

И вот он май, вот она Людочка! Котлетки жарит, поет. И бог с ним, с тем, что в ней сто тридцать кило, и в балетную пачку такая попросту не влезет. Разве это так уж важно? Главное, что теперь впереди совсем другая жизнь. Новая, беззаботная и размеренная. Та, о которой мечтал. Пенсия!

Людочка, хоть и не добралась еще до пенсионного возраста, но уже лет пять, как нигде не работала. Двадцать три года преподавания кройки и шитья в профтехучилище выбили из несчастной женщины остатки самообладания, и в один прекрасный день она попросту написала заявление по собственному желанию и, плюнув три раза через левое плечо, в последний раз переступила порог ненавистного учебного заведения. Муж тогда еще зарабатывал не плохо, а потому опасаться материальных трудностей не приходилось. К тому же те крохи, которые ей платило государство за ежедневную трепку нервной системы, даже деньгами назвать было стыдно. Возможно, именно поэтому Людочка с легким сердцем приняла решение супруга и даже прослезилась, представляя, как тот, наконец, вспомнит о собственной совести и начнет наводить порядки на загородном участке.

Вдохновленные единодушным решением, супруги готовились к отъезду на дачу. Стояло погожее утро, Людочка жарила куриные котлеты, а Валерий Леонидович разминался двухкилограммовыми гантелями на балконе и думал о балетной пачке. Нельзя сказать, что однофамилец эпатажного артиста был большим ценителем искусства. Он даже в оперном театре ни разу в жизни не бывал и балерин видывал только на экране телевизора. Просто образ хрупкой барышни в откровенном наряде его бодрил. Причем не только над поясом.

Он медленно развел вытянутые руки в стороны, сделал глубокий вдох, затем свел руки перед собой и шумно выдохнул.

- Р-р-раз!

Снова развел, и снова свел.

- Два!

Из кухни послышался голос Людочки:

- Ты меня звал, мусичек?

Леонтьев опустил руки.

- Нет, лапулечка. Это я зарядку делаю. Жарь котлетки, моя заинька. Жарь, моя лапушка.

На сковороде зашкворчало, и Леонтьев не смог расслышать, что жена ему ответила. Он снова развел руки в стороны и сделал вдох. И так уж вышло, что с теплым майским воздухом Валерий Леонидович вдохнул пролетавшую мимо мошку. Насекомое, несомненно, удивилось, чего не скажешь о Леонтьеве. Он-то, как раз, и не заметил постороннего присутствия в собственном горле. Толи мошка была слишком маленькой, толи так удачно влетела и не успела прилипнуть к слизистой, но почувствовать ее мужчина смог только на выдохе, когда гантели уже находились в вытянутых вперед руках.

Виновница происшествия благополучно выскочила обратно через то же отверстие, в которое, по неосторожности, влетела, но свою непреднамеренную пакость, все-таки, совершить успела. Леонтьев выпучил глаза, дернулся, кашлянул и выронил оба стальных снаряда, отправляя те в свободный полет. Гантели беззвучно пролетели восемь этажей и с гулким грохотом рухнули на припаркованный у дома автомобиль марки «Порш Кайен».

От чего прослезился Валерий Леонидович вселенной доподлинно неизвестно. Можно предположить, что слезы на лице новоявленного пенсионера выступили от кашля и удушья. Но что-то подсказывает, что заплакал Леонтьев от того, что увидел два отверстия в кузове автомобиля, стоимость которого он просто не понимал. Вернее, он-то знал, что машина стоит дорого. Но не мог себе представить такую сумму денег даже визуально. И вот когда он стоял на балконе и смотрел на два этих самых отверстия, по его лицу стекли три крупные, горькие капли. А он их даже не утер. Просто стоял и смотрел вниз. Машина орала сигнализацией, но Леонтьев ее не слышал.

На балкон выскочила Людочка. Лицо ее было испуганным, и она тут же спросила:

- Мусичек, что там взорвалось?

Мусичек, само собой, не ответил. Он просто обернулся, и глазами, полными слез, посмотрел на потенциальную «балерину».

Она навалилась всем своим весом на перила и посмотрела туда, где визжала сирена. Долго смотрела и не отвлекалась, пока во двор не вышел хозяин машины. Он быстрым шагом преодолел расстояние до «Кайена», обошел вокруг него. Все это время руки его были разведены в стороны. Затем остановился и задрал голову вверх. Леонтьев с супругой тут же оттолкнулись от балконных перил и прижались телами к окну. Дыхание у обоих было предельно глубоким и неравномерным.

- Это Жорина машина? – шепотом спросила Людочка, будто Жора мог их услышать с восьмого этажа.

Леонтьев ответить не успел. Вместо него ответил сам Жора. Он выразился крайне доходчиво, применяя при этом глубоко нелитературные эпитеты. Емко выразился! Сочно! Так, что Людочке сразу стало понятно, чья это машина, сколько она стоит и что их с мужем ожидает в ближайшие две-три минуты. По ее прикидкам, именно столько понадобится крепкому, спортивному, крайне агрессивно настроенному человеку для того, чтобы преодолеть восемь этажей по лестнице. Человеку, отсидевшему два срока за разбой, и который так и не встал на путь исправления, продолжая зарабатывать деньги неправедным путем.

На все, про все Жоре понадобилось всего три слова, которые использовать в повествовании будет до неприличия грубо. Объяснить такое владение речью, кроме как талантом, больше нечем.

При этом Людочка была уверена, что Жора будет подниматься именно по ступенькам. На лифте после таких слов не поднимаются. Уж слишком торопятся люди, которые используют такие вот слова. Слишком сильно они хотят поскорее увидеться с тем, кто уронил на их любимый, дорогой автомобиль пару полуржавых гантель в такое прекрасное майское утро. И Людочке стало страшно.

Было ли страшно Леонтьеву? Несомненно! Он пулей вылетел с балкона и ринулся ко входу, чтобы проверить замки. Те оказались запертыми, но это, почему-то, не успокоило. Валерий Леонидович оглянулся, нащупал цепким взглядом обувную тумбочку и рывком придвинул ее к двери. То, что дверь открывается наружу, его в тот момент совершенно не смущало. Тем временем подоспела и Людочка. Она встала в прихожей, намотала на палец прядь кудрявых волос и сунула ее кончик себе в рот.

Когда хлипкая баррикада была готова, Леонтьев уселся на тумбочку и замер, вслушиваясь в звуки за дверью. Через невыносимо длительную минуту послышались шаги. Они нарастали. А когда стихли, в Валерии Леонидовиче затеплилась хрупкая надежда.

- Проскочил? – шепнул он жене, и в этот момент в дверь ударили.

Не постучали, не затарабанили. Именно ударили. И, вероятнее всего, ногой.

Если фразы, которые произносил Жора на лестничной клетке, перевести на общепринятый русский язык, то можно их выразить следующим образом: «Открывай, неуважаемый человек! Тебе конец! Я тебя, неуважаемый человек, убью, разорву твое тело, совершу половой акт неестественным способом, а потом высушу. Ты, неуважаемый человек, у меня на галерах до последнего дня жизни работать будешь, а я буду каждый день совершать с тобой половые акты неестественным способом. И супругу твою, имеющую лишний вес, на свой половой орган нанижу, и буду вращать вокруг своей оси, пока она, неуважаемая, не потеряет лишний вес. А ты, неуважаемый Валерий-самка-собаки-Леонтьев, будешь иметь половой акт с автомобилем марки «Порш Кайен» в те отверстия, которые проделал с помощью неуважаемых предметов, сброшенных со своего неуважаемого балкона. Открывай, неуважаемый человек!». Ну, и так далее…

Говорил Жора долго, при этом не переставал ударять в дверь, от чего штукатурка над дверным проемом начала осыпаться и падать Леонтьеву на медленно седеющую макушку. Людочка плакала, чем еще больше раздражала Валерия Леонидовича. Оба испытывали схожие эмоции, и оба понимали, что жить им, вероятно, осталось весьма недолго. А уж о том, чтобы лежать в гамаке и наслаждаться изысканным балетом на огородной грядке, даже речи теперь не шло.

[ЯЛЕС]

Ну вот servaly опять вернулся
Спасибо за продолжение,но хотелось бы почаще

[Ramblers]

И опять Все....
Опять на самом интересном месте..........

[Ramblers]

С праздником Вас уважаемые комрады.

[aXa]

Ну а когда же ждать следующей главы?Уже начинает забываться потихонечку как и чего там было...хоть заново перечитывай...с нетерпением все еще ждем продолжения!С уважением к автору

[servaly]

Глава 25. Сделка

Выбирать между вероятностью «быть убитыми, изнасилованными, работающими на галерах, снова быть убитыми и изнасилованными» и вероятностью ответить по закону долго не пришлось. Людочка первая додумалась набрать номер полиции, о чем громогласно сообщила ломящемуся в дверь соседу. Леонтьев хотел было попросить, чтобы она не сообщала, но не успел. Она, не решаясь подойти к двери, взвизгнула:

- Я полицию вызвала! Прекратите!

Но Жора не прекратил. Вернее, прекратил ругаться. Больше ни слова не произносил. А вот удары в дверь стали куда более ощутимыми.

За эту выходку Леонтьев был готов даже ударить жену, но вовремя вспомнил, кто главный виновник всего происходящего, а потому остался сидеть на тумбочке и окончательно сник.

Полиция приехала спустя десять минут. За это время Жора успел расшатать дверь Леонтьевых так, что из щелей стал пробиваться весьма ощутимый сквозняк, а квартира наполнилась запахом пота. Валерий Леонидович чувствовал этот запах, и от него ему хотелось съежиться в маленький, кругленький клубок. Закрыться, схлопнуться, как ежик или ракушка, и пересмотреть всю свою жизнь от начала до конца.

Жора не переставал ударять даже тогда, когда полиция его скручивала. Была слышна суета, мужские голоса, приказывающие прекратить дебош, но удары все сыпались и сыпались. Стихло все только после того, как лязгнул металл. Леонтьев решил, что это были наручники.

Буйного соседа скоро увезли, предварительно запротоколировав нанесенные убытки обеим сторонам конфликта. Опросили Леонтьевых, затем соседей. Нашли свидетелей, которые слышали грохот от падения гантелей и уже к обеду все устаканилось. Под домом зиял дырами «Порш Кайен», у подъезда перетаптывались с ноги на ногу зеваки и сплетники, а в квартире на восьмом этаже горевали незадачливые супруги.

На дачу Леонтьевы так и не поехали. Остались дома. Людочка было запротестовала, но Валерий Леонидович каким-то эфемерным органом своего организма чувствовал, что должен остаться. Он был уверен, что ничего в жизни не происходит без причины. Ничего не случается просто так. И если уж случилась досадная неприятность, из-за которой пришлось задержаться, то закрывать на это глаза и игнорировать подсказку судьбы уж точно не стоит. Да и удовольствия от поездки за город после такой встряски ожидать не приходится. Все настроение испорчено бесповоротно. Поэтому протесты жены были отклонены Леонтьевым без каких-либо объяснений, а поездка на дачу отложена на неопределенный срок.

Вместо этого Валерий Леонидович изъял из кухонного шкафчика стеклянную бутылку без опознавательных этикеток и употребил внутрь триста пятьдесят граммов самогона собственного приготовления, предварительно настоянного на перегородках скорлупы грецких орехов. Алкоголь частично смыл с оголенных проводов нервной системы досадную окись, а в голове завращались мысли о бренности жизни, высоких человеческих ценностях и, что самое важное, о причинно-следственной связи жизненных уроков.

Леонтьев сидел на кухне, уставившись отрешенным взглядом в магнитик на холодильнике, почесывал небритый подбородок и размышлял. Мыслительный процесс в захмелевшей голове происходил туго, но кое-что, все-таки, сообразить удавалось. Не давала покоя единственная мысль: «за что?»

За что ему, честь по чести отработавшему всю сознательную жизнь порядочному семьянину и, в общем-то, не плохому мужику, такие неприятности на старости лет? Почему жизнь не дает просто вздохнуть полной грудью? Когда случился тот перелом, за который теперь приходится расплачиваться такими вот чудовищными дрязгами? Сначала омары, теперь гантели эти… Где он перегнул палку? Где грех на душу взял?

Леонтьев налил себе еще и выпил. Закусил безвкусным тепличным помидором и поморщился.

Он медленно жевал, старательно углубляясь в дебри собственной памяти. Перебирал в голове те грехи и огрехи, которые могли бы стать поводом для мести безжалостной судьбы. Да только все, что вспоминалось, не шло ни в какое сравнение с происшествиями последних дней. Не стоили они такого сурового наказания.

Ну, удавалось иногда заработать на бензине. Выкроить десяток-другой литров на рейсе. Но разве это такой уж большой грех? Ну, бывало, что и начальство обманывать приходилось. Но кто сейчас живет иначе? Там, если разобраться, вообще неизвестно, кто кого больше на деньги опрокидывал. Сколько эти твари за его счет запчастей списали? Да там одной резины на две зарплаты водителя хватит! Притом, что ездить из-за этого приходилось на полулысой, жизнью рисковать. Что уж говорить о «левом» грузе, с перевозок которого Валерий Леонидович лично не получал ни копейки сверху? За него, собственно, и поплатился в итоге наездом ментов. И если кого-то и винить в прегрешениях, так точно начинать нужно не с него, а с тех, на кого он работал.

Но тогда за что? К родителям всегда с душой относился, о жене заботился, никому жить не мешал. Детей нет, а если бы и…

Леонтьева будто током ударило. Он даже встал с табурета, постоял немного, сглотнул и снова сел. Бутылка к тому моменту уже опустела, но если бы в ней еще что-нибудь осталось, он бы непременно выпил.

А вот с детьми вышла промашка. Такая промашка, что масштабы ее не шли ни в какое сравнение с бензиновыми махинациями. Эдакий огромный слон, которого, как правило, никто не замечает, когда стараются разглядеть песчинку рядом с его ногами.

Но если дело в этом, то почему именно сейчас? Почему через двадцать лет? И если это и есть возмездие за тяжкий грех, взятый на душу двадцать лет назад, то почему так ничтожно это самое возмездие?

Размышления прервал дверной звонок. Услышав его, Леонтьев даже вздрогнул. То ли от неожиданности, то ли от нервного напряжения, которое так и не ушло окончательно. Открыла жена. Гостьей оказалась соседка Зинаида Михайловна Кузяева. Супруга того самого прораба, который намедни был с позором изгнан с последнего места работы. Она тихо поздоровалась, а затем, охая и причитая, прошла в зал. Следом за ней отправилась и Людочка. Тяжело вздохнула, всхлипнула и затворила за собой межкомнатную дверь.

Валерий Леонидович слышал, как женщины о чем-то тихо говорят. Он не мог разобрать, о чем конкретно, но догадаться было не сложно. От этого на душе снова стало гадко. Леонтьев налил себе еще и успел даже поднести рюмку ко рту, но тут услышал, как дверная ручка щелкнула. На кухню вышла жена. Она встала рядом с ним, обхватив себя за плечи, и склонила голову на бок. Эта поза подсказывала, что разговор предстоит не шуточный. Да и о каких шутках может идти речь, когда из-за собственной неловкости повесил на семью неподъемные долги?

Леонтьев отставил рюмку в сторону, заерзал на стуле и крякнул.

- Что еще? – спросил он дрожащим голосом.

Людочка помедлила, пожевала губу, вздохнула.

- Зинаида Михайловна работу предложила. Сан Саныч со стройки ушел, но говорит, что им там ночной сторож нужен. Зарплата, конечно, не большая, но он подскажет, как заработать можно. Есть люди какие-то, которые по ночам могут стройматериалы выкупать. Там уже схема отлаженная, ничего нового придумывать не надо. Говорит, главное – не борзеть. Брать понемногу…

Леонтьев переменился в лице, побледнел и отстранился от Людочки так, будто она была не женой вовсе, а, как минимум, змеей-искусительницей, предлагающей продать бессмертную душу. Она это заметила, закатила глаза под лоб и наигранно цыкнула.

- Валера!

Так она называла его только в исключительных случаях. Это означало, что Людочка злится. Не до такой степени, чтобы назвать Леонтьевым, но достаточно сильно, чтобы не называть «мусичек».

- А что Валера? – решил контратаковать Валерий Леонидович, говоря полушепотом, чтобы соседка не услышала, - Ты вообще себя слышишь? Ты понимаешь, что сейчас предлагаешь? Тебе мало неприятностей, так ты меня еще и воровать заставить хочешь?

Он остался доволен тирадой, которую удалось выпалить на одном дыхании, но ожидаемого эффекта та не принесла. Вместо того, чтобы отступить, Людочка побагровела, уперла кулаки в бедра и посмотрела на мужа так, что ему захотелось съежиться.

- А что ты предлагаешь, Леонтьев? Может на панель мне идти? Ты хотя бы представляешь, сколько стоит эта чертова машина? Или может ты без квартиры нас решил оставить?

Валерию Леонидовичу на мгновение показалось, что мысль о продаже квартире очень даже здравая. В самом деле! Можно ведь и на даче жить! Но очередной взгляд на супругу перечеркнул мимолетную радость раз и навсегда, а предложение продавать краденые стройматериалы начало потихоньку превращаться из пугающего в заманчивое.

Как назло из-за мощного торса Людочки показалась щупленькая фигурка соседки. Она скользила испуганным взглядом по лицам супругов, будто извинялась за свое предложение. И вообще – за присутствие. Но Людочка скрестила руки на груди и утвердительно кивнула, позволяя соседке включиться в беседу.

Зинаида Михайловна прошла в кухню, уселась на табуретку и рубанула с плеча.

- Зарплата там маленькая, но Сашенька говорит, что заработать можно. После того как ушел оттуда, он сам не свой. Ему звонят, звонят постоянно. То цемента полтонны хотят купить, то кирпича, то песка. Договорись, говорят. А что он сделать может? Ему туда возвращаться никак нельзя. А старого сторожа, который в доле был, уволили сразу после Сашеньки. И сейчас там только сменщик его. Уже неделю дурак в этом вагончике живет. Принципиальный – куда там! На хромой козе не подъехать. Честный! Военный бывший. Сашенька говорит – контуженный. С таким связываться – себе дороже будет. А если своего человека поставить… Ну, Валерочка… ну, ты понимаешь. Там ведь ночью, после того, как смена кончается, нету никого! А что такое полтонны цемента на такой стройке? Там пять тонн возьми, и не заметит никто! Сашенька договорился обо всем, тебе позвонил, ты людей встретил, отдал мешки и спи себе дальше! Дома деньги получил. А если кто и заметит недостачу, так можно сказать, что ночью украл кто-то! Там трудоустройство не официальное. По закону к тебе претензий вообще быть не может. Ну, выгонят. И что? Так зато ты к тому времени хоть заработаешь какую-то копейку! Вон с этим… балахманным за машину рассчитаешься. Ох, горе-то… горе какое, Валерочка…

Она наигранно нахмурилась и закачала седовласой головой, явно выражая сочувствие. Только сочувствие это никак не ощущалось. Напротив! У Леонтьева создавалось ощущение, что его откровенно подставляют. Предлагают делать грязную работу его руками!

Зинаида Михайловна, видимо, это заметила и нанесла очередной удар. На этот раз сокрушительный. Она стерла с лица маску сопереживания, сделалась серьезной, встала с табурета и, для убедительности постукивая пальцем по столу, сказала:

- В месяц от двух до трех тысяч. Долларов!

Людочка даже вытянулась по стойке смирно, но ничего не сказала.

- Думай! Но ты должен понимать, что уже завтра на это место могут взять другого человека.

Не дожидаясь ответа, соседка отправилась восвояси, на ходу прощаясь и принимая от Людочки слова благодарности за заботу.

Ночь Леонтьев провел в раздумьях. Пить больше не хотелось. Вместо этого он наматывал километры, неспешно слоняясь по квартире и слушая доносящийся из спальни мощный храп жены. Уже к рассвету сделка с совестью состоялась, и Валерий Леонидович уснул с твердым намерением устроиться на прибыльную работу.

Глава 26. Развод

- Мы детдомовские. Я уже рассказывал тебе. Как познакомились уже и не помню. Совсем мелкими были. Сколько живу, столько его знаю. Тот еще фрукт, конечно. Одна сплошная неприятность.

- А как в детдом попал?

- Кто? Я или он?

- Ты.

- Родители отказались. Причины не знаю. Я их не видел никогда. Вернее, видел, конечно, только не помню совсем. Мне меньше трех было…

Маринка сидела на диване, поджав коленки к груди и обхватив ноги руками. Виноградов сидел рядом на полу и говорил, глядя в белый потолок.

- А искать их не пробовал?

- А зачем? Чужие люди! К другим родители иногда приезжали, навещали, подарки привозили, вкусняшки всякие. А мои – ни разу. Я даже не знаю, как их зовут. Фамилии даже не знаю.

- А Виноградов?

- Это ненастоящая. До детдома другая была. Типа, по желанию родителей ребенку дают другую фамилию. Ну, чтобы потом не искал и все такое. Вот у Бобра – настоящая. Ну, Бобров. А Виноградов – выдуманная. У родителей другая была.

- А какая? Не знаешь?

Димка покачал головой.

- Да пофигу, честно говоря. Если я им нафиг не нужен, то накой хрен они мне?

- Иногда люди ошибаются. Ты не думал, что они могут раскаиваться в своем поступке?

- Если бы раскаивались, то приехали бы. У них пятнадцать лет было в распоряжении. А если им этого времени не хватило, то глупо рассчитывать еще на что-то.

- Но фамилию я бы все равно узнала на твоем месте. Вдруг ты сын какого-нибудь известного человека. Депутата какого-нибудь. Или артиста.

- Да хоть Валерия Леонтьева! – Димка сам не заметил, как вспылил, от чего повысил голос. Но Маринку это нисколько не обидело. Напротив, она даже хихикнула.

- Дмитрий Валериевич Леонтьев! – продекламировала она и всплеснула руками, - А ведь правда! Какое у тебя отчество?

- Дмитриевич.

- Отчества тоже меняли?

- Ага. У нас на этот счет не заморачивались. Все Дмитрии были Дмитриевичами. А Сергеи – Сергеевичами. Ну, и так далее. Только те, кто с настоящими фамилиями остались, отчества тоже настоящие носили. Но таких не много было. В основном Сан Санычи всякие.

- Интересно… А как же с девочками?

- Да им вообще от балды придумывали. Нет, ну, если Ольга, то Олеговна. Евгения – Евгеньевна. А если Наталья, то тут уже могли быть варианты. Вот Воропаева Наташка, например, Андреевной была. А че ты все так расспрашиваешь подробно? Ты же только про Бобра хотела узнать.

- Да интересно просто. И страшно…

Он обернулся и уставился на Маринку удивленным взглядом.

- Да че тут страшного-то? Страшно, это когда на дурку попадаешь после побега. Вот это страшно. Или когда получаешь диплом о среднем специальном, и тебя под зад ногой в большую жизнь выпихивают. Вот тогда было реально страшно. А фамилии, имена… Фигня это все.

Маринка смущенно поджала губы и склонила голову на бок. Димка снова отвернулся и откинул голову назад, продолжая сверлить взглядом неровный потолок.

- А за что на дурку отправляли?

- За побег, говорю же. Ну, типа, на обследование. Если сбежал, значит невменяемый и все такое. Процедура такая. Всех, кто бегал, на две недели ссылали.

- А зачем сбегал?

Димка помолчал, вздохнул, почесал голову.

- Да были причины…

- Не расскажешь?

Он пожал плечами. Повисла молчаливая пауза.

- Это из-за Бобра? Да?

Виноградов снова не ответил, но Маринка заметила, как тот напрягся и начал даже немного головой подергивать.

- Дим, он обижал тебя?

- Да не то, чтобы обижал…

На этот раз его щеки залил густой румянец. Меньше всего хотелось говорить о том, какие на самом деле отношения складывались между ним и Бобром.

Маринка восприняла это по-своему. Она даже ноги с дивана спустила, наклонилась и заглянула Виноградову в лицо. Ее глаза округлились.

- Он что… Гей? Домогался?

Димка тут же рассмеялся.

- Не-е-ет! Не-не-не! С этим у него полный порядок был. Не голубой он. Девок щупал регулярно.

Виноградов перестал смеяться, сделался серьезным, тяжело вздохнул и, подумав, сказал:

- Просто «обижал» - это не то слово. Понимаешь? Как бы это объяснить? Он кайф ловил, когда издевался над кем-то. Не обязательно надо мной и не обязательно физически. Нет, бил, конечно. И часто. Но самое отвратительное было не в этом. Он… - Димка похрустел костяшками пальцев, подбирая слова, - Ну, унижал, что ли… Хотя, это тоже мягко сказано. К тому же не дурак он. Умный гад. Ну, вот, например, когда к нам Вшивую прислали… А, ну да… Вшивая – это воспиталка наша. «Дневничка». Ну, типа, она днем нами занималась. А была еще «ночничка». Ну, короче… Когда Вшивую к нам прислали, Бобер на перекличке начал ей про некоторых всякую хрень рассказывать. Ну, там… кто ссытся по-ночам, кого за дрочкой в параше подловили, кто на дурке сколько раз бывал, и все такое. И как-то у него это получалось так лихо, что вся группа со смеху угорала. Само собой, не ржали только те, про кого он говорил. Про меня тоже какую-то херню ляпнул. Типа, про отключки мои, про слюни. Я не выдержал, вскочил и по морде хотел ему дать. Но он, сука, здоровый… Короче, я так и не дал. Тупо стоял и сопел, как придурок с красной рожей. И от того, что боялся его первым ударить, еще стыднее было. Вокруг все ржут. А он так сидит на полной расслабухе, ухмыляется, скалится, а потом резко дернулся, типа, как будто хочет вскочить, а я от неожиданности отпрыгнул и копчиком об парту треснулся. И больно так было, что слезы навернулись. А группа уже по полу от смеха катается. Даже Вшивая стоит и ржет… сука. Мне тогда его убить хотелось. Но вместо этого я просто вернулся на свое место и сидел надутый до конца урока.

Виноградов смолк. Говорить больше не хотелось. Воспоминания, к которым он старался не обращаться в последние годы, накрыли с головой. Ему казалось, что рассказанное случилось не в далеком детстве, а буквально вчера. А от того, что пришлось рассказать это Маринке, стыдно было еще сильнее. Ему казалось, будто она сидит в том классе и смеется над ним вместе с одногруппниками.

Но Маринка не смеялась. Она просто сидела рядом, смотрела на его вьющиеся волосы и пыталась разобраться в собственных чувствах. А в том, что чувства были, она теперь не сомневалась.

Конечно, для нее рассказанное Виноградовым не было чем-то ужасным или унизительным. Ну, поиздевался один подросток над другим. С кем не бывает? В любом самом обычном классе, самой обычной школы найдется хотя бы один самый задиристый мальчишка, который будет подтрунивать над более слабыми. Это нормально! Дети жестоки. Но самому Виноградову все казалось куда более сложным и важным, чем было на самом деле. Были это не искорененные подростковые комплексы или еще какие-то причины, она не знала. Единственное, в чем она была уверена, это в том, что на почве детских унижений у парня могло развиться психическое отклонение.

- Неужели он был больше тебя?

- Кто? – Димка слишком глубоко погрузился в воспоминания и не сразу понял ее вопроса, - Бобер?

- Ну, да. Ты говорил, что он… Ну, что он здоровый.

- Да куда мне до него. Раза в два больше, наверное. Бугай!

- Ничего себе. Я-то думала, что ты не маленький. Представляю, какой тогда он.

- Я? – удивился Виноградов.

- Ну, не я же. Сколько ты весишь?

- Да хрен его знает. Килограмм семьдесят.

Маринка хихикнула.

- Ага. И рост метр шестьдесят. Да?

- Метр семьдесят, - обиженно буркнул Димка, понимая, что девушка явно иронизирует.

- Прикольный ты. Если у тебя метр семьдесят, а я сантиметров на тридцать ниже, то получается, что я карлик, что ли? – теперь она уже не хихикала, а смеялась.

Виноградов смутился. Почему-то раньше он над этим не задумывался. Да, она была намного ниже, но разве это имело какое-то значение? При чем тут рост вообще? Да и вес! К чему эти расспросы? Ему, вдруг, стало жарко. В голове зашумело.

- Слушай, я устал…

Димка поджал ноги и обхватил колени. Сам того не замечая, стал раскачиваться вперед и назад. Маринка заметила это и сползла с дивана на пол. Обняла его за плечи, прижалась. Димка замер. Он чувствовал ее дыхание на своей щеке, чувствовал запах духов и боялся обернуться. Тогда она положила ладонь на его подбородок и повернула его лицо к себе. Виноградов боялся поднять глаза, смотрел в пол. Она прижалась сильнее. Он уже чувствовал запах помады на ее губах. Ее пальцы скользнули дальше, зарылись в пряди волос на виске и двинулись дальше, но Димка вдруг отдернулся, вскочил и убежал в ванную.

Сердце колотилось, спина взмокла, ноги дрожали, угрожая подкоситься. Он оперся о раковину, но руки тряслись так, что стакан с зубной щеткой зазвенел от вибрации. Единственное, чего ему сейчас хотелось, это сесть на пол, вжаться в стену, зажмуриться и не думать. Вообще! Виноградов взглянул в коридор, ведущий в комнату. В проеме двери стояла Маринка. Она смотрела на него так, будто он был смертельно болен.

- Извини, - тихо шепнула она, - Я пойду.

- Не уходи! – выпалил Виноградов, но тут же пожалел о сказанном. Он понятия не имел, зачем об этом попросил. Просто сказал первое, что пришло в голову. Он будто разрывался между двумя непреодолимыми желаниями. Желанием остаться в одиночестве и желанием быть с ней. От этого мутило. Его будто выворачивало наизнанку, разрывало на части, - Не уходи, пожалуйста. Мне кажется, если ты уйдешь, я сойду с ума.

- Дим, у тебя проблемы. От них нельзя просто отмахиваться. Проблемы нужно решать. Иначе… Иначе все может кончиться плохо. Пойми.

Он закивал. Часто закивал. Он был с ней полностью согласен. Проблемы есть. Он их чувствует, понимает, что они есть. Но понять, в чем именно состоят эти самые проблемы, не получается! Если Бобер – галлюцинация… Да не может этого быть! Не может! Бобер настолько реален, что легче поверить в то, что это он – Виноградов – нереален! Кажется, даже сам Бобер ему об этом говорил! И с ним сложно не согласиться!

- Стоп! – Димку будто осенило. Даже озноб исчез. - Подожди! А что, если это все развод?

- Какой еще развод? – нахмурилась Маринка.

- Ну, разводняк! Кидалово! Очередное издевательство! Что, если этот censored меня разводит? Твою мать! Да так и есть! – Виноградов почти кричал, не замечая, как Маринка переменилась в лице, - Ему, как раз, только это и нужно! Довести меня до сумасшествия! Убедить, что я с ума схожу! Что у меня крыша поехала! Я его запер в комнате, а он через балкон смылся! А еще он как-то ключ от моей комнаты подделал! Или отмычкой отпирает!

Димка пробежал мимо Маринки, рванул к балкону, перегнулся через перила и выглянул наружу.

- Смотри! Здесь перелезть к соседям можно запросто! А оттуда – на ветку прыгнуть и по дереву спуститься! Только с глазами какой-то глюк получается, но он мог как-то контактные линзы замутить!

- Какие линзы? Дим, успокойся, пожалуйста.

Но Виноградов был на взводе. Он носился по квартире, жестикулировал и не обращал внимания на ее просьбы.

- Блин, ну по-любому же кидалово! Развод! Твою же мать! Все сходится!

Вдруг он замер и затих, затем медленно обернулся к Маринке и тихо сказал.

- Сходится все, кроме одного.

Маринка непонимающе смотрела на него.

- Там, на кухне… Ты его должна была видеть… Он на стуле сидел…

- Дим, я не видела…

- И в тату-салоне ты была… А по балконам он к тебе в комнату перелез… Ты заодно с ним…

Виноградов стоял перед остолбеневшей Маринкой и буравил ее взглядом. Затем шагнул навстречу.

- Дим, я ни с кем не заодно! – в голосе зазвучала тревога. Она сделала шаг назад. Виноградов продолжал идти к ней. Его лицо перекосило, грудь вздымалась от хриплого дыхания.

- Дим, пожалуйста, успокойся! Прошу тебя! Ты что-то путаешь!

- Ты на общем балконе с ним о чем-то трындела. Я слышал. Как ты его могла не видеть? С пустым местом разговаривала? Вы вместе с балкона выходили. Ты еще в телефоне рылась своем!

- Я понятия не имею, о чем ты говоришь. Клянусь тебе!

Он остановился в метре от нее. Несколько секунд смотрел прямо в глаза, не мигая, затем откинул голову назад и сказал:

- Вали нахрен отсюда.

- Дима, послу…

- Пошла вон! Сука!

Она врезала ему звонкую пощечину, развернулась на месте и выбежала из квартиры, хлопнув дверью. По коридору разлились торопливые шаги. Виноградов постоял некоторое время, затем подошел к стене и с силой ударил по ней кулаком. Глухо грохнуло. Под обоями зашуршала осыпающаяся штукатурка. Рука наполнилась тупой болью.

[servaly]

В который раз прошу прощения за такие паузы. Уже устал оправдываться, но... пишу по мере возможности, блин
Виноват, конечно. Надо, наверное, меньше себя жалеть. А то с работы приходишь, падаешь на подушку и начинаешь оправдывать собственное безделие усталостью. Нытье, короче. Подзатыльники нужны
Спасибо, что не забываете, мужики!

[servaly]

Глава 27. Не дальше собственного носа

Виноградов чеканил шаг по остывающему вечернему городу и не замечал снующих прохожих. В голове шумело, в горле стоял ком, руки в карманах ветровки мяли хрустящие купюры. Перед уходом он выгреб из заначки все сбережения, которые многие месяцы выкраивал из скромной зарплаты, и теперь даже не замечал, что в любой момент эти самые сбережения могли превратиться в клочки изорванной бумаги.

Бобров появился, как всегда, внезапно. Сначала послышались торопливые шаги за спиной, а уже через мгновение знакомый голос спросил:

- Ну, че, братан? По пивку?

Сам не понимая почему, Виноградов улыбнулся. Улыбка вышла холодной и злой, больше похожая на оскал. Он не остановился, не сбавил шаг и даже не обернулся на голос. Просто продолжал идти и улыбаться. Женщина, шедшая навстречу, увидев выражение его лица, отшатнулась и обошла на безопасном расстоянии.

- Зря ты с ней так, - стараясь не отставать, пробубнил Жека, - Деваха-то вообще не при делах. Тут, если разобраться, кроме нас с тобой вообще никто не при делах. Сечешь?

Димка будто и не слышал всего, что тот ему говорил. Он прошагал еще с десяток метров, затем остановился, посмотрел однокласснику в глаза и тихо спросил:

- А ты не боишься, что я тебя убью?

Бобер прыснул и залился смехом. Да так сильно, что даже побагровел от напряжения. Отдышавшись, посмотрел на Виноградова и понял, что тот не шутит. Вздохнул, скрестил руки на груди и вполне серьезно сказал:

- Боюсь. И даже подозреваю, что рано или поздно ты попытаешься это сделать.

- Тогда ради чего все это? Зачем рискуешь?

- Ради тебя.

- Рискуешь собой ради меня?

- Ну, можно и так сказать.

- Зачем?

- Если ты до сих пор не понял, значит бессмысленно объяснять. - Бобер пожал плечами, - Время не пришло. Есть еще вопросы?

- К тебе? Никаких. Просьба есть.

- Догадываюсь какая, - Бобер расплылся в ухмылке.

Димка кивнул.

- Именно! Свали-ка нахер из моей жизни. А? По-хорошему.

- Я бы с удовольствием. Да вот, блин, беда! Не могу!

- А ты постарайся!

- С какого такого перепуга я должен стараться? Может, это ты постараешься свалить из моей? А? Умник!

- Я?! – Виноградов даже взвизгнул, - Из твоей?! Женя, ты появляешься в моем доме, выносишь мне мозг идиотскими идеями, пытаешься довести до сумасшествия, преследуешь на каждом шагу! И даже после того, как я открытым текстом заявляю, что хочу тебя грохнуть, продолжаешь нести какую-то немыслимую ересь! Бобер! Так может это не я, может это ты с катушек слетел? А? Может это у тебя с башкой проблемы? Кирпичик-то, видать, все же задел пару-тройку шестеренок в полупустой тыковке! Как думаешь? Эй! Дядя Женя! Тук-тук! Ты меня слышишь? Ты понимаешь, что я говорю? А?

- Че ты орешь, придурок? – Бобер хихикал, - На тебя уже народ пялится.

Виноградов огляделся и заметил молодую парочку, сидящую на лавочке. Те, не скрывая любопытства, поглядывали на него и о чем-то перешептывались. Димка отмахнулся и снова переключился на Боброва, который теперь скорчил смущенную физиономию и жестом предложил идти дальше. Виноградов еще раз оглянулся на сидящую парочку, затем на Бобра, затем снова на сидящих. Секунду помешкал, шумно выдохнул и двинулся к лавочке. Молодежь напряглась. Девушка заерзала и прижалась к молодому человеку, который, в свою очередь расправил плечи и напрягся.

- Вы его видите? – без лишних церемоний спросил Димка.

Парочка помолчала. Девушка хмыкнула и вскинула брови.

- Слышь, че те надо? – парень встал и сделал шаг навстречу Виноградову. В его движениях читалась откровенная агрессия. К тому же молодой человек не уступал в росте, а бритая налысо голова подчеркивала принадлежность к весьма недвусмысленной молодежной субкультуре.

- Да не ссы ты! Я спросить просто! - сам не узнавая себя, отрезал Виноградов, - Этого бугая, с которым я только что ругался, видите?

- Саш, не трогай его, - тихо попросила девушка, - Он же явно под чем-то.

- Слышь, обдолбыш, нахер срыгни. По-хорошему, - вполне спокойно, но довольно внушительно попросил Саша.

- Да я же просто спросил! Тебе ответить, что ли, западло?

В челюсти щелкнуло, в ушах пронзительно зазвенело, ноги подкосились. Димка рухнул на тротуар. Девушка вскрикнула и принялась уговаривать Сашу, чтобы тот больше не бил. Виноградов сплюнул кровь на асфальт и встал. Перед глазами все плясало, но он смог заметить, как кулак Бобра врезается Саше в физиономию, и тот отправляется в нокаут, падая на скамейку, с которой уже успела вскочить девушка. Она что-то кричала, но Димка ее почти не слышал. В голове шумело. Болела кисть. То ли от удара по стене после ухода Маринки, то ли от падения после пропуска Сашиного бокового. Бобер потирал собственный кулак и тяжело дышал от возбуждения.

- Ну, че, Муха? Убедился или будем продолжать на гопоту нарываться?

- Убедился, - усмехнулся Виноградов, - Бьешь как баба!

Теперь уже смеялись оба. Впервые за последние дни Виноградов испытал облегчение. Для пущей убедительности он двинул Бобра кулаком в плечо и почувствовал острую боль в кисти. Настоящий… Настоящий!

Уходили быстро. В то время как Саша, сидя на скамейке, сморкался и плевался кровью, девушка обкладывала обидчиков отборным матом, а затем принялась кому-то звонить и жаловаться на беспредел. В таких случаях оставаться на месте сродни самоубийству, поэтому Виноградов и Бобров спешно добрались до ближайшей троллейбусной остановки, а уже спустя пятнадцать минут сидели в среднего пошиба кабаке и пили разбавленное пиво из запотевших кружек.

Заведение было вполне знакомо Виноградову. Оно располагалось неподалеку от стройки, и сюда частенько наведывались коллеги после тяжелой смены. Димка же не был любителем подобных посиделок, поэтому внутри оказался впервые, хотя яркую вывеску приходилось видеть каждый день.

На маленькой импровизированной сцене фальшивили музыканты. Худосочный вокалист в дешевом, лоснящемся костюме тужился над припевом из старого кабацкого шансона. За столиками шумели пьяные посетители и не менее пьяные посетительницы. Первые периодически позволяли себе ощупывать вторых, от чего вторые повизгивали и делали вид, что им это не нравится.

Бобер, откинувшись на потертом диванчике, наблюдал за клавишницей. Та была одета в длинное красное платье с боковым разрезом до самого пояса. Из глубокого декольте чуть не выпадал наружу припудренный бюст. Виноградов проследил за взглядом однокашника, скривился от пошлости представшей картины и поднял кружку.

- Давай, Бобер!

Тот оторвался от созерцания и взял свое пиво.

- Ты, Муха, можешь на меня обижаться, конечно. Дело твое… - он сощурился, о чем-то задумался, затем продолжил, - Я бы на твоем месте, наверное, точно себя грохнул. Но я не на твоем месте, а ты – не я. Так что… Обиды обидами, подозрения подозрениями… А я бы, все-таки, хотел, чтобы ты мне поверил. Понимаю, что сложно, но все-таки. Иначе, наверное, ничего не получится. Попробуешь?

Виноградов не понимал о чем тот говорит. Собственно, он вообще редко понимал Бобра. Особенно в последнее время. Но на этот раз что-то подсказывало, что однокашник и в самом деле будет откровенничать. То ли тон голоса, с которым тот говорил, то ли выражение глаз. Димка точно не мог разобраться. В любом случае было видно, что Бобер, наконец, решил что-то более-менее внятно объяснить. Что-то важное. Что-то, что может пролить хоть какой-то свет на то, что с ним, с Димкой Виноградовым, происходит.

Вместо слов согласия, он просто кивнул, стукнул свою кружку о кружку Боброва и сделал несколько больших глотков. Жека удовлетворенно кивнул, откинулся на спинку стула, выдержал паузу, глядя в глаза Виноградову, и сказал:

- Загадай число, Муха.

- Число?

- Да! Любое вообще. Хоть шестизначное, хоть дробь, хоть отрицательное. Не важно! Любое!

- Зачем?

- Надо так. Чтобы ты мне поверил – надо! Любое число, Виноградов! Давай!

Димка нахмурился, силясь понять, в чем подвох на этот раз, но число все равно загадал. И, едва он это сделал, Бобер отчеканил:

- Девятнадцать!

Он сидел, все также откинувшись на стуле, и сверлил взглядом собеседника.

- Ты че это? – выдохнул Димка, физически ощущая, как кровь отливает от лица и кожа на щеках бледнеет. Непроизвольно в голове всплыло новое число, и Бобер тут же его угадал.

- Четыреста девять тысяч восемьсот тридцать семь.

Димка отодвинул кружку в сторону, оперся локтями о стол, наклонился к Бобру и прошептал:

- Да, как блин?!

Его глаза, казалось, сейчас вывалятся из глазниц наружу. Кровь, которая всего мгновение назад отлила от лица, теперь пульсировала в висках.

- Вот так, братан, - пожал плечами Бобер, - Такие дела.

- Ты мысли читаешь, что ли?

- Да хрен его знает. Наверное. Видишь же? Угадал!

- Обалдеть!

- Сам в шоке.

Бобер, в отличие от Виноградова, сохранял непоколебимое спокойствие. Будто речь шла не о телепатии, а о каком-то заурядном таланте, неожиданно обнаруженном за кружкой пива.

- И как это? Ты, типа, слышишь о чем я думаю? Как это вообще происходит?

- Не-е-е. Не слышу. Я же говорю: хрен знает, как это происходит. Просто знаю, о чем ты думаешь. И все.

- Подожди… Так ты вообще-вообще все мои мысли слышишь? Ну, знаешь!

- Угу, - он кивнул.

- Капец!

- Прости, братан.

- Офигеть!

- Ага.

- А научить можешь?

- Не. Научить не могу. Я же говорю – сам не знаю, как это работает.

Димка заметил на себе взгляд клавишницы в красном платье, хотя на этот раз девушка уже исполняла роль вокалистки. Она старательно прижималась к стойке микрофона, покачивала бедрами и пела какую-то тягучую, медленную песню то ли на испанском, то ли на итальянском языке. Ее пальцы гладили микрофон, а глаза были чуть прикрыты.

- И о чем она сейчас думает? –с азартом в голосе спросил Димка, кивая в сторону певички.

Бобер усмехнулся и даже не взглянул на сцену.

- А вот тут – самое интересное, Муха.

Димка почувствовал в этой фразе напряжение и нахмурился.

- Я не слышу ее мыслей. Я слышу только твои.

Виноградов отшатнулся.

- В смысле?

Бобер развел руки в стороны.

- В прямом. Понятия не имею, о чем думают другие.

- Как так? Подожди-подожди! Вообще больше ни чьих?

- Вообще, - подтвердил Бобер и для убедительности кивнул.

- А ты пробовал? Ну, в смысле, читать мысли других! Хотя… Пробовал, конечно…

- Я же говорю: я не делаю это специально. Не пробую я ничего. Просто я знаю о чем ты думаешь, а о чем думают другие – не знаю. Все просто же!

- Нихрена себе «просто»! Да это фантастика какая-то! Поверить не могу!

- Ну, проверь! – хмыкнул Бобер.

Димка напрягся, стараясь подобрать мысленный посыл. Принялся перебирать в голове различные образы, которые быстро сменялись и отбрасывались в сторону, как неподходящие. Бобер улыбнулся, поднял ладони и запротестовал.

- Пр-р-у-у! Не так быстро, братан! Озеро, асфальтированная дорога с разметкой, печенье, сочная женская задница в стрингах, певичка вот эта без платья, соседка Маринка в этом платье, снимает его… Ну, хорош уже! Ну? Я как будто порнуху смотрю! Хотя, Маринка, конечно, ничего такая. Да?

Лицо Димки залил густой румянец.

- Капец! Капец! Капец!

Он повторял и повторял одно и то же слово, будучи не в силах остановиться.

- Наконец-то… - выдохнул Бобер, - А теперь слушай меня внимательно, братан. Слушаешь? Тот список, который ты написал… Я его из твоей башки срисовал еще до того, как ты успел его на бумаге накалякать. Ты и сам того не осознавая, на подсознательном уровне, хотел пережить все, что загадал. И желание это настолько сильное, что оно тебя пугает. Настолько, что даже самому себе признаваться в этом боишься. Прячешь глубоко в голове, отмахиваешься, не замечаешь. В мозгу срабатывает нечто вроде системы защиты от перегрузки. Это как нос человека! Вот у тебя, как и у всех, из лица торчит нос. Правильно? Он достаточно большой, чтобы твои глаза его видели. И ты можешь в этом убедиться, если закроешь один глаз и посмотришь на собственный нос открытым глазом.

Димка закрыл один глаз и посмотрел, хотя и без того знал, что увидит шнобель.

- То есть, твои глаза очень неплохо видят нос, но мозг отсекает его изображение, и глаза просто перестают его видеть. То же самое происходит и с твоими желаниями. Точнее, с твоими самыми смелыми, самыми сокровенными желаниями. Заметь, я говорю не о желании сходить в туалет и отлить. Я о тех, которые кажутся несбыточными. Ты понимаешь, что они – эти желания - есть, ты понимаешь, что их попросту не может не быть. Ну, как можно не хотеть испытать положительные эмоции? Или купить хорошую машину? Или обзавестись собственным жильем? Хорошим жильем! Конечно, этого хочется! Но ты ведь не дурак! Верно? Ты знаешь, что никогда этого достичь не получится. Это же так сложно! Это же так страшно! Это же просто не-воз-мож-но! А если это страшно, сложно и невозможно, то зачем об этом думать? Для чего замечать? Нафига к этому стремиться? Проще жить, как живешь, плыть по течению. Так ведь? Вот ты и не подозреваешь о том, о чем на самом деле мечтаешь. А у тебя, братан, уж мне-то ты поверь, такое в буйной головушке зреет! Такое!!! Мурашки по коже!

Бобер одобрительно кивнул.

- И вот после всего, что я тебе сейчас рассказал… После того, что ты узнал обо мне… Вот скажи, как я мог от тебя отстать? Как мог не помочь? Ну?

Виноградов сидел за столом и пялился в одну точку.

- Эй! Муха! Теперь-то ты мне веришь? Теперь меня понимаешь? Эй! Ау!

Сообщение отредактировано servaly: Apr 23 2017, 13:54

[Хызыр]

Уважение автору, отличный психологический триллер.

[Василиск нск]

Ранее как-то пропустил Очень интересно и закручено, все подходит к раздвоению личности, в начале отмечал какие-то нестыковки, теперь все объясняется. Надеюсь на продолжение!
ранее читал и Омут в 1 варианте- +!

[servaly]

Признаюсь честно (хоть и стыдно такое говорить), подумывал забить на "Список" и не писать продолжение. Одна из тех работ, которые постоянно пробуксовывают. И дело не в сюжете вовсе и не в идее. Пенять не на кого. Во мне дело. И только во мне.
Но, блин, нельзя так.
Надо дописать.

[Василиск нск]

Спасибо за "ответственность за тех, кого приручили"!
Но, с другой стороны, Вы не обязаны тут себя выматывать, глядишь - муза оседлает и слог сам попрет.
Хотя интересно продолжение.
Удачи!

[VolnyjVeter]

Надо дописать.

Начал читать на одном форуме, продолжил на другом сайте, закончил здесь. Очень надеялся на продолжение, переходя каждый раз на новый сайт. Не могу знать точного количества читателей, уверен их немало, и все смогли прочесть только половину. Не буду напоминать, с чем сравнивают недоделанные приятные дела, скажу только что очень надо дописать.
servaly, удачи Вам и вдохновения!

[Матюха]

Однака оченя нада дописать пожаласта)))

[Ramblers]

Афтар. очень хочется продолжение.
С УВ.